Роль личности в истории

           Чем значительнее для истории личность, тем меньше свободы в её поступках. И наоборот, чем более свободна личность, поступить в определённый исторический момент самым разнообразным образом, тем меньше у неё шансов попасть в историю. Таким образом, история помнит только того, кто в нужный момент оказался в нужном месте и поступил именно так, как того требовала историческая необходимость.
           Наследить в истории – особое искусство. В подавляющем большинстве случаев это удаётся лишь тому, кто до изнеможения, титанически стремился к этому всю жизнь. Многие считают, что известность – результат исключительно выдающихся способностей, и ошибаются. Непризнанные гении в большинстве своём исчезают бесследно. Те же, кто вместо кропотливого уединённого труда и подвига строили собственный пьедестал и сумели составить о себе нужное мнение, будут вознаграждены с избытком: потомки наделят их сколь угодно чудесными способностями и припишут то, что они никогда не совершали. Известность – это результат контактов, общения с другими людьми, это паутина связей. Человек нелюдимый, замкнутый забывается очень быстро. Таков самый общий взгляд на причины славы, но есть и другие, скрытые от беглого взгляда социальные мотивы. То есть те, когда человек не ищет славы и не заслуживает её, но само общество нуждается в героях.
           Как известно, историю творят великие люди, а переписывают маленькие. И делают они это, порой, в угоду ещё более ничтожным личностям, после чего те становятся великими и величайшими, правда, иногда не надолго, до следующего переписывания. Прежде чем судить о значительности исторических личностей, следует хорошо усвоить, что все свидетельства и доказательства любых исторических событий всегда преломляются через личное отношение к ним летописца или исследователя. Сам процесс летописания заключается в том, что автор стремится сохранить в памяти потомков то, что считает лично для себя важным и интересным. И всё потому, что, прежде всего ему есть, что сказать будущим поколениям: нечто важное, достойное памяти, по-учительное, то есть собственные мысли, взгляды, которые подкрепляются тщательно отобранными свидетельствами и примерами. Подобная целеустремлённость и настойчивость в желании донести своё мнение далёким потомкам ослепляет и делает повествование предвзятым. Рассказы историка, не скрывающего свою тенденциозность, увлекают, развлекают. Напротив, объективное повествование неинтересно. Всякое исторически правдивое знание мёртво и покоится ненужным хламом до тех пор, пока его не оживит чья-либо фантазия, не расцветит ложью и не подаст в нужный момент в качестве аргумента для достижения корыстных целей. За время своего существования человечество уже перепробовало все возможные поступки, совершило все самые невероятные глупости и теперь только повторяет их. Какую бы сказку ни сочинили историки, очень вероятно, что она окажется правдой. Поэтому знающих людей достоверность описанных событий заботит меньше всего. По их мнению, события могли про-изойти не тогда, не там, не так, или произойдут позже. Почему от этих подробностей должно страдать их поучительное значение? Главное – несомненная правдоподобность истории, эффект! То есть сиюминутная полезность исторического повествования!
           Все исторические события воспринимаются через два кривых зеркала. Первое из них – любовь либо ненависть рассказчика, второе – личное восприятие слушателя, который затем тоже станет рассказчиком. Детская игра в испорченный телефон – наиболее образная модель исторической правдивости. Исторические события искажаются то случайно, то сознательно, из добрых либо злых побуждений, но исторической памяти не может не быть! Без неё не возможно бытие общества. Так что лучше уж любая хромая история, чем вовсе никакой! Если смысл жизни одного человека не всем понятен, то смысл существования общества, несомненно, – история.
