Шпионская история. Серия 7. Часть 3

Серия 7.Часть 3.
Спала она плохо. Робкий рассвет сочился в камеру.
Ей что-то снилось. Какие-то обрывки еще сохранила память. Но и они быстро таяли в мозгу, как утренний туман при появлении солнца. Но одно четко стояло в сознании: ей снился Дойблер. Дойблер? А не может ли она призвать его на выручку? Конечно, он строго-настрого наказал ей никому не говорить, что «завербовал» ее, но сейчас такой момент, когда выбирать не приходилось.
 Она снова и снова вспоминала вопросы, которые ей задавал Оберлендер. Перебрала в памяти все, что могло как-то пролить свет на ситуацию, в которой она оказалась. Она готова была уже к новому допросу, но ее не вызывали. «Напроситься самой? Нет! Имей выдержку»! -- приказала она себе. Теперь время изменило свой бег. Оно потекло мучительно медленно. Наконец, уже под вечер, в коридоре послышались шаги немецких сапог, подбитых железом, лязгнул засов и появился конвоир.
-- Раус! (Выходи!)
Конвоир запер камеру и пошел следом. Они поднялись на второй этаж.
-- Садитесь, фрау Ларсон. -- Доктор на этот раз был в форме. -- Хотите сигарету?
-- В кино когда-то я видела, как следователь предлагает подследственному сигарету, надеясь тем самым расположить к себе арестанта.
-- А вы не утратили чувства юмора.
-- Какой уж тут юмор...
-- Вы все хорошо обдумали?
-- Да, я все обдумала.
-- Вот и отлично. Рассказывайте.
-- Что? О том, как училась в Ростокском университете? О родителях? О моей работе в хозотделе?
-- Напрасно вы упорствуете, фрау Ларсон.
-- Разве я упорствую? Кстати, вы обещали очную ставку.
. Все в свое время. Расскажите, кто и зачем вас послал по адресу Николаевская, 79?
-- Я уже вчера говорила вам об этом.
-- Нейман вас не посылал туда. Кто вас послал?
-- Никто. И в то же время можно сказать -- некто!
-- Это уже интересно, -- оживился Оберлендер.-- И кто этот некто?
-- Гаупштурмфюрер Дойблер знает, что я арестована? -- спросила Ларсон.
-- При чем здесь Дойблер?
-- Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствиигаупштурфюрера..
-- Это еще что за новости? Никаких условий! -- повысил голос Оберлендер.
-- Сообщите Дойблеру, что я задержана вами! Повторяю, только в его присутствии я буду отвечать на ваши вопросы!
-- Не хотите же вы сказать, что вас послал Дойблер? -- В голосе Оберлендера Ларсон почувствовала впервые нотки неуверенности.
-- Я уже вам сказала: только при Дойблере может быть продолжен разговор!
-- Хорошо! -- Оберлендер нажал кнопку звонка. Вошел конвоир. -- Уведите фрау, -- приказал он.
И вот снова Ларсон в камере. Допрос был коротким, но Астрид чувствовала себя измученной.
На этот раз ее ненадолго оставили в покое. Послышались шаги в коридоре, дверь распахнулась, и на пороге она увидела Дойблера.
-- Выходите!
Она шла молча. Как поведет себя Дойблер? Она полагала, что они вместе пойдут к Оберлендеру, но Дойблер не стал подниматься на второй этаж, а, поймав, недоуменный взгляд Ларсон, бросил ей на ходу:
-- Идите за мной.
Он шел быстрым шагом. Конвоир их больше не сопровождал.
У подъезда стояла машина Дойблера. Он открыл ей дверцу, прежде чем сесть за руль.
-- Что вы сказали Оберлендеру? -- спросил он.
-- Ничего.
-- Но вы назвали мое имя?
-- Я сказала, что буду отвечать на его вопросы только в вашем присутствии.
-- И больше ничего?
-- Честное слово.
-- Хорошо. Подробней поговорим у меня. -- Дойблер тронул машину с места.
Поднявшись в кабинет к Дойблеру, Ларсон сказала:
-- Я дала согласие работать на вас, но теперь передумала.
-- Это еще почему?
-- Потому что я не гожусь. Видите, к чему все это привело. Меня схватили как большевистскую шпионку. Хорошо еще не избили, не пытали! Нет, это не для меня!
-- Но как вы вообще вляпались в эту историю?
-- В какую? Их, кажется, две.
-- Начнем с Николаевской.
-- Я встретила на улице некоего Петренко. Он из русских военнопленных. Работал в хозяйственной части. Потом эту часть расформировали. И вот я встречаю его на улице в немецкой форме. Помня ваше задание, я, естественно, стала расспрашивать его, как он живет, где служит, стараясь выведать его настроение. Он ответил, что теперь у него место богатое и секретное, указал мне дом, где это богатое и секретное место.
Через несколько дней пришла женщина-курьер из бургомистерства. Принесла счет на оплату за ремонт дома, на который указал Петренко. Я отправилась туда, намеревалась войти в контакт с русскими, которые носят немецкую форму, и узнать, чем они дышат, как говорится. Думала, что это может представлять интерес для вас.
-- И что же?
-- На другой день меня арестовали. Насколько я понимаю, это люди Оберлендера. И если он имеет такой контингент, как гepp Петренко, то вряд ли он добьется каких-то успехов в своей работе.
-- Я всегда ему говорил, что русским нельзя доверять. Их можно заставить работать только под дулом автомата. Каждый второй агент, которых готовит Оберлендер, не возвращается. Доктор, конечно, ищет козлов отпущения, видит во всем козни НКВД, а дело проще -- русским нельзя доверять! Ну, а что это за история с Бергманном?
-- Не знаю, что вам об этом говорили. Бергманн не знает немецкой орфографии.
-- Это верно. Я сам проверил. И с таким материалом приходится работать! -- перебил Дойблер.
-- Бергманн попросил меня перепечатывать для него кое-какие материалы, исправляя его ошибки. И я, как дура, согласилась. Недаром говорят, не делай добра, никто тебе зла не сделает. Оберлендеру я сказала, что делала эту работу за плату. Какая там плата. Флакон духов. Плитка шоколада. Нужны они мне. Он так просил. Чуть ли не на коленях стоял. И я, как дура, согласилась, -- повторила Ларсон. -- А у Бергманна какие-то люди сбежали. Словом, что-то случилось не так. И ему тоже понадобился козел отпущения...
-- Бергманн не будет больше работать в гестапо. Об этом я позабочусь. А вы расскажите мне подробней о людях Оберлендера на Николаевской.
Ларсон рассказала.
-- Я еще сделаю из вас настоящую разведчицу, -- пообещал Дойблер.