Ты спрашиваешь, куда я пропал так надолго?

Ты спрашиваешь, куда я пропал так надолго?
Но ты сама мне сказала: «Не пиши, не звони, не ищи!»
Двадцать пять лет, моя высшая мера, день в день.
Наказание за любовь, не такую, как ты мечтала.

Ты встретила меня у выхода:
«Здравствуй, наконец, ты проявил себя. Я рада…»
Что ты мне ещё не сказала? Что? Извинения?
Нет-нет! Что ты, Свет мой! Я заплатил за дерзость.

Я дерзнул трижды коснуться ангела,
Заглянуть в карие озёра и увидеть их глубину:
Морские звёзды и жёлтый песок. Помнишь?
Первый раз ты чуть ни упала, когда осыпался берег.

Ты сжала мне руку, а я скользнул вниз и, стыдно признаться,
Порвал себе штаны в самом смешном месте.
Я возвращался тогда позади всех и, пел от счастья.
А штаны? Какой пустяк. Я коснулся тебя в первый раз!

Второй, я посмел отыскать тебя в День Рождения
На краю света и подарил розовые гвоздики.
И в ответ, бесстыдник, пожал протянутую ладонь
Крепко. Быть может, слишком крепко.

Я снова был наказан: провалил экзамен, стипендию.
Учился философски смотреть в витрины.
Какой пустяк. Ведь, я отослал первое письмо!
Безнадёжный, так и не понял небесных законов.

Третий раз, обнял за талию в танце.
Какая неслыханная наглость, вон его! Вон!…
Я не чувствую тела, лишь вижу блеск карих озёр:
«Не пиши мне больше, не звони, не ищи!»

Больно лопнула струна, оборвалось сердце,
Упало тюремной решёткой. Всё. Приговор!
Я больше никого, никогда не смогу полюбить…
Двадцать пять лет, высшая мера, за любовь.

«Здравствуй, наконец, ты проявил себя. Я рада…»
Знаешь, Солнышко, я снова видел ангела,
Когда проснулся. А сегодня уснул, и снова вижу явь:
«Алло, алло, где ты?» Ещё двадцать пять? Я согласен.

В следующей жизни, как-нибудь, угу…
Ангелы, как и звёзды… не сходят со своих орбит.