V часть. Глава 6. Сестра короля Еона

     ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
     ЧАСТЬ V. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

     ГЛАВА 6. СЕСТРА КОРОЛЯ ЕОНА.

    Аарн и Аня встретили нас на берегу, усталые, но счастливые.
    - А чего вы смурные какие-то? – крикнул волшебник издалека.
    Рики и Лала, сделали последний кружок по лесу между стволов, дабы скрыться с глаз любопытных граждан, могущих прибежать к месту посадки неопознанного летающего объекта. Теперь они приземлились впереди нас, и девчоночка сказала Аарну:
    - Мы были сама тактичность. Мы начали издалека, как ты и велел. Вообще сначала близко не подлетали.
    - Да, я понятия не имею, чего Хрот так остолбенел, - добавил Рики.
    Аарн счастливо улыбался. Аня смеялась и махала нам. Чувствуется, эти двое подружились. Хотелось верить, что всё и вправду хорошо.
    Одежду и обувь, в которых мы ходили на штурм, Лёка велел сжечь на костре, не приближаясь к судну. Это значило, что мы лишимся тёплых вещей, но Малёчек был неумолим. Он сказал, что ночи уже тёплые, дни и того теплее, а не хватает, чтобы у новорожденного мальчика от всех этих Коркиных забав повыпадали зубы.
    - Какие зубы? – я покрутил пальцем у виска. Но не спорил. 
    Малёк бросил в огонь даже новый блокнот, вырвав только страничку с эскизом загадочного клейма. Аарн принёс нам во что переодеться. Аня принесла только Лёке, а потом они воспользовались моментом, чтобы посидеть на камушке и поцеловаться. Даже Мадина уже сказала, глядя на них:
    - Ну никогда даром времени не теряют!
    Мы с мылом вымылись в ледяной воде Някки выше впадения в неё речки, протекающей по жутким местам. Листы из описания процесса обрызгали лекарством, вложили внутрь текст молитвы и завернули в три слоя брезента. Аарн напоил нас этим варевом, которое приготовил в наше отсутствие, и даже опшикал нас из пульверизатора для дезинфекции. Не знаю, нужны были такие меры или нет, но мы применили всё, что в голову пришло. Замёрзли от всех процедур невозможно как. Зато потом мы были допущены на борт, и нам сквозь щёлочку приоткрытой двери показали спящую Терезку и новорожденного мальчишечку в одеяльце, купленном для него ещё осенью мной и Натой.
    - Какой миленький, - лопотали мы и поздравляли счастливого папашу. Но внутрь неугомонный Аарн пустил только Хрота.
     Всё-таки такое большое напряжение не прошло даром для нашего рулевого. Мы нашли его крепко спящим за не убранным с палубы столом и бережно переместили куда положено.
     - Я сейчас. Отдохну капельку… - бормотал Аарн, засыпая вновь.
     Но было уже ясно, что в Някку мы сегодня не двинемся. Просто не было сил. Нашим с Петриком товарищам нужен был ещё хотя бы один день отдыха, Терезке тоже надо было дать хоть чуть-чуть прийти в себя. Даже мы с Чудиком устали всю ночь мерить такие большие расстояния – что уж говорить об остальных. Короче, вся команда завалилась спать, и спала, как вчера, почти до вечера.
    Те, кто проснулся раньше, наблюдали из-за скал, как по мосту из Катиты и обратно сновали военные и полиция. Похоже, они только этим и занимались весь день. Мост был перекрыт с целью не допустить горожан в опасное место, усадьба, скорей всего, оцеплена. Большого переполоху наделало обнаруженное нами производство. Лала, оглядев с высоты родные места, уже не горевала о потерянном доме, а строила планы, как будет жить с нами в Някке.
    - Буду играть с кем хочу, - мечтала она. – С вами.
    Мы высказывали предположения: скорей всего, теперь здесь следует ожидать приезда самого короля. А что сделают Корки? Бросятся заметать следы преступления? Нам до Някки дня полтора пути, верховые с вестью доскачут за…
    - Дикие люди! – ужаснулся Петрик. – Вы забыли о телеграммах?
    Да, забыли. Когда изобрели телеграммы? Вот только что, полутора лет не прошло.
    - Голубиная почта, - многозначительно сказал наш стратег. – Я видел, как кто-то выпустил вчера голубей и погнал их в темноту.
    - Вот чёрт! Значит, Корки уже знают?
    - Мне надо в Някку, - завёл свою песню Петрик, а я, конечно, подпевал. 
    Как не подпевать? Каждый из нас очень хорошо расслышал, что всё заводское начальство со всеми Коркиными шустрыми, прикормленными ребятами внезапно снялось с места и, не потрудившись отдать распоряжения о дальнейшей упаковке своего имущества, унеслось в столицу. Каждый из нас понимал, что это может значить.
