Вставай, страна огромная

            О том, что война не застала советскую поэзию врасплох, говорят десятки стихотворных публикаций, появившихся в «Правде» в самые первые дни лихолетья. Стихи были написаны уже в первый день «годины испытаний», в первые её часы, а на следующий день со страниц газеты звали в бой. В первых шести номерах военной поры «Правда» опубликовала восемь стихотворений и песен поэтов различных национальностей нашей страны. Это «Присягаем победой» (23 июня) и «Песня смелых» (25 июня) Алексея Суркова, «Победа будет за нами» (23 июня) Николая Асеева; «В поход» Самуила Маршака, «Ми йдемо на бій» Павла Тычины, «Шалёного пса – на ланцуг» Якуба Коласа (все 24 июня); «Слово гніву» (25 июня) Максима Рыльского, «Тыла нет» (28 июня) Маргариты Алигер.

            Но характеристику русской советской поэзии на страницах «Правды», как нам представляется, следует начинать со стихотворения-песни Василия Лебедева-Кумача «Священная война», оказавшего большое влияние на развитие всей советской поэзии военных лет. 24 июня 1941 года со страниц «Известий» и «Красной звезды» оно звало к уничтожению «проклятой орды».

            Пламенные патриотические стихи композитор А. В. Александров окрылил музыкой, а «…26 июня утром,  - сообщила на следующий день «Правда», -  уже состоялось первое прослушивание песни «Священная война» на репетиции Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР». «И 26-го же вечером (или 27-го), -  читаем теперь в московском двухтомнике «Литературное наследство», изданным «Наукой» в 1966 году,  - состоялось первое исполнение «Священной войны» на Белорусском вокзале в концерте, данном Краснознамённым ансамблем для частей, отправляющихся на фронт. А. В. Александров не мог быть на вокзале к началу концерта, и «Священная» война» впервые была исполнена под руководством артиста ансамбля В. С. Любимова. Впечатление от песни было огромное. И слушатели, и бойцы плакали. Песня была исполнена ещё два раза – уже под управлением приехавшего А. В. Александрова».

           Песня стала символом эпохи. Она сразу выразила весь масштаб грандиозных событий, прозвучала голосом героической души народа в грозовую годину истории, предвосхитила развитие воинствующей боевой поэзии. Призыв В. Лебедева-Кумача проникнут верой в могучие силы своего народа – «страны огромной». Он звучит тревожной болью на трагической ноте, ведь сколько жертв сулит смертный бой с выдрессированным, механизированным варварством – фашизмом!

           Лозунгом, оружием борьбы поэт выдвигает «ярость благородную», и этот мотив откликается эхом в стихах ведущих поэтов войны А. Суркова, К. Симонова, М. Исаковского, С. Щипачёва, которые звали «простое сердце ярости учить», «уничтожать поганое зверьё, палить огнём, давить его машиной». Он отзовётся в статьях, очерках многих публицистов. В частности, А. Корнейчук в обращении к землякам «Гитлер – лютый враг украинского народа», напечатанном 17 июля 1941 года в «Правде», писал: «Встанем стеной, внуки и деды, вся Украина от малого до седого, встанем всем миром на ожесточённый бой с фашизмом, за свои земли, за свою славу, за свою свободу и честь».

           Стихотворение Лебедева-Кумача предвосхищает в советской поэзии тех лет тему войны справедливой, народной, а поэтому священной, где солдат гибнет не за грабительские интересы реакционных правительств, а за своё собственное достоинство и свободу, за счастье своих родных и близких, за справедливое общество, где возможно счастье всех его членов.

           Центральный образ стихотворения-песни – огромный, гуманный народ. Дело его правое, святое: он поднимается на бой с фашизмом, зная, что должен защитить от рабства всё человечество, отстоять его «пламенные идеи», он должен яростно уничтожать фашистскую саранчу, иначе она пожрёт все всходы на его мирных полях.

