Иудейская Клеопатра. 2 ч
ИУДЕЙСКАЯ КЛЕОПАТРА
(исторический рассказ)
часть вторая
ТИТ И БЕРЕНИКА
И в схватках с армией Цестия, и в боях с армией Веспасиана, когда еврейские повстанцы забывали на время о своих распрях и оказывались лицом к лицу с "завоевателями мира", они проявляли незаурядный военный талант и мужество, что так поражало даже видавших виды римских легионеров. Можно только гадать, какой дальнейший ход приняло бы их противостояние с Римом, если бы не война, которую они вели друг с другом. Скорее всего, римляне всё равно бы одержали победу, но, наверняка, война велась бы значительно дольше и с куда большими потерями для римлян. Длительная же война была на руку восставшим евреям и грозила Риму совершенно непредсказуемыми последствиями. Ведь за этой войной следил весь остальной подвластный римлянам Восток. Следил и "мотал на ус". В глобальных интересах Рима было как можно быстрее справиться с кризисом в Иудее.
Когда войска Тита осадили Иерусалим, их едва ли не основной ставкой стала ставка на братоубийственную войну иудеев, которая не прекращалась за стенами выглядевшего неприступным города. "Римские военачальники, - пишет Иосиф Флавий, - рассматривали междоусобицу в стане врага как дар, посланный им самим небом".
Истребление друг друга закончилось лишь тогда, когда, после многомесячной осады, "город с трёх сторон внезапно потряс ужасный удар" римских таранов. Только тогда решили вожди враждующих группировок положить конец кровавой вражде и объединить свои усилия. Впрочем, это решение уже ничего не могло изменить в судьбе истерзанного своими же жителями Иерусалима.
"Перед городом, - пишет историк Карл Крист, - возвышались тысячи крестов, так как римляне распинали всех ищущих пропитания евреев, попадавших им в руки... С обеих сторон росло ожесточение. Только в начале августа был взят и сожжён (Иерусалимский) храм. "Тогда, как утверждает древний историк Кассий Дион, - одни добровольно бросались на мечи римлян, иные убивали друг друга, другие убивали себя сами, третьи прыгали в пламя..."
"Восстание было подавлено. Причинённый стране ущерб достиг фатальных размеров отчасти и потому, что сами повстанцы придерживались тактики выжженной земли, - пишет в книге "История древнего Израиля" Майкл Грант. - Еврейское население понесло страшные потери. На месте погибших разрешили селиться иммигрантам-язычникам. От самого Иерусалима не осталось камня на камне". Иосиф Флавий оценивает число попавших в плен евреев в 97 000 человек, а общее число погибших - в 1.1 миллиона.
Примечательно, что в авангарде римской армии Тита, наступавшей на Иерусалим, находились и войска Агриппы и Береники, а одним из ближайших советников Тита во время битвы за Иерусалим был префект Египта, еврей, с типичным для Рима того времени набором имён - Тиберий Юлий Александр. Примечательно и то, что Иосиф Флавий, воевавший одно время на стороне восставших, называет своих бывших соратников по войне с Римом не иначе, как "смутьянами" и "разбойниками". Они и были для Иосифа Флавия и Береники смутьянами и разбойниками и, в силу этого, по их мнению, прямыми виновниками разразившейся катастрофы.
Они ввергли страну в пучину бедствий. Их восстание поставило то, что осталось от еврейского государства на грань полного исчезновения. Государство, которое могло бы в конце концов состояться, как считали умеренные еврейские лидеры, правда, при одном единственном условии: если в этом ему не помешают кровавые авантюры Иоханана, Шимона и им подобных. Не были они в глазах Береники героями. И за свои злодеяния заслужили, по её мнению, самого тягчайшего наказания. Собираясь воевать с римлянами, они умудрились затеять беспощадную, безжалостную войну с собственным народом. Они чуть было не забили насмерть камнями её и её брата, они сожгли и разграбили её дворец в Иерусалиме. "Шестнадцать тысяч благородных юношей", как называет их Иосиф Флавий, были зверски убиты ими только за то, что они были знатного происхождения. В первые два года восстания, а оно длилось четыре года, еврейскими экстремистами в Иерусалиме были уничтожены все лидеры умеренного толка.