    Но, как ни крути, теперь с якоря можно было сниматься только утром. Появление у нас маленького ребёночка заставило стать осторожней. Мы ужаснулись пройденному «Комариком» пути. По Някке, вздувшейся от растаявших на севере снегов. Перед лицом новой опасности, поджидающей нас на большой воде - началом весеннего сплава.
    - Больше никогда! – сказала даже Ната. И она сама пообещала мне оставить после свадьбы опасное дело речника. Раньше я не мог этого от неё добиться. Хотя, особо и не настаивал, понимая, что всё равно не добьюсь. Теперь растерялся, удивился, испугался и залопотал что-то о том, что если ради меня – то вовсе мне не надо таких жертв, но я рад.
    Кажется, с рождением сына Терезки и Хрота мы стали разумней и взрослей. Кажется, буйная безрассудная юность стала сдавать свои позиции, уступая молодости, чуть более восприимчивой к голосу рассудка.
    Я не берусь судить своих близких за решение ради нас с Петриком сплавляться по рекам. Но у меня душа уходила в пятки и дрожала там, когда я думал об этом, когда представлял вокруг «Комарика» только что тронувшийся лёд, глядя на несущиеся по воде мимо нашей бухточки брёвна драгоценного белолиста, тяжеленного, с зеленоватой древесиной ореха иргена, стволов красных сосен и других деревьев.
    Сплав – это серьёзно. Лесорубы пользовались ранней весной на севере и торопились к началу навигации.
    - Послушайте, - сказал я своим друзьям, - вы понимаете, какая это опасность? Похуже льда, наверное.
    - Мы бы успели, - заикаясь от ужаса, пропищали они. - Если бы не эта остановка, мы бы успели до сплава. Мы уже сейчас были бы в Някке.
     Я, повзрослевший, сказал под умоляющим взглядом Петрика и повинуясь собственной тревоге: ладно, я берусь, как волшебник, раздвинуть всю эту беспорядочно мотающуюся по воде древесную неподъёмную массу. Сказал, что обеспечу «Комарику» проход по свободному от брёвен фарватеру, если только Ната будет показывать мне, где он, этот фарватер. Отоспавшийся Аарн хмыкнул и покачал головой. Задавака. Не верил, что я справлюсь.
     Но, как я уже говорил, приходилось отложить начало последнего рывка на утро. Если у кого-то ещё оставалась надежда двинуться в путь ночью, её развеяла погода. На планеты-сёстры набежали тучи, тёмные и тяжёлые, начал накрапывать дождь. По этой причине решено было трогаться на рассвете, и никак иначе. Всё должно быть хорошо видно. Даже Аарн сказал, что не возьмётся вести судно в тёмную ночь во время сплава. Нет.
     Очень нервировал несчастный вид Инары и Кохи. Девушка твердила о том, что ей снова надо принести жертву и стать немой. Может быть, даже покинуть нас – представляете! Кохи переживал безмерно. Петрик нервировал не меньше тем, что строил планы о том, как они обратятся к королю – и тот быстренько решит эти проблемы. Решил же он проблему Лалы Паг. Лёка, который, вроде бы, ещё мыслил здраво, ехидно усмехнулся и спросил:
    - Что это ты, Чудилка, так на государей надеешься? За последний год они хоть раз оправдали твоё это бесконечное доверие и надежды эти твои?
    Смутившийся под его взглядом Петрик, потупился и тихонько ответил:
     - Наверное, не совсем. Но это всё равно.
     Малёк сочувственно похлопал его по спине. 
     Мы все уселись возле костра вместо того, чтобы собираться. Что там собирать-то? Пелёнки только да стол с палубы убрать. Стол запретил убирать Петрик. Он бился над проблемой, как сделать его самособирающимся и, соответственно, саморазбирающимся. Мелкий – мелкий дождь то принимался моросить, то затихал. Мы упорно не уходили с берега. Красавчик время от времени прогонял Чудилу от стола, угрожая ему мокрым полотенцем, но предмет мебели приманивал Петрика, как конфетка ребёнка. Он не успокоился даже тогда, когда получил сосновой ножкой по макушке и полотенцем по спине. Аарн, полный любопытства, кружил рядом, ловил непокорную столешницу и строил предположения насчёт того, уцелеет стол или развалится в результате Чудилкиных упражнений.
    - Оставь стол в покое, заколдуй лучше пелёнки, чтобы они сами стирались, - крикнула Ната.
    - Ни за что! – откликнулся Чудила. – Очень нравится мне наблюдать за Хротом. В старости, греясь у печки, стану рассказывать внукам, как великий учёный Хрот Корк стирал подгузники.
    - Ничего, я заколдую тебе кусок мыла, - пообещал я будущей знаменитости.
    - Не надо волшебных штучек! Я уж как-нибудь сам! – испугался Хрот. А Красавчик сказал Чудилке:
    - Тресну тебя тряпкой, и тоже буду внукам рассказывать, как оглоушил победителя Длинного Когтя.
