Истории Данилова - Рукопожатие

Памяти Данилова Дмитрия

    Всегда будет что-то.
 
    Всегда будет что-то.
 
    Чего-то не хватать, как последний глоток воздуха: вот не до дышал, не до сказал… Ещё десять минут, одна секунда, миг, и что там ещё - разбитое на множество щелкающих недоуменно язычком выдуманных подмножеств.

    Нейроны… Протоны…

    Вздрогнул лицевой мускул…

    Песок сыплется…

    Уходят друзья… Песок сыплется неумолимо между пальцев… Уходят, так и не успев сказать главного  в твоей жизни, а может и не захотев – у каждого ведь свой резон. Но сам резонанс таких редких встреч… Он придает силы. Гармонии сплетаются в тесный узел, в косы стремительных, как блики солнца на воде, воспоминаний. Воспоминаний, которые падают на тропы твоего опыта…

    Но встреча с каждой такой песчинкой серебрила глаза своим чудодейственным светом… Свет! Он здесь, как и в любой театральной постановке, немало сам по себе. Но это какой-то особенный свет. Запредельный. То ли из детства, то ли ещё откуда раньше…

     Когда по веревочной лестнице, невзирая на прошедшие круги, ты опять зачем-то в поисках чего спускаешься из облаков. Чтобы сделать свои первые шаги в новом круге старого мира…
 
     И вот уже стёрты пальцы в кровь. Белоснежные райские облака далеко впереди – над тобой и, чу… там показалось что-то салатово-зеленое. Яркое изумрудное… Потом, где-то совсем рядом, такое же яркое синее…

    Еще одна незримая мера времени. Малая величина. И ты опять в мире эмоций и страстей. Тебе надо это и ты опять пришел… За этим своим поиском. Безо всего. Без лишнего груза… Босиком по траве, гальке, песку, земле, теплой молотой пшенице, холодной прточной речной воде…
Дима позвонил месяца три назад. Голос уже не был таким бодрым как раньше. Болезнь неумолимо побеждала. Но душа не была сломлена. Все также была прозрачна и удивительна…

    А потом его не стало… Никто не сообщил эту новость. Потому что, наверное, смерть в этом мире уже не новость. Просто не стало рядом в пространстве, куда были допущены очень  немногие еще одного замечательного доброго хорошего человека.

    Я как-то странно все почувствовал. Стал звонить ему долго на домашний. Изо дня в день. Урывками конечно. Не методично. Своих забот было выше крыши. Но все равно было как-то не по себе.
 
     Долго телефон Дмитрия не отвечал. И только на днях чужой незнакомый голос молодой женщины сообщил мне внезапно в трубку телефона: Димы не стало…
 
     Не стало совсем недавно. 7 апреля Дима ушел. Так и не успев... Не до звонив. Что-то не досказав…

     Помню, начали работать с ним еще в маленькой небольшой страховой компании. Это был мой первый опыт работы в страховании вообще. А вот Димка уже намыкался перед этим…

     Ну да годы были молодые.. А какие еще они, эти наши годы-то? Они у нас всегда молодые. Это вон мы старимся и паримся…
 
      В общем старались посмешить друг друга от всего сердца… Ведь светлого и смешного так мало на самом деле… Да и за Свет платить надо.  А по нынешним временам счета то не маленькие выходят…

     Вот случай забавный был.

     Компания у нас была совсем маленькая. Ну, малюсенькая така компаша у нас была. Вернее даже не у нас. Мы там наемниками работали. А у нашего шефа-прохвоста… Деньги профсоюзиков, еще советские родные, в него вложили. Да, малость, просчитались. Они бы уж сразу их съели или закопали, да квасом бы сверху залили… Авось денежное дерево и пробилось бы через тупость…
 
     Ну, так вот. Компания, еще раз оговорюсь, мала была по столичным меркам… А вот помещеньице–то снимала в огромном крыле пожарной московской службы, с таким же, почти туннельным, широченным коридором.

     И вели из того коридора всего две дверки. Одна, соответственно в несколько рабочих комнат с туалетом для персонала. А другая, соответственно, в сектор руководства. Там у нас разместилась, уютненько так, конторка бухгалтерская. Юрист, иже она же – замгенерального Почтовик Надя. Ну, да и, в соседнем кабинетике, сам ОН – кибернетик от докторского, те врачебного, диплома… Он ведь на самом деле врач был - не директор вовсе. Ну да шутка случая…

     Вот однажды попёрлись мы, как бы это помягче выразиться. А, да вот слово придумал – «посс..оображать» уединенно. Ну и столкнулись - лбами не могу сказать, с Димкой. Выше он меня в полроста был, но тем не менее. Ну и стали прикалываться. Расшаркиваемся, прям как в фильмах причудных французских из жизни ихних королей… Уступаем так сказать друг другу первенство.