           Когда умирают потомки знаменитых личностей и потомки их потомков, уже не важно, совершал ли человек, приписываемые ему поступки, так ли всё было, и был ли он вообще. Тогда живой интерес вызывают любые истории, начинающиеся со слов «жил-был». Лучше всего об этом говорится в присказке: «сказка – ложь, да в ней – намёк, добрым молодцам – урок». То же можно сказать о любом учебнике по истории. Желая того или нет, любой летописец сначала выдвигает собственную поучительную идею, злободневную для его современников и только затем ищет ей доказательства в примерах прошлого. При этом любое утверждение из разряда вероятного при заинтересованности современников легко переходит в разряд бесспорного, а в противном случае стирается из памяти, как будто его и не было. Это значит, что любая полезность в текущий момент исторического домысла или предположения уже является весомым доказательством его правдоподобности. Стоит кому-либо из историков только предположить возможность события, как следующее поколение уже может считать его почти достоверным, а ещё через некоторое время – бесспорным. Почему же одни события проходят бесследно, а выдумки, порой, тысячелетия считают реальными событиями? Каков хитроумный механизм памяти? Ответ на этот вопрос не очень сложен. Историческая память работает точно так же, как и человеческая. Долго помнится то, что оставляет глубокий след переживаний, так же как и пикантная глупость не оскорбляющая ничей слух, но немного оживляющая нудное повествование, словно, сказанная вовремя шутка. Говорят, что ложь всегда красива и привлекательна, а правда суха и неинтересна, как бухгалтерский отчёт. Гораздо чаще можно встретить описание удивительных, редких происшествий, но не того, чем жил каждый человек в определённую эпоху. О типичных событиях повседневности вначале не пишут, считая, что они всегда были и будут, что это и скучно и всем известно. Потом о них тоже не пишут, считая, что о таких распространённых вещах уже давно всё написано. В результате по прошествии столетий из учебника в учебник кочует такая ерунда, как имя коня Македонского, но никто не может сказать, была ли в его армии конница, и вообще пахал ли тогда крестьянин поле с лошадью?
           Историческая наука не всегда была такой как сейчас. Начиналась она с народных сказаний и легенд, того, что сейчас называют эпосом и часто, стыдливо отмежёвывая от истории, причисляют к культуре, художественному творчеству. Возможно, историки считают, что в результате этого сами исторические знания выглядят более правдоподобными. Для правителей и их придворных летописцев, история служила в первую очередь видом приятного развлечения. Они не только не отделяли её от народного эпоса, но и стремились присовокупить свои «подвиги» к делам былинных героев. На что были готовы правители, ради собственного увековечения красноречиво демонстрируют египетские пирамиды. Неужели переписать пару папирусов, было за-дачей более сложной?! Историческая наука неоднократно предпринимала попытки, стать искреннее, но всякий раз сталкивалась с резким падением к ней интереса современников. Конечно, физика или математика могут не интересовать подавляющее большинство населения, это не отразится на их развитии. Их удел – неприметная рутинная работа, выливающаяся в конкретные материальные блага. Совсем другое дело – история. Она не может существовать скрытно, без аудитории слушателей. По своей сути история – это урок мудрости, преподаваемый прошлыми поколениями. Зачем он нужен, если никто не станет слушать? Так всегда время от времени появляются весельчаки-популяризаторы с шуткой да прибауткой, перевирающие прошлое. Их слушают, читают, разинув рты. А где ж ещё, скажите, взять сюжеты для книг и театров, как не из примеров прошлого?! Таким образом, история, как наука всегда существовала параллельно действительности, порой пересекаясь с ней, и переплетаясь, то с академическим искусством, то с народным творчеством. Существует достаточное количество поводов, считать многие столетние пласты истории целых народов полностью сочинёнными. Целый ряд историков не без основания продвигает это мнение. Не желая втягиваться в перепалку, лишь замечу, что народные сказания и легенды (не говоря уже о религиях) так же вымышлены, но это не лишает их поучительной ценности, способной влиять на ход истории в прошлом и будущем. Вообще история значима не тем, насколько она правдива, а тем, насколько она помогает людям жить сегодня и обеспечивает их существование в будущем. В этом смысле целый пласт культуры – старые легенды, сказки, мифы является собранием историй, прошедших проверку временем, и доказавшим бесспорное положительное влияние на формирование морали многих поколений. Хотя их достоверность весьма сомнительна, мало кто посоветует расстаться с ними навсегда и забыть. Конечно, этот в целом правильный вывод в классовом обществе применяется как инструмент увековечения правления узурпаторов власти под маской сохранения народных традиций, но тут уж ничего не поделаешь! Всякая смена власти начинается с переписывания истории. Понятием, освящающим переписывание, является «требование восстановления исторической правдивости». Каждая новая, облечённая властью элита ставит на старые пьедесталы своих кумиров, но это уже другой разговор, разговор о политике. Историческая ложь – это всегда наименьшее из зол, творимое новой властью. Поэтому всякая новая власть прекрасно понимает: если её станут судить, искажение истории будет всего лишь мелким дополнением к списку гораздо более значительных преступлений. Одним словом, ей за это ничего не будет. Скажу более: исторические «факты» сродни показаниям обвиняемого на суде, ими оправдываются и прикрывают масштабы сотворённого зла, причём заблаговременно.