    Наша компания мило провела время за разговорами обо всём на свете, кроме как о будущем. В этот вечер оно нас пугало очень, и мы забыли все слова, связанные с ним. Послезавтра, если нас не расплющит о скалы и не потопят бешеные волны и брёвна, связанные в небольшие плоты, нас посадят в тюрьму, а мы ещё даже не придумали имя ребёночку Хрота и Терезки.
     Но потом нас прогнал с берега дождь, который всё-таки разошёлся и поливал берега, и реку, и погибшие земли Пагов до самого рассвета, серого и мрачного, как моё настроение. Предчувствие, очень нехорошее, чёрное и страшное, вцепилось в моё сердце так сильно, что порой темнело в глазах – верный признак чего-то ужасного.
    На этот раз я точно знал – чего. Коркам, вечно лелеющим мысль о перевороте, уже известно о событиях на их производстве.
    Рано утром я разбудил всех и заставил готовиться в путь, а сам принялся слоняться туда и сюда. Ничего не клеилось, всё валилось из рук. В таком замечательном состоянии я зашёл навестить Терезку перед самым отплытием.

    *   *   *
     - Терезочка, - попросил я голосом жалобным, похожим на блеяние ягнёнка, - если нас всех арестуют за самоуправство, ступай к моим родителям. Они позаботятся о тебе. Они хорошие, ты знаешь. Даже если их вышлют из Някки по моей вине, они всё равно позаботятся о тебе. Да и Рики с Лалой не будет так печально. И Аарна захвати с собой, а то куда ж он пойдёт? Ну, Инара станет Чикикукой и сама придёт, её же не арестуют. Ах да, забыл. По Аарну тоже тюрьма плачет: они с Саей устроили наш побег. О чём они думали? Ах ты, мой маленький!
    - Миче, мне не нравится твоё настроение, - заявила Терезка, улыбаясь во весь рот. - Тёмная полоса пройдёт, выглянет солнце. Оно вернётся, Миче. Для Петрика тоже.
     Я грустно вздохнул:
     - Солнц, душа моя, было немеряно. Кто знает, может, это и была светлая полоса. За светлой ты же знаешь, какая идёт.
     - Ну не грусти, Миче.
     Тут захныкал наш безымянный малыш.
     - Кушать хочет, - засмеялась Терезка. – Дай мне его. А книжку эту на, забери, я уже прочитала.
      Поражаясь стремлению молодой матери читать доисторическую литературу, я взял книгу в облезлом кожаном переплёте и понёс её в Хротов сундук. Потому что она была из числа этих его старинных древностей, которые он берёг, как свою драгоценную Терезку. И вот теперь скажите мне, что не бывает поразительных случаев и стечения обстоятельств.
     Машинально я раскрыл книгу на первой попавшейся странице.
     О! Знакомая картинка!
     Помните, я рассказывал о том, как рассматривал маленький гобелен, испорченный предыдущими шаловливыми королевичами? А здесь, в книге, рисунок был никем не испорчен. Разве что временем, но совсем немного. Никто не замазал чернилами лица и руки трёх вельмож, и короля, и той красивой женщины, его будущей супруги.
     Это было странно. Я помнил очень хорошо, кто конкретно был замазан на гобелене и, судя по картинке в книге, все они были анчу. Нет, молодой король был из тех, кто имел среди предков людей с нормальным цветом кожи. Но его выдавали белые волосы до плеч, и особое строение лица, и длинноватые пальцы. А на правой руке, знаете ли, тот самый фамильный перстень, который носит мой собственный король.
     Женщина, которую он принимал, раскрыв ей объятия, была анчу. Такой же, как я. А надпись под картинкой гласила: «Еон Охти, государь Някки, приветствует свою дорогую сестру Еонну после битвы у Стакиры».
     Вот так.
     Сестру.
     Сестру, а не невесту.
     Мой Петрик лгал мне, наверняка он знал.
     Только я не сердился, я знал, почему он лгал, и что его ложь не причинит вреда никому.
     Аарн прав, говоря о крови анчу во всех членах правящих семей.
     Надо пересмотреть все эти Хротовы книги. Не дай-то Эя, правда вылезет наружу. Я не собирался компрометировать короля и дом Охти.
     Надо же! Они заняли престол, их родичи со временем встали во главе других государств, и всегда скрывали, что у них предки из моего народа. Мало того. Как об этом не помнили их подданные? Род Охти невероятно древний.
     А как же эта сестра Еонна? Только художник знал об их родстве? Но он вынес это на всеобщее обозрение и обсуждение. Поместил картинку в книге. А как же все эти воины вокруг? Делают вид, что это так просто, посторонняя женщина?
    Государем священной Някки не может стать тот, в ком кровь анчу, так решено после Мрачных времён, когда… Когда что?
    Отчего вдруг невзлюбили анчу, чья культура оказала огромное влияние на жизнь народов всех континентов?
    Озарение!
    Я назвал это так.
