Папа

Папа

5 октября. Звонок. На мобильнике высвечивается далекий, но знакомый номер. Мама. Сердце екает. «У папы инсульт». «Мама, не паникуй. Рассказывай».

Ко мне в Питер только что приехала моя Катя и пацаны. У них школьные каникулы, и они сразу же рванули ко мне, застрявшему в долгой питерской командировке. Иду в контору. На работе вроде мысли потихоньку затолкали меня в рабочие дела. Нет.

…Вот мы идем с отцом по ночной дороге с рыбалки. Опоздали на последний автобус, и ни одна попутка не подбирает нас, грязных и безденежных, пока мы шесть часов идем ночью пешком. Папа смешно ковыляет в болотных сапогах, держа перед проезжающими машинами мятый рубль на вытянутой руке. У него натерло ногу. Он нет-нет, да скажет что-нибудь такое, от чего мне смешно до коликов в животе.

6 октября. «Давай номер, мама. Я поговорю с врачом». Звоню. «Ситуация тяжелая. Обширное кровоизлияние. Операция? Не знаю, возьмутся ли».
 
…Мы едем с папой на машине. Он очень поздно получил права и только лет в 50 смог купить машину. Он за рулем. Как ребенок любит рулить. Радуется. На проселочной дороге вдруг резко тормозит. Нас толкает вперед. Машину обгоняет заднее колесо. «О-е!» - говорит папа, провожая его взглядом. Он ставил сегодня колеса и забыл закрутить гайки. Я минут пятнадцать не могу дышать от смеха. Папа, обижено глядя на меня, просит: «Маме только не говори».

7 октября. Утром собираюсь в контору. Снова набираю больницу. «Здравствуйте, я из Петербурга звоню. Сын. Хочу узнать самочувствие». «Все очень плохо. Операция невозможна. Первая половина мозга не действует. Вторая половина страдает от давления первой. Есть еще подозрение на рак легких. Вероятно, уже пошли метастазы. Он в коме. Один-два дня. Наше оборудование тоже не беспредельно». Слова как гвозди. «Мама, я вылетаю». «Зачем? А вдруг потом на похороны надо будет…?» «Еще раз прилечу». Говорю Кате и детям, чтобы собирались, выхожу на улицу и иду в офис. Надо скачать файлы, сказать кому-то что-то. Двадцать минут пешком туда, десять там, двадцать назад. Иду по Кирочной улице. Звонит мобильник. Слышу мамин голос: «Умер папа». «Что?!» Я ведь не слышу. Не хочу слышать. Машины шумят. «Я вылетаю, мама».  Иду зачем-то дальше на работу. Скачиваю файлы, говорю кому-то что-то. Звоню генеральному. Сообщаю, что у папы инсульт, и что я срочно вылетаю на Урал. Иду домой.

…Папа стоит внизу на перроне и курит. А я в тамбуре. Автоматические двери электрички вот-вот закроются. Мне страшно, и я ору, чтобы он заходил. Он смеется: «Успею, не кричи. Иди в вагон к маме».

Мы в Пулково. Перед нами хорошо одетый небритый мужчина. Кассирша дает ему какие-то бумаги. Он начинает их заполнять. Кассирша скучающе смотрит в сторону. Я пододвигаюсь к окошку: «Можно спросить?» Мужчина недовольно поворачивается боком. «Какой ближайший рейс до Москвы?» «Через тридцать минут». «А можно взять билеты?» «Нет». Кассирша минут сорок оформляет билеты на следующий рейс. Она тыкает пальцами в клавиатуру, что-то распечатывает, снова тычет в клавиатуру, смотрит на монитор. Я чувствую, что внутри что-то давит. Собирается очередь. Да что же она так долго!? Молчу, терплю. Еще психанет, и что-нибудь опять у нее там не срастется в компьютере. «И мне еще один билет от Москвы до Магнитогорска. На сегодня». «Вы не успеете. Вам из Домодедово еще до Внуково надо ехать». «Успею, оформляйте». «Одиннадцать тысяч». «Мне до Магнитки только один». «Я знаю. Других билетов нет». Опять она тычет своими пальцами в клавиатуру и смотрит в монитор. Наконец мы вчетвером идем на регистрацию. И там две тетки начинают что-то тыкать в компьютере и переговариваться: «Нет мест. Проверь еще». Звонят куда-то. Там не отвечают. Чувствую, как у меня горит грудь, уши и лицо. Что же это сегодня? Все против меня? Наконец мы в самолете. Пацаны радостно щебечут и спорят из-за места у окна. Взлетаем.

…Звонок в дверь. Я бегу открывать. Заходит папа, шумный и веселый. Вернулся из командировки. Сумка полная конфет. Праздник.

Вот я дома. Мама, младшая сестра Оля, старший брат Сергей. Он недавно приехал. Ехал целый день за рулем и с головной болью лег спать. Встал. Мы сидим на кухне. Разговариваем. Они уже наплакались вволю. Теперь вроде ничего. А я не плакал. И не хочу. Долго не ложимся спать. Как-то рядом хочется побыть.

 …Мы с папой кроем крышу дома. Я на самой верхотуре. Он внизу. Я недавно вернулся из армии. Сил полно. Дури тоже. Прыгаю на конек и переваливаюсь на другую сторону крыши. Хватаюсь руками за планку. Подтягиваюсь и залезаю обратно на конек. Смотрю вниз. Папа бежит. Он потерял меня из виду, когда я скрылся с другой стороны крыши. Думал, что я упал вниз. Вот и обежал дом и смотрит. Я сижу, как ни в чем не бывало. Он грозит мне кулаком. Глаза испуганные. «Ну, Димка!»

