Памяти Казимира Михайловича Жидовецкого

Мы познакомились с Казимиром Михайловичем Жидовецким, а для меня просто Казиком, на приемных экзаменах в МАИ в 1962 г. Подробностей знакомства за давностью лет не помню, да это и не имеет значения. Поразили и внешность (рост за 190 см, белые с прожелтью волосы, очень сильные очки, розовая кожа детского, но очень серьезного лица) и, конечно, фамилия. Потом он рассказывал забавную историю (может быть, придуманную) о том, как пошел брать справку с места жительства для поступления в институт в жилконтору в Киеве, а ему сказали: «Вижу, что Жидовецкий, фамилия твоя как, спрашиваю?».
Конкурс на радиофакультет МАИ в 1962 году был 8 человек на место, так что все поступившие, в том числе и мы с Казиком, прошли серьезный отбор. Причина, по которой Жидовецкий поступал на радиофакультет, а не на самолетостроительный, заключалась в его глазах. Все это рассказываю с его слов, поскольку до 17 лет мы с ним жили в разных городах – он в Киеве, а я в Москве. Документы он подавал на 1 факультет, а на медкомиссии его отшили. Он родился слепым, довольно долго вообще не видел. Помог какой-то профессор в Киеве, он стал кое-как видеть. Но ему было запрещено все – рисовать, смотреть телевизор и т.д. А у Казика оказался талант художника, да и характер был довольно упрямый, что последующая жизнь успешно подтвердила. В общем, к приемным экзаменам в МАИ он готовился своеобразно – учил наизусть таблицу проверки зрения. Выучил, конечно, но это не помогло. Видимо, врач-окулист все поняла, показала ему сколько-то пальцев и сказала: «Я буду подходить. Когда увидишь, сколько пальцев, скажи». Увидел он, конечно, в метре от себя, и она его выгнала. Пришлось в это дело срочно вмешаться его маме. Какие и кому она привела аргументы, не знаю, да и Казик на эту тему только хихикал, а правды не говорил, но догадаться несложно. В общем, пришлось ему поступать на другой факультет. В те времена радиофакультет в МАИ считался самым серьезным, с него легче всего было перейти на самолетостроительный, что он потом и сделал. А я шел на радиофакультет совершенно целенаправленно, никаких иных вариантов даже не допускал. Тому есть множество объяснений, но этот рассказ не обо мне, а о Казике Жидовецком. Одним словом, в институт мы поступили вместе и 1 сентября 1962 года пришли первый раз на занятия.
Всем известно, что чиновникам неймется во все времена, независимо от национальной принадлежности и политической системы. Не сидели они без дела и в 1962 году – нас заставили 3 семестра (первый курс и половину второго) работать на заводе и учиться по вечерам, как студенты-вечерники. Ну и поскольку к моменту поступления в МАИ я уже был профессиональным фрезеровщиком (отработал почти год на заводе и кончил школу рабочей молодежи), то позвал Казика с собой и стал его наставником во фрезерном деле. Работали мы на заводе недалеко от метро «Сокол», а четыре дня в неделю бегали на занятия в институт. За полтора года работы на заводе произошло множество разных событий. Два случая, связанные с Казиком, очень запомнились – как я ему спас жизнь и как по его милости чуть не остался инвалидом.
Первый случай такой: Рядом с нашим фрезерным участком стояли центробежные прессы. Это такие здоровенные станки с вращающимся с большой скоростью колесом наверху. У Казика что-то там на его станке не получалось, я подошел, отодвинул его плечом и стал показывать, как надо делать. В это время от вращающегося колеса оторвалась какая-то железка и просвистела точно у меня над головой. Учитывая, что я ниже Казика ровно на 20 см, легко понять, как ему в этот день повезло. А во втором случае мне-таки досталось. Я точил какие-то маленькие детальки, которые складывал в коробочку, стоящую на подвижном столе станка. Казик подошел к моему станку и о чем-то заговорил, а сам в это время машинально крутил ручку подачи стола. Стол двигался-двигался, наконец, стоящая на нем баночка с детальками за что-то зацепилась и решила упасть. Чтобы этого не случилось, я быстро схватил ее. В этот момент вращающаяся фреза зацепила меня за рукав халата и быстро стала наматывать. Реакция в молодые годы у меня была неплохая, успел дернуть руку и намотавшийся рукав оторвать. Потом мы с Казиком пытались оторвать от этого халата еще хоть что-нибудь. Фигушки! Сатиновые халаты тогда хорошо делали. В общем, мне эта ткань успела перетереть кусок кожи на руке, след есть до сих пор, через 49 лет.
В свою очередь Казик, не прикладывая к этому специально никаких усилий, многому меня успел научить. Например, из всего потока (три группы) наверно только мы с ним вдвоем получили пятерки по черчению за все три семестра. Причем, он-то по понятным причинам, поскольку действительно здорово умел чертить, а я только благодаря его сильному влиянию.