    Я понял внезапно, вспомнив рассказы стариков, собранные Хротом легенды и параграф в школьном учебнике. Несоблюдение карантинных мер – вот о чём рассказывали и о чём писали всегда.
    Упоминали распри и ссоры, и подкупы, и тайные убийства, и захват городков и посёлков… Но время от времени такое происходило на Винэе, и ничего. Государям, устроившим подобное, либо сходило это с рук, либо нет, но ничей род не подвергался такому осуждению и таким карательным мерам. Ни один народ не заслужил презрения из-за верности или неверности своему королю. Вот самое главное: о чём бы ни рассказывалось, в каких бы красках ни описывалось, неизменным, незабываемым оставалось одно: несоблюдение карантинных мер. Страшная эпидемия распространялась из подземных жилищ, а признаки болезни лично мне хорошо известны.
     Ядовитые светильники, в конце Мрачных времён попавшие к людям с поверхности – вот причина всех бед нынешних анчу.
     Только тогда, в ту пору, когда правила Унагда, никто, наверное, не понял, что носители болезни – светильники Миче, первого её супруга. Они были уничтожены или сложены большой кучей где-нибудь в пещере, где лежат по сей день. Но никто не потрудился объяснить людям, купившим солнца, насколько они опасны. И, поскольку, никому ничего не было толком известно, виноватым оказался не один Миче из Мрачных времён, а все анчу, которых осталось мало, чья империя ослабла и исчезла, чей народ сильно отличается от прочих. 
    То-то я всё думал, чем НАСТОЛЬКО запятнал он себя. Теперь я был уверен, что знаю… почти наверняка. 
     Я стал лихорадочно листать книгу, выискивая слово «анчу» всвязи с королевским званием. Но руки тряслись, я торопился и не мог ничего разобрать.
     - Терезка, - позвал я в чуть приоткрытую дверь. – Я не смотрю. О чём эта книга?
     - Прочитай название, Миче, - весело откликнулась она. – «Сказание о славной победе на Стакирских полях». Все знают эту историю. Просто интересно, как об этом пишут древние. Это одна из первых книг, напечатанных новым способом. Их было всего тридцать пять штук. Такой маленький тираж.
     - И как пишут древние?
     - Да ты же знаешь. Смешно пишут. Такими словами, как гимн поют.
     - Напыщенно, значит, а не смешно.
     - Смешно, - стояла на своём Терезка. Я заметил: её духа не омрачает ничто.
     - Что-нибудь вычитала новенького, интересненького? – добивался я. – Что-нибудь о государях прошлого?
     - Ну, оказывается, у короля Еона не было мизинца. Детская травма.
     Я посмотрел: левая рука молодого монарха была четырёхпалой. Но я коварно сказал:
     - Художники древности лицемерны: нигде ни на какой картинке это не нарисовано.
     - А то ты не знаешь этих художников! Вечно норовят приукрасить всяких важных особ. Но я не приглядывалась, я вчитывалась, потому что я большая девочка. А ты, Миче, если ты малышка – пупышка, и тебя больше интересуют картинки, поищи, может, где и нарисовано.
    Ясно. Терезку больше привлекал текст, в рисунки она не вглядывалась. Иначе сообщила бы мне и об анчутских корнях Охти и о том, что по крайней мере на одной иллюстрации у короля нет мизинца. Вот художник Малёк непременно бы заметил, а к тексту бы перешёл только после картинок.
     Их было много, все они были замечательно выполнены очень талантливым человеком, внимательным к деталям. Но на двух из них король виднелся далеко на фоне пейзажа и происходящих событий. На одной он трогательно прощался с сестрой Еонной, уходящей на битву в доспехах, как мужчина, во главе большого количества воинов. Воины, согласно тогдашней традиции, изображены ниже ростом, чем знатные особы. Плечи и головы брата и сестры смешно торчали над прочими головами. На головах, однако, кольчужные капюшоны, волос не видно. На руках – перчатки. На лице короля Еона – печаль и тревога, сделавшие незаметными анчутские черты. На лице его сестры – большое жирное тёмное пятно. Я оскорбился – ведь женщина действительно была очень, очень красива. Что за небрежность в обращении с раритетами! Левой руки короля не видно, не разобрать, сколько там пальцев. Также, как на той иллюстрации, где он движется впереди колонны солдат. Также, как на тех, где он среди сражения. Вот его сестра наблюдает за битвой из засады. Внимательный к деталям художник красиво изобразил столько веток и листьев, что они скрыли не только Еонну, но и вообще всех и всё. Тем более, она, как истинная женщина, прикрыла в волнении лицо платком. Платок – единственное, что читатель хорошо мог разглядеть среди кустов.