Война закончилась. И Беренике казалось, что её миссия состоит в том, чтобы спасти тех, кого ещё можно было спасти. Она, Иосиф Флавий, все, кто хотел и мог это сделать, выкупали пленных, давали деньги на восстановление разрушенных домов, теребили с просьбами о помиловании командовавшего теперь в Иудее Тита. И больше всех его теребила Береника. Возможно, что именно её присутствие в его жизни повлияло на то, что Тит не дал в обиду евреев в Сирии, когда там едва не начались погромы. Сам же Тит торопился уехать в Рим, где его отец Веспасиан был провозглашён императором. Если его что-то и удерживало ещё в Иудее, то это "что-то" была - она. И только она. Его возлюбленная Береника.
Оставив дела на других, он умчался в Рим, взяв с Береники обещание, что она вскоре последует за ним и дав ей слово жениться на ней, как только она приедет в Рим. Жениться, как бы к этому не отнеслись: его отец, его любезный братец, его друзья и уж тем более его враги в Риме, которых, как он это хорошо понимал, было предостаточно.
Непримиримые бунтари Иерусалима неоднократно упрекали еврейскую элиту в привычке жить с рабской оглядкой на Рим. Было ли в этой "оглядке" от следования старому как мир кредо: "с волками жить - по волчьи выть" или срабатывал гипноз античности, с её потрясающим искусством, поэзией, философией, великими соблазнами того времени не только в глазах еврейских аристократов? Или это были колоссальные финансовые и прочие возможности, которые предлагала римская империя и которыми глупо было пренебрегать, даже если при этом и приходилось поступиться религиозным фанатизмом, на котором настаивали сикарии и зелоты? Наверное, имело место и то, и другое, и третье.
Но не только евреи были в зависимости от Рима. Римские императоры нередко попадали в ситуации, когда от того выручат ли их евреи, бросят они им "спасательный круг" или нет зависела их судьба. И кто от кого в этом случае оказывался в рабской зависимости - это ещё вопрос. Вот лишь несколько примеров.
Евреи оказали важную услугу Юлию Цезарю, когда он попал в отчаянное положение в Египте. Приняв сторону своей любовницы Клеопатры в её споре за трон с братом, он подвергся нападению египетской армии. Был даже окружён. Среди прочих, в числе спасителей Цезаря, оказались отряды иудеев, брошенные ему на выручку по приказу еврейского царя Гиркана. В благодарность за это, как пишет известный исследователь античной истории Майкл Грант "Цезарь добился, чтобы римский сенат снял запрет на богослужение в синагогах. Кроме того, он вернул Иудее некоторую часть земель, отнятых у неё при Помпее". Евреям отныне была гарантирована свобода вероисповедования, они были освобождены от выплаты налогов Риму и им предоставили значительные права в Египте. Они могли больше не служить в армии, а бедные римские евреи стали даже получать талоны на бесплатный хлеб. Причём, если дата выдачи хлеба совпадала с субботой, то она предусмотрительно переносилась на другой день. Это был "золотой век" для евреев. Не зря, когда Юлий Цезарь был в результате заговора убит, евреи были так безутешны и с таким изумляющим всех надрывом оплакали его смерть, что их плач даже вошёл в римские хроники.
Другой пример зависимости римлян от помощи со стороны евреев. Отец Береники царь Агриппа Первый находился в Риме, когда был убит Калигула. Армия провозгласила тогда императором дядю Калигулы - Клавдия. Римский сенат был настроен против провозглашения Клавдия императором. Только посредничество еврейского царя Агриппы, имевшего солидную репутацию в сенате, спасло положение и Клавдий был признан императором.
Сама Береника и её брат не только помогли Веспасиану в войне с бросившими вызов Риму "иерусалимскими безумцами". Используя своё влияние на префекта Египта Александра Юлия Тиберия, Береника убедила его поддержать претензии Веспасиана на римский трон. Некоторые историки объясняют стремление Береники помочь Веспасиану стать императором её увлечением в то время Титом.