           В создании этого образа автор пользуется средствами простыми, без каких-либо стилистических фигур и украшений. Эпитеты, например, идут здесь от фольклора – поэзии народной, где они, как правило, постоянные: «бой смертельный», «сила тёмная», «орда проклятая», «поля просторные» и так далее. Вот тут-то и понимаешь, что главное вовсе не в поиске прикрас и «новых» слов, а в том, каким душевным теплом согреты эти слова, с каких поэтических редутов ведут они перекрёстный огонь по врагу.

           Сила этого стихотворения ещё и в его ритмике и мелодике, лаконичности и естественности пропорций, в суровости настойчиво повелевающей и, вместе с тем, клятвенной интонации. В инверсионности определений, являющихся сильными рифмами, в том, что главные ударные слова-глаголы, сложные сказуемые выдвинуты на первое место в стихе («Вставай, страна огромная…», «Дадим отпор душителям…», «Загоним пулю в лоб…», «Не смеют… летать», «Не смеют… топтать!»). Естественно, что вся энергия, волевой призыв стихотворения органически связаны с такими приёмами построения произведения.

           Удивительное влияние оказывало стихотворение-песня на сражающийся народ. Интересный рассказ о мобилизующем воздействии песни мы находим в книге                Н. Москвина «Партизанскими тропами», выпущенной Смоленским книжным издательством в 1961 году. Автор повествует, как в мае 1943 года особый партизанский полк «Тринадцати», действовавший в это время на территории Белоруссии, нанёс внезапный удар по железнодорожной станции Чаусы, которую защищал сильный вражеский гарнизон. В ходе жестокого боя народные мстители захватили вокзал и в одном из его помещений обнаружили радиоприёмник «Телефункен».

          - Настраивай на Москву! – крикнул на ходу одному из партизан командир батальона. В это время гитлеровцы успели прийти в себя после первого замешательства и развернули шальную контратаку, стремясь отбить помещение станции. Напряжённость поединка возрастала. И вдруг среди ночи, освещённой пожаром, в грохоте боя прозвучала могучая мелодия:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, 
Идёт война народная,
Священная война!

         Песня прорывалась в промежутках между разрывами гранат и пулемётными очередями, её не в силах были заглушить крики врагов. Партизаны усилили натиск и добились полного успеха. Н. Москвин  так заканчивает своё повествование:

         - Думали ли работники Московского радио, что они вместе с нами участвовали в том бою? Ведь это так и было: вместе с нами колотили немчуру поэт Лебедев-Кумач и композитор Александров.

         И. А. Спивак в книге «Советская поэзия периода Великой Отечественной войны в жанровом развитии» -  издательство при Львовском государственном университете, 1975,   с. 80 – пишет:

         - Первые же песни войны в значительной степени определили проблематику и жанровые особенности дальнейшего песенного творчества военных лет. Так, «Священная война» … положила начало песням, которые можно назвать героико-патетическими. Песня этого жанрового склада характеризуется особыми качествами: высокой идейностью, выразительностью и вместе с тем лаконичностью художественных средств.

         Всё правильно в этом высказывании. Нельзя только согласиться с первой частью определения жанра песни – героико-патетическая. Пафос, патетика – да! Есть они в песне, есть приподнятость духа. Но где в ней изображение героики и героизма? Даже в подтексте мы их не видим. Думается, не об этом шла речь. В песне звучит страстный призыв к защите Родины, к уничтожению ненавистного врага. Он пронизывает всё стихотворение. В этой связи, определяя жанр песни, мы бы назвали её не героико-патетической, как у цитируемого автора, а призывно-патриотической.

        Таким образом, «Священная война» Лебедева-Кумача, вошедшая в золотой фонд советской поэзии, стоит в самом начале развития поэтического искусства периода Великой Отечественной войны, предваряет в ней тему справедливой народной войны, тему Родины, является запевом «ярости благородной». Песня перекликается с поэзией, помещаемой в «Правде», и оказывает на неё прямое воздействие.