     Вот пир в честь победы. Столы поставлены буквой «П», стол короля – дальний. Сестру он уже встретил, убедился, что она жива – и радуется себе в кругу соратников. Ну, скажу я вам, и сестра у Еона! Судя по иллюстрациям, сражалась она не хуже мужчин. Но, к счастью, опять же, довольно далеко, и не понять какова у неё кожа. Чуть посветлей, чем у воинов? Ну так она женщина, а значит по определению не может иметь цвет лица, схожий с грязным сапогом. К тому же некоторая бледность понятна и извинительна.
     Я читал в детстве: король хотел удержать сестру подальше от всех событий, но она настояла на своём, хотела доказать, что чего-нибудь стоит, и доказала. Но на пиру у неё на голове милая женственная кружевная накидка. Кончиком её Еонна, смущаясь, заслоняется от взглядов симпатичного молодца, судя по росту, хорошо отличившегося в бою. Лица девушки почти не видно, волос не видно совсем, кисти рук прячутся в кружевах. Рыжая шевелюра высокого красавца пылает огнём.
    Ладно. Вот свадьба. Король Еон женился прямо в Стакире, где его ждала любимая девушка. Она приехала в город, чтобы быть ближе к любимому, но сражаться не умела, конечно. Ослушалась родителей и его самого, заклинавшего строптивицу сесть на корабль и переждать войну на островах. Но глянь-ка, в тот день играли две свадьбы – брата и сестры. Еонна стала женой того самого молодца. И, представьте себе, прямо на счастливые пары какая-то современная гадость поставила стакан с крепкой заваркой. Читала, делала глоток и ставила снова куда попало. Не попало только на лицо жениха Еонны. Хрот, должно быть, вне себя от злости на любителя крепкого чая. А я благодарен неряхе - бывшему хозяину книги, избавившего нынешних Охти от позора разоблачения.   
    А ещё на всех иллюстрациях были хорошо видны тонкие длинные золотые пластинки на груди сестры и брата. Похожую всю жизнь носит мой Петрик. На тех рисунках, где король и его сестра и сами-то не видны, позолоченные вручную полоски на этих двоих ярко выделялись на фоне доспехов или платья. Даже в кустах, на сидящей в засаде Еонне, блестела длинная золотая полоска.
     - Терезка, - вновь начал я её доставать. – Это ведь был первый Охти, правивший в Някке?
     - Только не говори, что ты не знал, Анчутка.
     - Нет, в смысле, откуда явились Охти?
     - Миче! Что на тебя нашло? – в конце концов рассердилась молодая мать. – Запоздалый интерес к истории? Помоги лучше маленького перепеленать. Ах, нет, откуда тебе уметь?
     - Обижаешь. Кто из нас имеет очень младшего брата, с которым возится с рождения? Я ещё тебя научу. Ну-ка!
     Я вошёл и занялся ребёночком. Между тем, озадаченная Терезка ломала голову над моим вопросом.
     - Слушай, Миче, думаю, Охти были всегда. До них правили другие короли, которые помогли людям Някки пережить Мрачные времена, но Охти уже были. Это точно. И до того они где-то правили. Возможно, они лишились прежнего престола… где-то там. Потом род королей, правящих в Някке, пресёкся – и Охти получили возможность восстановить своё положение. Везде и всюду сказано: Охти имели на это право. Также, как и Корки. Оба рода заявили права на трон. Случилась смута, но сторонников Охти было больше. Корки поссорили нашу страну с Влотой и Акети – вот и была битва на Стакирских полях. Мы должны были проиграть, просто по-другому быть не могло. Только Охти взяли не силой, а умом. Там были всякие манёвры, засады, хитроумные планы и прочее. Популярность Охти сразу выросла – он предотвратил большое вторжение, остановил врага недалеко от границы, разгромил его жутко. С тех пор никто больше не оспаривает право Охти на престол. Только Корки, которые тоже были всегда и тоже где-то там.
    - А эта сестра Еонна?
    - Ты же знаешь. Она сражалась тоже. Потом она вышла замуж.
    - Куда, Терезка?
    - Не знаю. Там не написано. Но свадьба сестры короля была вскоре после битвы. Она вышла замуж за главнокомандующего. За молодого, но очень умного человека, которого король Еон ценил больше всех за то, что это он разработал хитроумные планы.
    - Вот. А ты говоришь: «Не знаю».
    - Так ты спросил не «за кого», а «куда». Фамилия главнокомандующего Паг.
    - А? Что? Паг? Паг???
    - Что такого? Мы знаем, что наша Лала из знатного рода. Все знают, что её семья в очень дальнем родстве с Охти. Вот как раз в таком родстве. А не так давно, лет девяносто назад, кто-то из них женился на девушке из Корков. Миче, ты с неба свалился?
    - Нет, не свалился, - замотал я головой. – То есть, не с неба. Не свалился. То есть, я, конечно, знаю, с кем Лала в родстве. Только никто никогда не говорил при мне, что сестра первого из королей Охти вышла замуж именно за главнокомандующего по фамилии Паг.