Как бы там ни было, но находящиеся под началом Юлия Тиберия римские легионы присягнули на верность Веспасиану и тем значительно укрепили его позиции в борьбе за власть. Да, считала Береника, евреи должны жить в ладу с Римом пока, волей обстоятельств, Рим не ослабит свою бульдожью хватку в Иудее. Наступит ведь когда-нибудь роковой час и для Римской империи. Главное, любой ценой, сохранить к тому времени еврейское государство.
Рим был городом-космополитом, до определённой степени Нью Йорком древнего мира, "плавильным котлом" людей различных этнических групп и национальностей и, в силу этого, городом, открытым не только для античности, но и всем ветрам существовавших тогда религий и культур. Духовно-религиозное меню римлян было чрезвычайно разнообразным.
Римляне при желании могли посещать храмы египетской богини Изиды, приобщиться к таинственному обществу вавилонских халдеев-астрологов, поклоняться культу в честь фригийской богини Кибелы, пройдя предварительно довольно жестокий и изуверский обряд самокастрации, молиться привычным олимпийским богам или ... пойти в синагогу. Евреи не пренебрегали в то время миссионерством и пропагандой иудаизма, в том числе и среди римлян, и это начинало приносить свои плоды. Идея однобожия усилиями евреев становилась явно популярной в Риме. "Где ты торчишь? - спрашивает герой сатирического произведения римского поэта Ювенала. - В какой мне искать тебя синагоге?" Напуганный размахом популярности иудаизма среди римлян, воспитатель Нерона, римский философ Сенека предупреждал, что если дело пойдёт и дальше так, то римлянам грозит "объевреиться".
Но как ни пыталась Береника и другие евреи быть своими среди римлян, какие бы услуги они не оказывали в разное время римским императорам и какое бы распространение не получил среди римлян иудаизм - в случае кризиса, подобного иудейскому восстанию и иудейской войне, все евреи скопом становились мишенью недовольства, гнева. Война в Иудее обозлила римлян. Она была необыкновенно изматывающей и необыкновенно долгой. Победа далась Риму большой кровью. Для многих римлян, потерявших своих близких в этой войне, рана всё ещё кровоточила. И хотя Береника была не на стороне "иудейских бунтовщиков", она была - плоть от плоти того народа, который не давал римлянам спокойно жить и постоянно ввязывался в разного рода бунты и конфликты: в той же Иудее, в Сирии, в Египте. Береника была, в глазах римлян, напоминанием о недавно закончившейся войне на Востоке. Мысль о том, что еврейка и впрямь может стать "первой женщиной Рима" бесила их. Даже в лучшие времена нечего было делать еврейке на вершине власти, считали они.
Разгром иудейского восстания был отмечен в Риме колоссальным триумфальным шествием в честь Веспасиана и Тита. Перед вырядившимися по такому случаю римлянами прошли за колесницей триумфаторов "живые трофеи" войны - повстанцы Иудеи, бесконечные колонны тех, кто осмелился бросить вызов могущественному Риму. Одним из них предстояло ещё в качестве рабов надрываться, строя сохранившийся до сих пор Колизей, другим, самым сильным из них, обагрять кровью его арену в гладиаторских боях.
Береника задержалась с поездкой в Рим, чтобы не присутствовать на триумфе. Всё-таки, как бы она к ним не относилась, а те тысячи пленных, которые прошагали обречённо за колесницей Тита, были её соплеменниками. Она представляла себе, что если бы она всё же присутствовала на триумфе, как заглядывали бы ей в лицо, не стирая змеиных улыбок с губ, все эти римские матроны, как ловили бы они на её лице следы волнения, скорби, а найдя их, как откровенно радовались бы этому. Да, будь она там - триумф стал бы ещё одним плевком римлян в её сторону.