Хожу по квартире туда-сюда. Не могу остановиться. Приходят люди. Вот дядя Валера, папин брат, тетя Таня, двоюродные брат Дима и сестра Наташа. Вот тетя Аня, тетя Люда… другие. Мы с Олей едем в морг, в ритуальное агентство, в ЗАГС. Ночь плохая. Сначала долго не могу уснуть. Затем просыпаюсь с головной болью. Половина пятого. Встаю. Боль немного стихает. Прохожу в кухню. Сажусь в темноте у окна. Жду, когда все проснутся. Во второй половине дня люди потихоньку собираются к дому. Мы с Олей идем в морг. Там уже стоит катафалк с пустым гробом. Вывозят папу. Он бледный. Голова покачивается на поворотах. Я протягиваю нательный крестик и очки, чтобы их положили в гроб вместе с ним. У дома полно людей. Подъезжает катафалк. Выносят папу. Рядом стоит мама. Сергей держит ее под руку. Они плачут. Оля. Многие плачут. А я нет. Я больше смотрю на маму, на Сергея, в землю. Подбегают какие-то пацаны. Им интересно. Один, самый любопытный, пробивается ближе и во все глаза смотрит на папу. Я даю команду ребятам из ритуальной службы. Пора.

…Мы с папой вдвоем в Ташкенте. Приехали в гости к дяде Юре и ходим по городу. Красиво. Арыки вдоль улиц. На каждом углу автоматы с газированной водой. Жара. Заходим в столовую. Я капризничаю. Не хочу есть. Папа берет большую тарелку с лагманом. Садимся за столик. Лагман душистый, горячий, с зеленью и перцем. Папа вдыхает аромат, крякает от удовольствия, встает из-за столика. «Пойду за хлебом. Только не ешь. Вкуснота». Уходит. Я пробую бульон. Потом лапшу. Вкуснота. Съедаю все. Приходит папа. Улыбается. Идет в очередь за второй тарелкой.

Мы на кладбище. «А теперь близкие родственники». За спиной в голос плачет Наташа. Мы подходим по очереди к папе. Я наклоняюсь. Касаюсь губами холодного лба. Шепчу: «Прости меня». Камушки стучат и падают вниз. Постепенно вырастает холмик. Его обкладывают венками. Ставят деревянный крест. Плакать не хочется. Давит в груди только. Едем в кафе. Пищит мобильник. Смотрю, кто звонит. «Папа». Секунду в оцепенении гляжу на трубку. «Але». «Дима, где вы? Мы уже все в кафе». Голос Оли. Папин телефон у нее теперь. Подъезжаем. Рассаживаемся. Люди тихо переговариваются. Я предлагаю выпить и помянуть. Выпиваем. Едим. Надо сказать речь. Надо. А что? Встаю. Начинаю говорить: «У меня было счастливое детство… Папа был легкий человек, веселый…» Знаю ведь, что слов много, очень много. Но все они предательски разлетаются в разные стороны. Воздух заканчивается в груди. Горло перехватывает. Понимаю, что речи не получится. Думаю, как же что-нибудь произнести. Говорю уж совсем бессмысленное: «Он заслужил нашу любовь» и торопливо сажусь. Закрываю лицо руками. Слезы выскакивают-таки и быстро обжигают глаза. Оля успокаивающе гладит меня по руке. Почему заслужил? Любовь ведь не требует заслуг. Она просто есть.

… Я приехал в гости к родителям. Давно не был дома. Мама хлопочет. Папа как всегда подшучивает над ней. Мы с Катей потом гуляем по родному городу. То да се. И вот уезжаем обратно в столицу. Прощаемся на пороге. Папа обнимает меня. Прижимается своей колючей щекой, тихо говорит: «Я люблю тебя». Я удивлен. Никогда не слышал от него ничего подобного.

На следующий день мы едем к папе, а вечером с мамой и Сергеем в гости к дяде Валере. Смотрим футбол. Наши играют отборочную игру с немцами. Мы шутим, говорим о всяком. Я отчаянно болею. Всем смешно из-за этого. Наши проигрывают 0:1. Идем домой пешком. Утром Сергей уезжает. Мы с мамой заказываем заочное отпевание, едем снова к папе. Ветер. Я осторожно высыпаю на холмик землю из храма. Мама спокойна. Уже не плачет. На следующее утро улетаю и я.

Прошло несколько дней. Питер. Утро. Суббота. Пять часов утра. Просыпаюсь. Включаю компьютер. Печатаю «Папа». Начинаю писать вот это. По моему лицу беспрерывно текут слезы. Не могут остановиться. Они дождались своего часа. 

…В армии я уже целый год. Украина. Вот вырвался в увольнение. На почтамте объявляют: «Магнитогорск. Вторая кабинка». Радостно влезаю в кабинку, снимаю трубку. За тысячи километров папин голос: «Живой? Чирикаешь? Давай, Димка, держи хвост пистолетом!»
Держу, папа, держу. Прости. Ведь я так и не ответил тебе тогда. Слышишь меня:
- Я тоже очень люблю тебя.

17.10.2009