    Терезка посмотрела укоризненно:
    - Говорили, Миче. В школе. Только ты в это время гадал Миле, за кого её старшая сестра выйдет замуж. А потом тебе просто повезло, что не спросили и не поставили то, что ты заслужил. Ты никогда не учил уроков!
     - Неправда. Я быстренько пролистывал тему на переменке и учился лучше всех.
     - Быстрогляд! Просто везунчик, ха!
     - Зануда!
     - Сам такой. Дай мне мою крохотку, а пелёнку брось в ведро, Хрот постирает.
     Я вышел в коридор, размышляя вот о чём: Терезка не вглядывалась в картинки, зато прочла текст и не нашла в нём ничего, бросающего тень на происхождение наших государей. Она бы непременно сказала.
     Между прочим, в школе дела у меня обстояли именно так, как я сказал. Но я покривил душой, говоря, что не знаю, за кого вышла замуж сестра первого короля Охти. Я не этого не знал. Я не понимал совершенно, как можно было скрыть то, что у тебя в предках анчу, имея рядом с собой такую сестру, как Еонна. Как можно было стать королём, когда тебе это просто не светило именно из-за этого? Почему ни устно, ни письменно не дошла до моих современников молва, даже просто сплетня о происхождении Охти? То есть, можно было скрыть этот факт, если бы твоя сестра не находилась у всех на виду, не выходила замуж в один день с тобой, не билась с врагами при огромном количестве свидетелей, не жила в богатом имении напротив большого города. Никто не видел, что она анчу? Никто никогда не замечал, что у Еона белые волосы и своеобразные черты лица?
    Хотя, есть сказка о мальчике – полужабе. Смешной отголосок древних, неясных, путаных слухов.
    Я пошёл к Хроту. Перед отплытием он выполнял жутко важное поручение Наты: сматывал в кольцо толстую верёвку.
    - Ты зачем приволок на палубу древность? – накинулся на меня начальник экспедиции. – Сколько говорить, чтобы смотрели только в каюте? Миче, унеси немедленно! Может, это единственный экземпляр, уцелевший после уничтожения. Я сам ещё не успел рассмотреть как следует, а ты, того и гляди, в воду уронишь. Мы добыли эту книгу случайно, самой последней, уже на обратном пути, и сразу Терезик её читать схватила. Давай, кыш – кыш.
    - Хрот, ау, я стою посередине. Где вода, а где я. О каком уничтожении ты говоришь?
    - О каком? О таком! Когда умер Еон, самый первый Охти, его сын разослал всюду людей, чтобы эту книгу изымали у владельцев и уничтожали. За неповиновение грозились здорово штрафовать и бить плетьми, представь. Это, кстати, было единственное чудачество того короля. Нет, Анчутка, он не был чокнутым, но вот на книгу взъелся. Причём все прочие издания уцелели.   
      - Без картинок. Или с другими картинками, - кивнул я.
      - Как догадался? – радостно вскинулся Хрот. – Мои уроки пошли на пользу? Это одно из последних изданий, где применялись такие краски и золочение вручную.
     - И чем сыночку не угодили краски?
     - Понятия не имею. Вот, как раз хотел выяснить.
     Знаете, что я сделал, уединившись в уголке?
     Я вырвал эту древнюю картинку, хоть моя душа обливалась кровью. Я разорвал её на мелкие клочки, а обрывки сунул в свой носок вместе с точильным бруском, завязал и утопил в реке.
     Если в Някке однажды узнают, что в роду Охти были анчу, то узнают не от меня и не с моей помощью.
     Ещё не успели исчезнуть круги на воде, как ко мне подошли с двух сторон Петрик и Лёка и взяли меня под локти.
     - Ты где был? – зашептал Малёк. – Мы тебе показать что-то должны.
     - Только никому ничего, - прошуршал мне в ухо Чудилка. – Я нашёл это в документах, в Лалином доме, но никому не сказал.
     - И ты молчи, - напомнил Лёка. – Но сколько мы уже можем покрывать негодяев? Контрабандистов!
     Я удивился, а Петрик шепнул:
     - Ничего. Поймаю – лично прибью.
     - Ох уж мне эти тайны! – пожаловался я также тихо. – Кого ты прибить собрался?
     - Тсссс! – прошипели они, и Петрик протянул мне маленький листок. – Там было много таких в отдельной папке. Я забрал все. И сжёг.
     Это оказался товарный чек. Продавец своей подписью заверял, что получил от покупателя нехилую сумму за партию товара, названную весьма странно. Я такого слова не знаю.
     Фамилия продавца была Паг.

      *   *   *
      Я даже не заорал, до того был потрясён. Только смотрел на друзей и глазами моргал. А потом сказал, что в кухне есть ещё точильный брусок.
      Петрик закатил глаза, покачал головой и просто разорвал бумажку, пустив клочки лететь по ветру и топиться где заблагорассудится.