Но вначале вся эта враждебность никак не замечалась за роскошным приёмом, устроенным Веспасианом. Он явно хотел угодить всем и очень старался. Созвал всю римскую знать, плюс евреев, которые помогли ему в иудейской войне: Беренику, её брата Агриппу, Иосифа Флавия, Тиберия Юлия Александра. Береника выглядела в тот день абсолютно счастливой. Тит был занят только ею и определённо вызвал у всех присутствующих римских аристократок ревность и злость. Эта была та самая необъявленная война женских амбиций, которая до поры до времени даже приятно щекочит нервы, особенно, когда ты чувствуешь себя побеждающей стороной.
Береника жила во дворце Тита на палатинском холме. На этом холме возник когда-то Рим, здесь по традиции обитали "сливки" общества: высшая аристократия, сенаторы, император. Рядом наискосок всё ещё стоял с чёрными провалами окон дворец безумного Калигулы, а несколько в стороне поближе к тому месту, где решено было строить Колизей, ещё высились громады "Золотого дома" Нерона: с подземными парками, фонтанами, искусственными прудами. Стены дворца были покрыты золотом и украшены инкрустациями из драгоценных камней. Строительство этого воистину чуда света хорошо почистило римскую казну, но зато Нерон, въезжая в свой дворец, сказал, как если бы он был до сих пор чуть ли не римским бездомным: "Наконец-то я начну жить по-человечески".
Тит повёл её как-то в этот подземный нероновский эдем. Они без конца целовались в тёмных переходах дворца, на галереях, в стороне от стражи, движущейся на почтительном расстоянии от них. Вдруг она прервала его поцелуи. Удивила его, прочитав на чистом латинском из Катулла:
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдём до многих тысяч,
Перепутаем счёт, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная сколько с тобой мы целовались.
Рабыни умащали её тело благовониями. Их пальцы так хорошо снимали напряжение, тревогу, погружая её в подобие полусна, из которого не хотелось выходить. Музыканты и плясуньи услаждали её слух и насыщали взгляд, собеседники, вроде Иосифа Флавия, будоражили мысли, занимали её ум. Но Тит, казалось, совмещал в себе качества всех. Его руки были полны такой страсти и нежности, словно он собирался заново вылепить её тело. Ночи были освещены пламенем их чувств. Он замечательно пел, читал сочинённые им тут же, на ходу, стихи, учил её играть на кифаре - римской арфе, а однажды здорово насмешил её, подражая почерку отца, брата, сенаторов, своих друзей. "Я мог бы ловко подделывать завещания", сказал он, довольный, как ребёнок, своими проделками.
Так они и жили друг для друга, ограждённые стенами дворца, непроницаемыми пока для всё нарастающего враждебного гула извне. Историки отмечают, что Береника вела себя в те дни так, как будто она была уже женой Тита, а поздний римский историк, обмолвившись, и впрямь называет Беренику его женой. Она, действительно, видела уже себя его супругой и, кто знает, может быть даже супругой императора Тита. Она думала, не могла не думать, что если всё сложится именно так, то она сумеет повлиять на политику Рима по отношению к Иудее, смягчить хоть в какой-то степени чудовищные последствия иудейского восстания.
И всё же, как ни хорошо было им вместе, у него был свой мир, в котором он весело и беспечно проводил время задолго до встречи с ней. И этот мир всё чаще забирал его от неё. Она явно проигрывала это необъявленное состязание с его Римом и всё больше проводила время в одиночестве, одна в золотой клетке роскошного дворца. И от того, что она теперь всё чаще оставалась одна, её враги вели себя с ней всё наглее. Им нечего было теперь бояться и расточать фальшивые улыбки любовнице потенциального властителя Рима. Тит больше не стоял между ними и Береникой и они могли без помех обстреливать её стрелами своего злословия. Они наперебой читали у неё за спиной эпиграммы и ехидные шуточки знаменитого сатирика Ювенала, этого "дирижёра" римской толпы. А в его "сочинениях" было всё: и злые выпады в адрес евреев вообще, и популярная сплетня, что она была, якобы, в интимных отношениях с братом Агриппой. Сплетня эта родилась на Востоке и вот, хоть и черепашьим шагом, доползла до Рима. Нет, римляне могли бы ещё согласиться с тем, что она стала наложницей Тита, но - женой! Ей всё чаще давали понять, что она в Риме нежеланный гость. И что она может забыть о том, что ей светит быть когда-нибудь женой их императора.