        Первые стихи в «Правде», как и «Священная война», призывные, клятвенные, императивные, подчёркнуто агитационные. В них проявились главные особенности советской литературы начального периода войны. Враг вероломно посягнул на нашу Родину – поэтические отклики рождаются по первому впечатлению от разразившейся войны, в них бушуют гнев и боль, они проникнуты патриотическими чувствами советских людей.

        Так, в стихотворении «Присягаем победой» Алексей Сурков даёт присягу Родине, клянётся от имени народа «смять фашистскую гадину в грозной, суровой борьбе». Автор обращается к Родине, чтобы она прислушалась, как «гулом наполнились степи и горы», как готовятся в бой лётчики, танкисты, артиллеристы, как «пехота в штыки на фашистов пошла», как несётся конница и выходят в море боевые корабли.

        Вместе с тем, поэт обращает внимание Отчизны на то, как трудится тыл: «сталь, созревая в мартенах, поёт», работает «в недрах забойщик», в поле – тракторы и комбайны. Снова от имени сынов народа обещает проучить «налётчиков в жарком бою», «бить фашистов, не зная пощады в борьбе». Поэт, уверенный в победе, прямо и смело глядит в будущее страны. Смело потому, что его дела, мысли, творческая работа всегда находились в состоянии полной слитности с душой народа.

        С началом войны Суркову не пришлось долго перестраиваться на военный лад, хотя его, как, впрочем, и других поэтов ждали немалые духовные испытания и творческие затруднения. Он был одним из тех писателей, кто задолго до войны уже готовился к бою с фашизмом.

        - Давайте не будем забывать,  - призывал он коллег на Первом Всесоюзном съезде советских писателей, -  что не за горами то время, когда стихи со страниц толстых журналов должны будут переместиться на страницы фронтовых газет и дивизионных полевых многотиражек. Будем держать лирический порох сухим.

        В этих словах Суркова звучат горьковские мотивы в решении оборонной темы.

        И всё-таки и Сурков, и другие поэты, прежде чем стать тем, кем они стали для своих воюющих соотечественников, прошли нелёгкий путь исканий, поисков своей «отправной точки».

        - В этом смысле, -  читаем в работе Н. И. Кандалина «Поэзия на войне», опубликованной в 1963 году в Учёных записках Московского педагогического института имени Крупской,  - небезынтересно то, что было создано нашими поэтами в первые дни войны. Обнаруживаются два принципиально разных подхода в выражении уверенности в победе. В одних стихах («Священная война» В. Лебедева-Кумача, «До свиданья, города и хаты»       М. Исаковского и др.) – стремление через тяжесть настоящего разглядеть грядущую победу, в других – попытки представить достижение победы так, как это мыслилось в некоторых довоенных песенках шапкозакидательского толка.

         Когда при налётах фашистской авиации и во времена атак гитлеровских танков умирали в огне многие советские города и сёла, при всём оптимизме трудно было читать, в частности, строки стихотворения Николая Асеева «Победа будет за нами»:

Вперёд   и без останова
Фашизм разгроми навсегда,
Чтоб это проклятое слово
Исчезло с земли без следа…

…Вперёд – и победа за нами…


            И всё же – стихи настраивали людей на борьбу с иноземными завоевателями. Они звучат то как призыв к уничтожению противника («Мы – сталинские друзья» Н. Асеева –     4 июля), то как боевой лозунг («Песня воскресника» В. Лебедева-Кумача – 18 августа), то как публицистическое обращение к родной земле, на защиту которой встаёт её народ («Ми йдемо на бій!» П. Тычины).

           Призывом к храбрости зазвучал новый вариант «Песни смелых» А. Суркова («Правда», 1941, 25 июня), в которой слова рефрена наполнились новым большим смыслом:

Смелого пуля боится,
Смелого штык не берёт.

           Поэт создал то, что могло противопоставляться трагедии первых дней войны. Однако её нельзя было сразу предотвратить.

 Стихи всё настойчивее звали советский народ к расплате, к уничтожению врага.