     Родители Лалы Паг были живы, и откуда-то, может, и впрямь из другого мира, продавали чёртовым Коркам сырьё для убивающих их сограждан светильников. И не жалко им было своей прекрасной земли, не жалко маленькую дочку, что тосковала без них, которую обижали в чужой семье, которая лишилась дома. Они были счастливы, богаты и, возможно, имели других детей – я же гадал.
     От нас требовали ответа, отчего, мол, мы забыли, что пора отправляться в путь, и Петрик пошёл к ребятам.   
     - Миче, Принёсший Солнце, выиграл спор, - понурившись, пробормотал я. – Корысть – двигатель прогресса. Заставляет забыть обо всём.
     - Ты хочешь, чтобы я согласился с тобой? При том, что мы без всякой выгоды, и даже нарушая закон, бережём покой нашей Лалы? - хихикнул Малёк, приложив палец к губам. А потом постучал по облезлой обложке древней книги: - И я знаю, что ты утопил при помощи точильного бруска. Сам хотел, да Терезка ещё читала. Не волнуйся, больше никто не видел картинки. Никто, кроме Ани. Она хотела сама первой почитать, но уступила беременной женщине.
     - Картинка в книге к делу не относится, - вздохнул я, очень жалея Гиббери, проигравшего создателю солнц. А потом сказал, жутко переживая, что не могу сейчас схватить и придушить этих гнилых, этих подлых людей по фамилии Паг: - В путь – так в путь. Я готов. В Някку.
     Моя душа плакала, когда я взгромоздился на самую высокую точку «Комарика», до которой только смог добраться, когда Ната и Аарн заняли место у руля, а Рики – рядом со мной, очень негодуя на задержку.
     - Ну?! – крикнул он вниз, горя нетерпением посмотреть, как Ната будет показывать мне фарватер.
     «Комарик» повернул нос к беснующейся за пределами бухточки воде. В тишине, что через миг сменилась грохотом и рёвом, Чудилка спросил:
     - А что, если сделать эти все брёвна самостругающимися?

    *   *   *
    - Миче, не зевай!
    «Комарик» выбрался из бухточки, его подхватило и понесло диким течением. Я не зевал. Я сразу сориентировался – и за всё время пути ни одно бревно, ни с какой стороны не коснулось судёнышка. Рики, натренировавшийся в ледоход, тоже удачно справлялся, только уставал быстро – маленький ещё. Но я ему доверял – и в эти минуты немного отдыхал сам. И всё-таки, всё время надо было быть начеку.
    Даже при заканчивающемся половодье нас несло с такой скоростью, что показалось, будто мост мы миновали просто через секунду, а город Катита мелькнул неровной чертой – и всё. На этот раз страх прошёл быстро. Аарн уверенно вёл судно, реакция у него была просто нечеловеческой. Ната очень радовалась – её измучил беспокойный и опасный путь по рекам. Она не отходила от руля, но имела возможность немного расслабиться и просто посидеть рядом на скамеечке. Получилось так, что фарватер она показывала не столько мне, сколько Аарну.
    Через пару часов пути перестал зарядивший было дождь. Тучи быстро очистили небо. Над горами повисла радуга, притворяясь мостом через реку. Лёгкий пар потянулся к ней – день становился всё жарче. Приметы нашего южного лета, смеясь и свистя по-птичьи, ворвались в весну.    
    Развевались пелёнки, выстиранные счастливым папашей, из кухни тянуло вкуснятиной, Рыжик гонял по палубе веточку. Рики и Лала визжали от восторга, наслаждаясь в безопасности скоростью, от которой дух захватывало, и все мы поочерёдно бегали проведать Терезку и её малыша. Сая крутилась около Аарна, клала ему на плечо стриженную очаровательную головку, а он гладил её и целовал, когда мог. Именно это называется фиктивный брак, а вы не знали? Нет, Аарн совсем не любит Саю, а женился для пользы дела, чмок – чмок.
    У Петрика с Мадиной царило полное согласие. Они попадались нам исключительно взявшись за руки. Малёк с Аней – то же самое. Мирон сказал, что ему завидно, и он тоже хочет влюбиться. Пиратцы захохотали и сообщили о своих планах: как только они обоснуются на Дведи – непременно женятся.
     - Мы молодцы хоть куда, - сказали они.
     Ната взглянула с сомнением и сморщила носик со смешными веснушками. Она подняла его ко мне, а я, знаете ли, очень люблю такие носики…
     Кхм.
     Нда.
     Так вот.
     А Инару с Кохи было жалко. Они всё уединялись от нас, и мы боялись, что наша зверушка не послушается добрых советов и снова онемеет – Някка всё ближе. А Кохи… Бедный парень, что ж так не везёт-то ему?
     Аарн передал руль Мальку и ушёл поговорить с ними по душам, а заодно и перекусить.
     - Аарн, не уходи! Аарн, страшно! Караул! Лёка! Ай!
     - А ну, цыц! – рявкнул Лёка на столпившихся за его спиной – и их как ветром сдуло. Ната смеялась, показывая, куда править.