           Исторические личности являются доказательным элементом, частью, иллюстрацией или примером определённого мнения. Они не существуют сами по себе, без сопровождающего их контекста, как личности Христа, Спартака или Цезаря. Чем дальше они отстоят от нас, тем схематичнее их образы, тем явственней проступает их символический смысл, их роль в качестве вещественного доказательства, и всё более стираются индивидуальные черты, изнашиваются, словно ветхая одежда. Как бы ни пытались историки представить себя сторонними безразличными наблюдателями в описанных событиях – это лишь профессиональный приём для придания описанию большей достоверности. Люди, которые при жизни не имели ни врагов, ни друзей, не вызывают при упоминании о себе сильной эмоции, и поэтому остаются неинтересными для потомков и для истории. В чём же заключается интерес? Как ни печально, но это корысть. Вы спросите, как же великие классики? Их любят. Это так, но как бы их стали любить, если б чиновник либо коммерсант не распорядился их напечатать, выставить, разрешить, ввести в программу обучения, устроить юбилей, открыть мемориал? Быть чьим-то сыном, часто чертовски помогает в жизни! А разве мало тех, кто жутко гордится автографом, делится воспоминаниями о мимолётной встрече? «Я видела самого …» – «Ах, как я тебе завидую!». Зависть, деньги, идеология, слава. В лучах славы можно греться. Это становится привычкой, стилем жизни. Тогда почётно быть не только дочерью великого поэта, но и внучкой и праправнучкой. Эта система сама себя поддерживает и питает. Деревья родословных создаются не только в семьях, но и в науке, искусстве, истории. Древний предок-основатель, пророк, учитель: как много последователей пристраивается к нему! Они, словно сектанты, обязаны восхвалять его – своего бога, пока его авторитет не станет действительно великим, могучим, способным про-бивать преграды, поднимать на пьедестал, досыта кормить. Его мнением прикрываются, оправдывают, доказывают, свидетельствуют. Каждый, кто вновь и вновь пишет о великом, прежде всего, льстит себе! Упоминать о ком-либо известном может быть модно, престижно, разумно. Бездарная статья уже кое-что значит, если начинается с известного эпиграфа. Иной читатель сразу узнаёт знакомые строчки и уже восхищается собой, своей причастностью, своей осведомлённостью. Умение цитировать многое говорит о человеке: не заносчив, покладист, уважает мнение сильных мира сего, склоняется перед авторитетами. Свидетельства известных личностей хороши тем, что их не принято подвергать сомнению. Приписать им какое-либо утверждение – отличный способ лжесвидетельства. Уважаемое мнение стоит многого. Когда затевается историческая игра под названием «кто прав», то она напоминает шахматы. Простые люди – пешки, знаменитые – фигуры. Пешками можно пожертвовать ради спасения фигуры. Победителей не судят! Это означает, что идеи и жизни кумиров служат удобным способом оправдания насилия над «пешками», и тогда, когда их убивал сам кумир, и тогда, когда их судят за расправу над кумиром. Такое явление объясняется просто: всё, что принадлежит истории, стоит дорого и часто требует кровавой платы.