И всё же последнее слово оставалось за ним. Даст ли ей Тит тоже понять это?
Первое время он бросался на её обидчиков, как лев. Одного за дерзкие остроты в их адрес он велел хорошенько исхлестать плетью, другому, решившему повторить "подвиг" первого
и видимо, зашедшему слишком далеко - отрубить голову. Но на каждый роток не набросишь платок. Число дерзких "шутников" росло. Наступил момент, когда Беренике стало казаться, что весь Рим уже смеётся и издевается над ней, злословит всё громче и откровенней, отпускает всё более злые шуточки ей вслед.
Зашёл к ней как-то Тиберий Юлий Александр, тот самый еврей-римлянин, который был префектом Египта и выручил отца Тита в его борьбе за римский трон, приказав подчинённым ему легионам присягнуть Веспасиану. В последнее время он ходил необыкновенно гордый собой, словно раздутый от успехов. Как же, в благодарность за его услугу, Веспасиан приказал поставить его бюст в Риме. К тому же, он был теперь "важной птицей" - командиром личной гвардии императора Веспасиана. Она пожаловалась ему на эпиграммы Ювенала, на злые шутки римлян по её адресу. Он пожал плечами. Нахмурил и потёр лоб. Бросил, словно думая о чём-то своём: "Не обращай на это внимания", ушёл и больше она его не видела. Ей казалось, что он даже избегает встреч с ней. Видимо, он испугался, что если он будет продолжать общаться с ней, с этой жертвой римской толпы, то и сам может стать мишенью римских негодяев. Докопаются, что он еврей. Изваляют, как Беренику, в слухах и сплетнях, разобьют его бюст. Случись такое - и даже Веспасиан не сможет ему помочь. Он ведь и сам тоже - заложник "общественного мнения".
Кстати, даже Веспасиан изменил своё отношение к ней. Непрошибаемый, толстокожий, чем в прошлом страшно раздражал пылкого Нерона, он, похоже, стал волноваться по поводу того, что происходило уже долгое время вокруг отношений его сына с "этой еврейкой". Их любовь и ему стала казаться слишком уж затянувшейся. Нюхом и нутром своим он чувствовал, что пришло время сыну выбирать между будущим троном и Береникой и что Тит должен, просто обязан выиграть эту битву со своей любовью к ней. Так же, как он выиграл битву с Иерусалимом. Он надеялся на то, что здравомыслие всё же победит в его сыне. Нужно лишь как следует нажать на него.
В беседах с Титом старый вояка Веспасиан был по-солдатски груб и прямолинеен: "Ты должен прекратить вести себя как влюблённый молокосос. Я объявил тебя своим соправителем. Ты, можно сказать, без пяти минут император. Как только меня не станет - трон твой, если только ты не учудишь что-то совершенно идиотское и дашь своим врагам повод убрать тебя. Понимают ли это твои влюблённые мозги? - втолковывал он Титу. Рим пока терпит. Но лопнет его терпение - и нам всем не сдобровать, сынок". "Выбирай, Тит!", - сказал он, - и покачал растопыренными ладонями, словно взвешивая на них власть и Беренику.
Речь шла о закреплении на вершине власти семейной династии. Женись Тит на иудейке Беренике и, с нынешними настроениями в Риме, не быть ему императором. Династия пресечётся, так толком и не начавшись. Младший брат Тита Домициан, который уже прославился своими безумствами, именно поэтому был не в счёт. "Этот превратит в нужник всю империю" - грубо выразился о нём Веспасиан.
