Жанна д Арк из рода Валуа 45

 
БУРЖЕ
(июнь 1418 года, продолжение)


Дофин вошел в переполненный людьми каминный зал, высоко подняв голову, с глазами покрасневшими, но сухими. Одет он был по-походному:  в легкий панцирь, укрывавший его от шеи до бедер, с надетым поверх нагрудником и прикрепленными нарамниками. Такой воинственный и решительный вид произвел на собравшихся благоприятное впечатление. Все они склонились и попятились от двери, чтобы освободить дофину проход к специально приготовленному помосту, уверенные, что сейчас их призовут к ответным решительным действиям против Бургундца, на которые каждый был готов со дня захвата Парижа.
Шарль прошел по этому коридору медленно, оглядывая склоненные перед ним головы и бормоча приветственные слова особо именитым рыцарям в первых рядах. Перед самым помостом он замер, коротко оглянулся на идущую позади герцогиню Анжуйскую, но тут же отвел взгляд, нервно и глубоко вздохнул и резко повернулся лицом к залу.
- Господа, - произнёс он тише чем хотел, но твёрдо, - я счастлив видеть в вас не столько подданных, сколько друзей, оставшихся со мной в эти трудные дни, и твердо уверен – если Господь даровал мне вашу дружбу, он даровал мне и жизнь.
Одобрительный гул был ему ответом.
- На сегодня мы имеем двух врагов, - слегка повысив голос продолжил дофин. – Двух… с каждым из которых в одиночку не управиться. Я знаю, что многие из вас готовы хоть сегодня двинуться на Париж безо всяких шансов на успех. Но я так же знаю, что не в праве рисковать людьми, доказавшими свою верность. Знаю, что некоторые уповают на новый договор с английским королем, несмотря на то, что в этом случае риску подвергается сама корона Франции. На такой риск я тоже права не имею ни перед вами, ни перед Господом…
Шарль перевел дух, избегая напряженного взгляда мадам Иоланды, потом заговорил снова, с явным усилием разжимая сведенные челюсти.
- Известно мне и то, что никому из вас не пришла в голову идея договориться с герцогом Бургундским, так подло нас предавшим. И за это я всем глубоко признателен. Но сегодня, руководствуясь теми соображениями, что из двух зол надо выбирать меньшее, сам хочу предложить рассмотреть возможность такого договора.
Сказав это, дофин неловко повернулся, взошел, наконец, на помост и сел, хмурясь и покусывая губу, предоставив собравшимся хорошенько осмыслить его слова.
Зал перед ним словно онемел. Только Жан Бретонский, прокашлявшись, осторожно спросил:
- Ваше высочество, действительно, полагает это зло меньшим?
- Нет, - почти выкрикнул в ответ Шарль, - если вы сумеете предложить мне такой договор с Монмутом, по которому он откажется от любых военных действий на французской территории и от собственных притязаний на трон моего отца!
В зале загудели.
- Но Бургунцу нельзя доверять! – перекрыл нарастающий гул голос Ла Ира. – Об этом мог бы хорошо рассказать герцог Орлеанский, который тоже пытался заключить с ним договор… Жаль только, что герцога убили, и рассказать он ничего уже не сможет!
- Он договора подписывает секирами! – тут же подхватил Аршамбо де Вийяр, чей воспитанник - бастард герцога Орлеанского, уехавший когда-то в Париж вместе с дофином, был захвачен бургундцами. По слухам он был еще жив, тем не менее, содержался в тюрьме, как какой-то преступник.
В зале загудели сильнее.
Молчаливое изумление после слов дофина быстро сменялось негодованием. Никто не ожидал ничего подобного, особенно после военных приготовлений, которые велись в Бурже все последние дни. Сильнее всех возмущались рыцари, окружившие Пьера де Жиак, а сам он только лихорадочно сверкал глазами и вертел во все стороны головой, чутко улавливая общее настроение и высматривая тех, кого можно будет привлечь в оппозицию.
- Констанцский собор недавно избрал единого папу, можно пригласить его легата третейским судьей, - попытался вставить слово Теодоро Вальперга.
Но его предложение только подлило масла в огонь: всем было известно, что новый папа благоволит герцогу Бургундскому. Итальянец замолчал и отступил, переглянувшись с Бареттой, который хмуро наблюдал за происходящим, не произнося ни слова. Молчали и герцоги. Они, словно заранее зная обо всем, столпились возле мадам Иоланды и непроницаемо ждали, когда страсти улягутся.
Шарль на своем помосте побагровел. Голова его втянулась в плечи как в прежние времена, когда еще были живы более любимые двором братья, а от него никто ничего не ждал, кроме неуклюжих глупостей. Набычившись и замерев, он стал похож на собственное изваяние, все чувства которого собрались в одних только глазах, страдальчески перебегающих с лица на лицо. И Рене, так и стоявший с епископом возле выставленных доспехов, подумал, что еще чуть-чуть и дофин совсем сгорит со стыда, дрогнет и закричит на весь зал, что тоже не хочет никакого союза с «Бургундским убийцей».
- Почему матушка ничего не сделает? – обеспокоенно спросил он.
- Потому что сейчас мой выход, - ответил епископ.
Смиренно сложив руки, он протиснулся сквозь негодующую толпу и встал прямо против мессира де Барбазан, к которому в основном и обращался, когда заинтригованный его выходом зал слегка притих.
- Позвольте мне, господа, сказать несколько слов. Это наше единодушное негодование воистину прекрасно, потому что лишний раз доказывает и нашу решимость, и преданность закону и престолу. Но отдав дань поверхностному чувству, давайте уже обратимся к голосу разума… Или к трезвому расчету, что несомненно более подходит к  такому шагу, как договор с герцогом Бургундским.
Епископ помолчал, убеждаясь, что все слушают его достаточно внимательно и продолжил:
- Представим на минуту последствия других наших шагов. Предположим, что союз с Бургундцем будет сегодня отвергнут, и уважаемое собрание решит обратиться за помощью к английскому королю. Предположим даже, что его светлости, - поклон в сторону герцога Бретонского, - удастся снова получить от Монмута отсрочку в военных действиях, а возможно и реальную поддержку в отвоевании Парижа. Но что нам это даст? Кратковременную победу, за которую потом придется отдать втрое больше, чем мы получим сейчас!
- Мы освободим короля, - сдвинул брови мессир де Барбазан. -  Пускай он болен, но жив. И до сих пор ни в каких регентах не нуждался. Покойные герцог Филипп, Луи Орлеанский и граф Арманьякский, упокой Господь его душу, конечно, имели определенные, скажем так, «полномочия», но никогда не забывались настолько, чтобы, превышая их, создавать собственный двор и править страной, узурпируя власть!
- Только Арманьяк казнил всех без разбора, поэтому весь Париж так жаждал его смерти, - громко хмыкнул «Ла Ир».
- Чернь, поднятая для разбоя, еще не Париж! – взвился «рыцарь без упрека».
Но епископ успокаивающе поднял обе руки.
- Не стоит тревожить души усопших обвинениями. Граф действовал, как лекарь, который причиняет боль, чтобы вскрыв язвы, их прочистить. Поэтому и не был популярен. Но лучше ли поступает сейчас королева?! Словно хитрая лиса она зализывает эти язвы, разнося заразу по всему телу, а тело — это не что иное, как Франция! Объявив себя регентшей и созвав собственный парламент, её величество всему миру показала, что намерена править сама, при том, что законный государь - её муж - жив! К величайшей общей радости католического мира, закрывшийся в апреле Констанцский собор положил конец великому расколу нашей церкви и дал нам единого папу, который мог бы выступить против подобного произвола. Но, с другой стороны, к величайшему нашему огорчению, его святейшество Мартин Пятый получил в свои руки отнюдь не землю обетованную, но покрытое трещинами раздоров поле боя, где пока празднует победу английский король. В такой ситуации глупо ждать от понтифика, только-только вступившего на свой, еще непрочный, тяжелый путь, что он пойдет против сильнейшего. А Монмут регентство королевы принял, полагая, что женитьбой на принцессе Катрин обеспечит себе право наследования французского престола в обход дофина Шарля. Поэтому, господа, легко может получиться так, что, одной рукой помогая нам в борьбе с герцогом Бургундским, он другой рукой схватит нас за шиворот, как изменников и заговорщиков, поскольку все здесь прекрасно понимают, что, выступая против герцога, мы выступаем и против королевы тоже.
Епископ снова помолчал, ожидая когда смысл его слов окончательно до всех дойдет, и с удовлетворением отметил про себя, что многие уже не фыркают с негодованием через каждое слово, а молчат, хоть и сердито, но задумчиво.
- Что же в такой ситуации может предложить ваша светлость? – спросил де Барбазан. – Если вы видите какой-то выход, то поделитесь с нами. А то я начинаю думать, что положение совсем безвыходное.
- Почему я?! – едва ли не возмущенно изумился епископ. – Господь велик, и в своей мудрости послал нам наследника престола, вполне способного принимать решения. А если я позволил себе сейчас вмешаться, и на минуту отвлек ваше внимание, то лишь для того, чтобы страсти в этом зале поскорее улеглись. А еще потому, что вчера вечером, как исповедник его высочества, имел высокую честь видеть, как тяжело далось его высочеству это решение. Свой тяжкий крест, подобно Спасителю, он принес сюда, к нам, и ожидает только понимания, как помощи…
Казалось, что молчание в зале можно резать мечом - таким плотным и напряженными оно стало. Потом еле слышно вздохнула мадам Иоланда. А следом за ней Гийом де Барбазан  повернулся к помосту, где сидел дофин и, опустившись на одно колено, произнес:
- Я готов выслушать всё, что скажет ваше высочество.
За маршалом последовали все лангедокские рыцари. И тут же, громыхнув оружием, преклонил колено «Ла Ир» со своими гасконцами, чем подал пример и остальным. В конце концов, стоять остались только де Жиак и его окружение, итальянские наемники, мадам Иоланда и Жан Бретонский, который с неудовольствием поглядывал вокруг
Всё еще красный Шарль исподлобья осмотрел склонившихся перед ним.
- Я рад, господа, что вы готовы выслушать меня без раздражения, - выдавил он. – И сразу хочу заявить, что договор с Бургундским изменником мы намерены заключить не как подданные королевы-регентши, а как правительство законного наследника и будущего короля. Для этого прямо сейчас следует избрать новый парламент – мой собственный – представительство которого заключит с Бургундцем такой договор, который король обычно заключает со своенравным вассалом, если стране угрожает опасность.
- Но два правительства - это неизбежный раскол! – тут же подал голос Жан Бретонский.
- Конечно, раскол, - холодно произнесла мадам Иоланда. – Но вина за него должна будет лечь на королеву. Это она всему миру показала, что его величество недееспособен. Значит, по всем законам управление страной переходит к дофину, который уже давно не ребенок. И мы, принимая его правление, действуем по правилам общепринятого порядка. В любой европейской стране поступили бы так, включая Англию. И Черный Принц Эдуард тому подтверждение…
- Но у нас сейчас другая ситуация!
- Закон ситуацию в расчет не берет.
Герцогиня вздернула подбородок и отвернулась к дофину, всем своим видом словно извиняясь за то, что осмелилась его прервать.
Шарль бросил на неё затравленный взгляд.  Он боялся того, что делал. Боялся и не принимал. Но продолжал говорить уже начатое, цепко держа в памяти разговор, состоявшийся ночью и продолжавшийся почти половину сегодняшнего дня.

