Ауфидерзейн, Мольтке!

          "Все пути ведут в никуда, но у одного
        пути есть сердце, а у другого - нет..."
        (К. Кастанеда)               


               

   
        26 июня 1944 года. Раннее утро. Паутина облаков затянула небо. Местность где-то под Витебском. Стрелковая рота гауптмана Мольтке удерживает высоту. Сидит в окопах, вырытых русскими  ещё в начале войны. Неуютно в чужих окопах сидеть, тоскливо. Но деваться некуда. Сидят. Внизу – клочки тумана цепляются за высокую траву.
        Гауптман Мольтке - везунчик. Два года провёл в штрафной роте и остался жив. 17 декабря 1941 года он нарушил приказ фюрера не отступать, и военный суд, заседавший в городе Брно, заочно признал его виновным. Бросали роту на самые горячие участки Восточного фронта. Под Курском гауптман получил осколочное ранение в голову и на полгода выбыл из строя. После ранения у него стали наблюдаться кратковременные провалы в памяти. Он забывал имена командиров взводов. Он путал их звания, хотя все три были лейтенантами. Он забывал, зачем ему полагается лошадь и конюх. Сколько в роте миномётов и противотанковых ружей. Однажды он вдруг забыл, с кем они воюют, и ему пришлось выяснять это очень осторожно у старшины роты – оберфельдфебеля Шульца - с помощью наводящих вопросов.


                *****

        ...Родиной гауптмана была маленькая деревушка в Центральной Германии. Все её жители работали на местного помещика. Отец Мольтке, школьный учитель, принадлежавший к так называемой «деревенской аристократии», воспитывал сына  в духе «прусского солдафонства». В семь лет младший Мольтке уже знал, что Версальский договор был позором для немцев, что у Германии несправедливо отняли пятнадцать процентов территории и что врагами её являются «лягушатники», социалисты и коммунисты. Война казалась ему тогда весьма привлекательным событием, особенно - будущая война с Францией, благодаря которой будет восстановлена поруганная честь Германии. 
        В тридцать третьем, когда к власти пришли "наци", жизнь в школе, где учился Мольтке, радикально изменилась. Старых учителей заменили новые в форме СА. Классы переименовали во взводы, директора - в штурмфюрера. Все учащиеся получили коричневые рубашки, такого же цвета штаны и чёрные шейные платки, как в «гитлерюгенде». Распорядок дня в школе стал плотнее и жёстче. Подъём – в шесть, с восьми до двух – изучение общеобразовательных предметов, с двух до семи - стрелковая подготовка, марш-броски, строевые смотры, чистка оружия и занятия по идеологии. Отстающих в выполнении учебной программы безжалостно исключали. Люди из СС, обмеряя тела и головы учеников, присваивали им расовые категории, которых было девять. Первую, «германскую», Мольтке не получил, удостоившись только «третьей».
        Впервые он почувствовал себя человеком второго сорта...


                *****

        -За родину! М-а-а-а-а-ть! – зычно кричат внизу.
        Это русские поднимаются в атаку. В перебежке мелькают густые цепи. Озорно повизгивают пули.
        -Ур-р-а-а-а!
        -Feuer! – приказывает Мольтке, тряхнув большой угловатой головой.
        Завыли пулемёты. Затрещали автоматы. С присвистом заухали тяжёлые ротные 81-миллиметровые миномёты. Прыгающие осколочные мины заставили противника вжаться в землю у подошвы холма.
        Ударила крупным калибром русская артиллерия. Шум, грохот, песок на зубах, комья земли бьют по спине, крики, стоны, клубы дыма.
        Мольтке берёт бинокль. Шарит стёклами Цейсса по русским позициям. Видит за деревьями, у обугленных скелетов деревенских домиков, людей в чёрных бушлатах.
        -Чёрт! – восклицает Мольтке. – Was fuer einschrecklicher Tag! Морская пехота! Этого ещё не хватало!..
         Мольтке запомнил «чёрных дьяволов» со времени боёв под Одессой. Отличались они невероятной, бешеной смелостью, превосходящей все мыслимые пределы. Ноги у гауптмана холодеют. В животе начинает перекатывать. Он связывается по телефону с командиром полка. Докладывает:
        -У меня на правом фланге морская пехота русских.
        -В каком количестве?
        -Не менее батальона.
        -Готовятся к атаке?
        -Да.
        -Пока ничего не предпринимайте.
        Мольтке и не собирается ничего предпринимать. С морской пехотой лучше дела не иметь. С ней шутки плохи. В плен их, кажется, запрещено брать. И они платят той же монетой... Гауптман вынимает из нагрудного кармана фотографическую карточку семьи, напряжённо всматривается в изображение. Затем переворачивает, читая шутливую запись, сделанную женой: «Дорогому Вильгельму от фройляйн и фрау Мольтке».