Чем больше Тит осознавал, что им придётся расстаться, тем больше он злился. Но давление на него росло. Друзья его молодости, видимо, не без подсказки извне, тащили его в свои компании, где пьяные оргии с участием изысканных гетер шли до утра. Ему хотели помочь забыть о Беренике. И, кроме того, он всё острее понимал: они не зря твердят вокруг о Клеопатре. Ему всё чаще и чаще намекали на то, чем кончил Юлий Цезарь, слишком долго пребывавший в объятиях своей "египтянки". Ему уже сообщили даже о готовящемся заговоре против него. По всему было видно, что в заговоре собирался принять участие и его братец. С братом он так и не решился пойти на конфликт, но руководителя заговора Авла Цецину приказал убить.
В перехваченном послании Цецины к легионерам, которых он призывал к мятежу, среди других "грехов" Тита перед Отечеством была упомянута и Береника. Всё приняло особо угрожающий для него характер после того, как умер Веспасиан. Он уже и сам пришёл к выводу, что ему надо во что бы то ни стало расстаться с Береникой. Тянуть больше было некуда. Здравомыслие, на которое так надеялся его отец, в конце концов победило в нём. В выборе между властью и Береникой он предпочёл власть. Став императором, он, как пишет Светоний: "тотчас же выслал Беренику из Рима, против её и своего желания".
Она покидала Рим зимой. Судьба, словно идя ей навстречу, устроила так, чтобы она покинула враждебный ей край зимой. Под завывание снежного ветра легче было расстаться и с холодным Римом и с охладевшим к ней Титом. Это был, конечно, не самый лёгкий путь домой, но зато наиболее правильный для неё. Дорога должна была измучить её чувства к Титу. Кроме того, на снежном фоне легче было сосредоточиться на Иудее. Заботы, которые ждали её там после такой разрушительной войны, "выручат" её, надеялась она, заставят её думать совершенно о другом.
Тит, хотя и стал имеператором, ненадолго пережил своего отца. Он умер, пробыв у власти не многим более двух лет. Согласно упорным слухам, циркулировавшим тогда в Риме, его отравили по приказу младшего брата Домициана. Кто знает, откажись Тит в своё время ради любви к Беренике от власти в пользу брата, он, возможно, остался бы жив. И всё пошло бы по-другому и в его, и в её судьбе.
Вспомнил ли Тит на смертном одре о своей Беренике, умер ли он с сожалением о том, как он поступил с ней? Светоний, говоря о последних днях Тита, пишет: "На первой же стоянке он почувствовал горячку. Дальше его понесли на носилках. Раздвинув занавески, он взглянул на небо и горько стал жаловаться, что лишается жизни невинно и что ему не в чем себя упрекнуть, кроме, разве что, одного поступка. Что это был за поступок он не сказал и догадаться об этом нелегко". Уж не Беренику ли он имел ввиду, говоря об одном проступке, вызывавшем в нём сожаление?
Жизнь людей древнего мира - формула со многими неизвестными. Неизвестной осталась и дальнейшая судьба Береники. В книге одного римского историка промелькнуло не подтверждённое, правда, другими источниками утверждение о том, что Береника ещё один раз приезжала в Рим, когда там правил Тит. Если это действительно было так, то, очевидно, это была отчаянная, так и не увенчавшаяся успехом последняя попытка Береники вдохнуть новую жизнь в её отношения с Титом.
Над южной частью города Тверии в Израиле высится гора, носящая имя Береники. Арабское название её переводится как "Дворец царской дочери". Согласно легенде, на горе находился когда-то дворец Береники. Но израильские археологи, бросившиеся было со всем романтичным пылом искать следы существования дворца Береники, так ничего, к сожалению, и не нашли. Что и неудивительно. Столько ветров, столько веков пронеслось над этой древней землёй. Всё, что осталось - только вот эта история о Беренике, "иудейской Клеопатре", любовнице Тита, так и не состоявшейся жене римского императора.
Свидетельство о публикации №211070201039
Наталья Тимофеева 007 24.02.2023 15:03 Заявить о нарушении
Квартирный вопрос только испортил их.
Алексей Аксельрод 24.02.2023 16:54 Заявить о нарушении