- Путь любого властителя – это путь компромиссов, - втолковывала ему мадам Иоланда. – Достоинство короля не в том, чтобы пробивать закрывающиеся пути собственным лбом, теряя при этом корону, а иногда и жизнь. Оставьте это воинам и рыцарям! Король же должен уметь находить достойную дверь там, где другие как раз и колотятся лбами! Учитесь соглашаться с врагами, не теряя чести…
- Соглашаться?! – дофин сверкал на неё глазами белыми от бешенства. – Когда-то вы учили меня совсем другому, матушка!
- Я всегда учила вас одному – сохранять свое достоинство даже перед лицом смертельной опасности. И сейчас призываю к тому же! Договор с Бургундцем так же опасен, как договор с английским королем, а, может, и опаснее. Но у него есть одно преимущество – время. Вы можете тянуть его, не соглашаясь на условия, которые сочтете неприемлемыми, можете выдвигать свои, которые сочтет неприемлемыми он, но время, убывающее для него, даст вам возможность собраться с мыслями и, может быть, с новыми силами…
- Но время будет убывать и для меня! Вместе с людьми, потому что обязательно найдутся недовольные!
- А это уже моя забота, Шарль, - улыбнулась мадам Иоланда, подавая ему лист бумаги. – Сейчас мы наметим ваш будущий парламент с учетом любого возможного недовольства…

И вот теперь, стараясь, чтобы голос его звучал как можно увереннее, Шарль называл имена будущих министров перед затаившим дыхание залом.
- А известно ли вам, мадам, кого прочат в коннетабли при враждебном вам дворе? – тихо спросил Жан Бретонский, пользуясь тем, что внимание всех было приковано к дофину.
- Известно. Это Карл Лотарингский.
Бретонец придвинулся ближе, и еще больше понизил голос:
- И как это понимать? Стратегия или просчет?
- О чем вы?
- Судя по слухам, вы собирались с ним породниться. Вот я и задаюсь вопросом, состоится ли ТЕПЕРЬ эта свадьба?
- Время покажет, - пожала плечами мадам Иоланда.
- Я охотно подожду, - герцог растянул губы в улыбке. – Но позвольте узнать, что нас ждет дальше?
- О чем вы?
- О том времени, когда союз с Бургундцем себя исчерпает, и войска Монмута, с Божьей помощью, может быть, будут остановлены.
- Откуда мне знать?
Герцог опустил голову и еле слышно прошептал:
- Подозреваю, мадам, что в этом зале только вы это и знаете.
В этот момент дофин произнес:
- …В числе своих министров  хотел бы видеть и вас, мессир де Жиак. Я очень надеюсь на вашу помощь и сейчас, и потом…
Все обернулись, а сам будущий министр -  сначала глупея на глазах, а затем озаряясь пониманием - задрожал от радости так же, как совсем недавно дрожал от негодования.
- Можете располагать мной, ваше высочество! Не ручаюсь за остальных, но я вас не подведу!
Герцог Бретонский со странным выражением на лице поджал губы.
- Кажется, я ошибся, ваша светлость. Судя по всему, наш дофин тоже знает, что будет дальше.


Продолжение: http://www.proza.ru/2011/07/12/1363