     Как мелькали заросшие цветущими кустами и деревьями склоны! До нас долетали кружащий голову запах и белые лепестки осыпающихся цветов. Ветер закручивал маленькие вихри на палубе – и Рыжик скакал и носился за лепестками, шаловливый мурчащий пушистик. Белые цветы осыпались в Някку, пришло время жёлтых, розовых и красных.
    - Хорошо-то как! – говорили мы по очереди, а над нами пищали ласточки, кричали чайки и крачки, под нами бурлила вода. Брёвна грохотали по сторонам, но их уже никто не боялся. В горячем воздухе листья, просвеченные солнцем, казались белыми, казались зеркалами, отражающими свет и делающими мир ещё ярче.
    Хорошо-то как!
    Люди, оказавшиеся в это время на берегу, встречали «Комарик» испуганными воплями, бежали следом по пляжам и косогорам, хватаясь за головы, звали спасателей. Мы махали руками и отвечали приветственными криками.
     - Всё хорошо! – успокаивали мы перепуганных свидетелей нашего безумства.
    Я уже рад был такому приключению – удивительному со всех сторон. Никто до нас в эту пору не сплавлялся по Някке, только Аарн на лодочке. Это хорошая реклама нашему делу на Дведи. Дело пойдёт!
     - Как я соскучилась по морю! – воскликнула Ната.
     Мы все соскучились. Как можно жить вдали от моря? От мира родного, сияющего, притягательного, любимого бесконечно. Моё море, прекрасное море! Я почувствовал, что по щекам потекли слёзы. Мы вглядывались в даль, зная, что увидим море лишь завтра. Мы принюхивались к воздуху: не принесёт ли ветер запах солёной воды?
     - Я спою, - сказала Ната. - Спою о море. Оно сейчас такое красивое, синее и чистое. И над ним тоже радуга.
     Ей принесли читру, и она запела рыбацкую песню, сидя на свёрнутом канате, а мы представляли Някку и наш берег в конце широкой ленты реки.

    - Пока молода, и выносливо тело,
    И вёрткий покорен челнок,
    Я просто взялась за знакомое дело,
    Усвоивши дедов урок.

    Здесь волны и ветры, знакомые с детства,
    Там - берег усыпан песком.
    Мне целое море досталось в наследство,
    Шуршащее под челноком!

    То полное смеха, то полное грусти,
    В глубины и дали маня,
    Оно поиграет со мной - и отпустит,
    Чтоб дома не били меня.

    Тогда вечерком, когда всё отдыхает,
    К кострам улизну погулять...
    Ах, всё-таки есть то, чего я не знаю,
    Но что мне хотелось бы знать!

    Ну вот например: может мне не солгали,
    И вправду ты пел средь друзей,
    Что жизнь без любви - как несчастные дали
    Без паруса лодки моей?
 
      Я вспоминал жёлтый парус знакомой лодки, и как она скользила ко мне по тихому морю, когда Ната хотела помириться.
     - Что это? – вдруг вскричал мой Рики, показывая назад, на правый берег, где, по нашим прикидкам, осталось имение Лалы Паг, отравленное ядовитыми солнцами.
     Там, чуть видимые из-за расстояния, кружились тучи чёрных птиц и стояло облако, такое, как после большого взрыва.
     - Мама! – ахнул я.
     - Король уже приехал, значит? - спросила маленькая Лала.
     - Нет, не может быть. Не мог успеть приехать.
     - Бум! Бабах! Бум! – тихо-тихо донёс ветер.
     Не передать, как мы всполошились.
     - Кошмар!
     - Несчастный случай!
     - Неосторожное обращение с порохом?
     - Это кто-то из Корков пробрался!
     - Уничтожили доказательства!
     - Что делать?
     - Да уж, а бедный король так и не успел всё увидеть, всё осознать, - с издёвкой сказала Инара, заплаканными глазами выразительно глядя на Петрика. – Не видел и продолжает сердиться.
     - Мне всё равно, - обречённо сказал он, нервно сжав руки. – И, кстати, ведь есть свидетели. Полно свидетелей. Все пожарные Катиты видели улики. У нас есть фотографии.
     - Угу. Да-да. Ну-ну, - хмыкнула Инара. – Ты хорошо держишься, Петрик Тихо. Ты молодец.
     - Ты отстань от него, - нахмурился Малёк. – Он не виноват, Инара, что у тебя плохое настроение. Настанет время – будет разбираться с государем. А пока не цепляйся к Петрику. Вообще не трогайте его. Никто.
     Мы удивлённо переглянулись. С чего это Лёка так разошёлся? Тихий – тихий, а потом вдруг как рассердится!
     Мадинка обняла понурого Чудилу и кокетливо спросила:
     - А мне трогать можно?
     - Только руками! – гаркнул Малёк.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2011/07/21/589

Иллюстрация моей дочки Саши.