Будучи так плотно связаны, мы неизбежно сдружились и встречались не только на работе и в институте, но и у него или у меня дома. Он тогда снимал комнату рядом с институтом, что было удобно. Очень часто и подолгу мы разговаривали на разные темы, по многим вопросам наши мнения совпадали. Могу твердо сказать, что больше всего в жизни он любил самолеты и не любил украинский язык, который его заставляли учить в детстве.
После второго курса Казик перешел на 1-й факультет и мы стали встречаться гораздо реже, то есть не каждый день. Правда, к тому времени он снял комнату в моем районе, практически в соседнем доме, и прожил там до конца института. Так что все равно мы не потерялись и знали о жизненных обстоятельствах друг друга. Вот тогда Казик и познакомил меня с книгами человека, который потом оказал большое влияние на его жизнь. Я имею в виду Марка Лазаревича Галлая. Его первые книги «Испытано в небе» и «Через невидимые барьеры» ввели нас в живой мир авиации, а язык в них такой, что я до сих пор пользуюсь фразами из этих книг при обсуждении любых вопросов. Например (привожу по памяти): «Здравый смысл - слишком сильное оружие, чтобы давать его в руки каждому. У нас на заводе его заменяет листок доработки». В середине 60-х годов эти книги были для нас абсолютным откровением. Потом, когда я стал взрослым человеком, то собрал в личной библиотеке все, что написал Марк Лазаревич. И все, конечно, не по одному разу прочитал. Как «Три мушкетера» Дюма, как «Трудно быть богом» Стругацких.
 

Казику очень повезло в жизни - он лично знал Марка Лазаревича. Мне так, увы, не повезло.

В конце 60-х годов наши дороги надолго разошлись. Я женился и уехал в Ленинград. Казик остался в Москве и стал пробиваться в авиацию. Кстати, тогда он мне с горечью рассказывал, что пытался вернуться в Киев, предлагал свои услуги на фирме Антонова, но его не взяли по причине неподходящей фамилии. А ведь он к этому моменту уже был автором «Кванта» и имел золотую медаль ВДНХ!
Честно говоря, наши пути разошлись очень надолго, лет на 25. Все знают, как это бывает: живешь сегодняшним днем, некогда встретиться, даже позвонить, да и лень. А тут еще все усугублялось тем, что жили мы в разных городах и занимались совершенно разными делами. Авиация – дело многообразное, разных работ в ней уйма. А еще жены, дети, личные проблемы и т.д. Но каждый раз, снимая с полки книгу Галлая или беря в руки учебник по теории поля и векторной алгебре П.И.Романовского с подписью Казика, я вспоминал о нем и думал: «Интересно, а как он там?». Иногда, приезжая в Москву, позванивал и даже встречался. Но редко, до обидного редко. Только теперь, когда его навсегда нет, стало понятно, как его не хватает.
Несколько встреч у нас с ним было в начале и середине 90-х годов, когда все в стране и в авиации стало рассыпаться. Мы тогда создали в Питере свое маленькое предприятие и начали разрабатывать кое-что, чего нет в мире. Вот тогда, делая самый маленький в мире «черный ящик» по имени БУР-СЛ-1, я и обратился к Казику, зная, что он профессионально занимается малой авиацией. Из этого с деловой точки зрения ничего не вышло, но зато мне посчастливилось несколько раз встретиться и подолгу говорить с Казиком, как в студенческие времена. Он очень много мне рассказывал и о семье, и о работе, и о бизнесе, который благодаря ему в 90-х годах возник и, видимо, живет до сих пор. Не все ему нравилось, как и мне, в реалиях современной жизни. Но зато была возможность творчества, да еще и мир раскрылся. Казик много рассказывал о своих поездках в Штаты, о попытке американцев познакомить его с небезызвестным предателем Беленко, от чего он категорически отказался, о знакомстве его ведущего летчика-испытателя с американским пилотом, который безуспешно пытался его сбить над Тель-Авивом, о гибели нашего пилота на первом зарубежном показе Су-27 и еще об очень-очень многом. Рассказал, что должен скоро начать испытания нового самолета с «активным» крылом (так и не знаю, что это значит) и что по-прежнему крылья всех его самолетов проектирует жена. Это были наши последние встречи.
И в заключение замечательная история про отца Казимира Михайловича Жидовецкого, которую я прочитал в газете «Правда» (!) в эпоху перестройки, то есть между 1985 и 1991 годами. Оказывается, после выхода на пенсию он работал в киевской синагоге. Человек это был очень неординарный. Был он рабочим какого-то совхоза под Киевом, по каковой причине у Казика в Москве часто было какое-то необыкновенно вкусное масло. Отличался дядя Миша необычайной физической силой. Рассказывал мне, как во время Великой Отечественной войны ходил на спор в атаку без оружия и убивал немцев ударом кулака. Так вот, однажды рано утром он пришел на работу в синагогу. Пытаясь открыть дверь туалета, обнаружил какую-то веревку, привязанную к ручке. Как было написано в заметке, «большой фронтовой опыт подсказал, что есть опасность». Он вызвал саперов и тем самым предотвратил теракт.
Мне повезло в жизни, я был знаком и дружил с этими людьми!

Борис Абрамович Розенфельд, выпускник группы РК-14 радиофакультета МАИ 1968 г., заместитель Главного конструктора ОАО «Техприбор», Санкт-Петербург.