                *****

         В отличие от Мольтке, командир полка полковник Шварц был несказанно рад появлению советской морской пехоты, и вот почему. В конце декабря 1941 года под Феодосией он впервые столкнулся с ними в рукопашной схватке. Тогда он командовал взводом, и взвод его погиб начисто, все 6 унтер-офицеров и 42 солдата, а ему самому штыком пропороли бок.
         Всю войну Шварц искал возможности расквитаться с «чёрной тучей». Но удобного случая не представлялось. И вдруг, как гром среди ясного неба, невероятное сообщение от командира роты Мольтке: морская пехота! So ist eine Ueberraschung! Вот так сюрприз! Полковник взволновался чрезвычайно. Всё складывалось как по писаному. В голове тут же родился коварный план мести: отдать матросам высоту, и затем обрушить на неё всю мощь стволов полковой артиллерии. Ровно через полчаса он устроит «русским тельняшкам» кровавую баню!
        В планы свои полковник решил никого не посвящать. Тем более – Мольтке. («Этот склеротик обязательно что-нибудь перепутает».) Поэтому в трубку полевого телефона он сказал лаконически:
       -Отступите к третьему ярусу окопов. Исполнять немедленно.


                *****

       Исполнили. Отступили. Залегли. Ожидают. Пять, десять минут.
       Цейсс  галлюцинирует. Матросов и близко не видит.
       -Где же морская пехота? – размышляет Мольтке вслух, вонзая в увеличительные стёкла исключительной резкости взор.
       Никто его не понимает. Впрочем, Мольтке и сам себя не может понять.
       Чертовщина какая-то! Пропали «чёрные дьяволы», как сквозь землю провалились!
       В фокусе его бинокля неожиданно соткались три танка «Т-34» и один «ИС-2» с копошащимися рядом с ними экипажами в чёрных комбинезонах. Гм… Неувязка вышла, да...  Вот, оказывается, кого он за матросов принял! «Mein Gott, was fuer Alpdruck ist es»! Кошмар!
       Мольтке облизывает сухие, потрескавшиеся губы. Теребит старомодные, подкрученные a la Бисмарк усы. Дикая мигрень с утра разрывает ему голову. Не даёт сосредоточиться. Он ждёт ещё немного, морща лоб. Мутная каша заварилась, нечего сказать... Докладывать полковнику или нет? Он решает не докладывать. Зачем? Он совершил ошибку, он же её исправит. Мольтке отдаёт команду, и все сто шестьдесят человек (за исключением раненых) короткими перебежками возвращаются в окопы первой линии обороны.
       Через мгновение всех их накрыла собственная артиллерия. Хорошо накрыла. Качественно. Со знанием дела,  по-дружески.  Не оставив никакой надежды на спасение.


                *****

       ...Но! Судьба ещё раз подставляет Мольтке плечо. Он - единственный, кто выжил после артудара. Контузия и лёгкое ранение в ногу – не в счёт. И ещё одна новость. Он попадает в плен. Война для него завершилась. Начинается расплата за прошлое. Расплата тяжёлым, грубым трудом, дикой суровостью лагерной жизни. Её он хватил вдосыть...
       В 1949 году, с тридцатью марками в кармане, Мольтке вернулся на родину. Нашёл семью, осел в Берлине. Устроился на работу переводчиком. Получил предложение продолжить образование в академии управления. Так в его жизни ещё раз появилась основа. Впереди замаячили новые горизонты...
       Впрочем, на этом везение бывшего гауптмана заканчивается.
       В июне 1953 года Восточную Германию охватили волнения в связи с повышением норм рабочей выработки. На подавление выступлений были направлены советские войска. Возвращаясь из магазина, Мольтке стал жертвой случайной пули.         




1997