     Туалет то всего один для обычных нормальных людей там был. Вообщем минут этак пятнадцать зависли. Пару дам даже без очереди пропустили. В конец совсем устали с ним от любезностей таких чрезмерных.

     - Всё, говорю, - Димыч! а то случай ща страховой случиться. Иди первый, а я к врагу на территорию пошел. Може проскочу в президентский туалет нахаляву.

     Так и порешили. Димыч в общем ужом проскочил туда куда  и стремился до этого. А я, сделав морду кирпичом, в администрацию подался. Видать еще тогда тенденция прослеживалась. Поначалу все шло как по–маслу: в туалет то я проскочил незаметно. А там чего только не было… По временам тем пустеньким. То есть почти ничего, но бумага, в отличии от нашего, таки была. Нежная такая. Пушистенькая.

      И тут, друг родной, забыл я еще одну пикантность выставить. Словом малость невинную, но важную больно. Из-за нее, из этой малости и рассказ этот начал рассказываться…

      Дело в том, что затеял кто-то из наших административных работников ремонтик в туалетах небольшой. Ну, а чтобы  счастью такому случилось быть, стенку-то между таулетами разобрал . Да и трубы, видать, менять стал. Так разобрал, что если картонку снять со стенки, то друг друга как в «3д» кинотеатре становилось видно. В полный рост, так сказать. Громадьё всего тебя…

      В общем, конечно, мы картонку ту сняли и стали с Димычем прикалываться. – Здоров, мол, друг! Как дела! Как там поживаешь! все ли нормально! - Да громко так еще ржать с ним стали.

      В это время, для нас абсолютно светлое, а для кого-то ну совсем подлое, Почтовик вдруг слышит какие-то голоса сверху. Подняла голову к потолку. Вроде почудилось. Нет! Опять голоса. Понять ничего не может. Вышла в предбанник перед туалетом. Слышит - действо там разворачивается… Ужом подкралась к двери туалета и, затаив спертое дыхание, стала тревожно  вслушиваться. И слышат она те самые голоса. А там, за дверью туалета кто–то ржет, как конь молодой. Гогочет нечленораздельное через стенку…

     Ну, в общем, струхнула старуха. Бывает ведь так! Ей тогда всего лет сорок было. Ну, видать, некоторые женщины сразу старухами рождаются. И заспешила. Пулей метнулась к телефону. Трубку схватила… Она у нее даже поначалу выскользнула…

      Короче, звонит в неотложку. Скорую вызывает. Тут, вдоволь наржавшись с Димычем, и, еще раз напоследок пожав друг другу руки, мы выскочили из смежных туалетов по разные стороны жизни.
 
      Смотрю! Надежда стоит, вся совершенно белая – лица на ней нет. Шепчет чего-то в телефон.
 
      Я смотрю на неё. Там без «Рояля» невозможно смотреть было. Больно страшная девочка уродилась. Не ну не ведьма конечно. Хотя... Кто знает.Кто знает.

      Для тех кто не знает - «Рояль» это спирт такой. Повсеместно употребляя-лся тогдашним народом.

     Я, ласково ей так, говорю, - а чё вы делаете то тут?
 
     Она, совсем упав духом шепчет, - Саша, не подходи! Ща врачи приедут,  всех вылечат.
 
     Я ей опять ласково, - трубку, Надя, положи, давай!

     Она тут орать начала, - не положу и все!

     Впрямь, и не останавливай ее. Действительно, уже «скорая» нужна человеку, как воздух…

     Тут Димыч, услышав или инуитивно почувствовав, что что-то происходит, подскочил. Объяснять все стал. В общем, схватили мы с Димычем Надежду на руки. Она от страха совсем как-то обмякла и поникла. Поднесли к туалету и показали ей дыру в пространстве, через которую так увлекательно за минуту до этого трепались…

      Только тут до нее всё дошло. Что все люди братья и, что еще лучше, все в здравом рассудке. А скорая все ж таки приехала и успокаивающий ее вколола . Куда? Да не знаю я. В жопу, наверное. Там в голову колоть было нечего. Мозгов не было, куда колоть. Кость одна.