           Можете ли Вы, дорогой читатель, попасть в историю? Оцените сами. Для этого нужно иметь достаточно тщеславных друзей, которым только дай, всюду растрезвонить, что они знакомы с замечательным человеком. Стоит раз, подарить такому рубль, и он всем будет говорить, что Вы готовы отдать другу последнее. Конечно, Ваши друзья должны иметь доступ к средствам коммуникации, чтобы всем рассказать о Вас. И последнее, самое главное: упоминание Вашего имени должно вызывать корыстный эффект, то есть реально приносить пользу. Иначе всё напрасно. Именно так многие становятся известными благодаря магическому заклинанию – собственному имени: «Я от Иван Иваныча…» – «О, да, конечно! Я Вас слушаю!». Так называемое «телефонное право», авторитет для части людей является необходимым условием существования. Без столпов, без опор и примеров для подражания они, словно слепые котята, не знают, что надеть, о чём говорить, как сейчас принято. Это зависимый тип личности, который силён не своей индивидуальностью, а организованностью, чувством локтя товарища. Известная личность производит стереотипы и фетиши, так необходимые зависимым людям. Эти «продукты» продолжают, существовать и после смерти известной личности и, собственно и делают её знаменитой. Потребность в фетишах настолько велика, что при отсутствии нужного поступка или высказывания в жизни кумира, не стесняясь, выстраивают предположение: «А вот если бы … был жив, то он поступил бы именно так…». Живучесть многих знаменитостей обусловлена тем, что они всяческим образом давали повод для сплетен, позволяли окружать свою жизнь фантазиями, да-вали пищу для обсуждения тем, чья жизнь скучна и однообразна. Секрет памяти заключается в том, что люди довольно быстро забывают действительные поступки, но очень долго помнят сочинённые ими фантазии и очень любят их пересказывать, добавляя новые подробности. Маска таинственности или секретности в таком случае только подогревает интерес, заставляет сталкиваться, спорить разные мнения, фантазии. Личность против хода истории беспомощна, а вот стереотип – это не безделица. Чьё-либо мнение, ставшее коллективным, направляет историю. Но ошибочно считать, что личность управляет историей. Толпа слышит лишь то, что хочет услышать! Не важно, кто скажет долгожданные слова. Важно оказаться тем случайным человеком, кто в нужное время, в нужном месте совершит исторически неизбежный поступок. Человек может сказать не красиво, не то и не так, но это не имеет значения. Благодарные потомки отшлифуют его слог, добавят нужные слова и смысл, сочинят всё необходимое в таких случаях. Перепишут жизнь кумира с пелёнок, как надо.
           Чтобы судить о роли личности в истории, следует сначала выбрать, о какой истории идёт речь: о том, что было на самом деле или о том, что будет написано затем в учебниках? Непревзойдённой по силе демонстрацией роли личности является сказка о репке, где мышка олицетворяет отдельную личность, а другие персонажи – массы на-рода. Поступок одного человека может оказаться решающим, но может быть и бесполезным, если он не поддержан остальными. Представим себе следующее продолжение сказки о репке: «…И стали все хвалить мышку, и восхищаться её силой. И возгордилась мышка, и стала сама тянуть следующую репку. Год тянет, два тянет. Так и умерла, а репка даже не шелохнулась…». Когда исторический факт свершился, историкам предстоит выбрать, кто будет мышкой, а кто Жучкой и остальными безымянными участниками. Собственно это и является процессом установления исторической правды. Именно в такие моменты включается механизм мучительного сражения за правду между гигантскими сетями семейных и политических «родословных». Они топчут в грязь друг друга, чтобы воздвигнуть на пьедестал своего идола. Сторонний человек, проникший за кулисы борьбы, испытывает отвращение ко всем её участникам. Этого, действительно, лучше не знать. Любая историческая личность, прежде всего, олицетворяет хотя бы один постулат морали той социальной группы, которая его выдвинула и, которая пожинает плоды её популярности, продвигая, утверждая таким образом свои моральные принципы, подправляя государственное устройство под свои нужды.
           Нужны ли выдающиеся личности, даже если их исключительность дутая?! Ответ один, хоть и противоречит элементарной справедливости ко всем жившим и живущим. Нужны. Лучше всего по аналогичному поводу сказал персонаж Аркадия Райкина: «Дефицит – это величайший двигатель специфических общественных отношений. Пусть всё будет, но лучше, чтобы всегда хоть чего-нибудь да не хватало!». Точно так же вы-дающиеся личности: не хорошо, обидно, что мы не помним всех и каждого, но иначе б не помнили никого! Каждый в меру своей наивности верит в их исключительность. Это часто несправедливо по отношению к безымянным героям и гениям, но жить совсем без кумиров было бы ещё хуже и бессмысленнее. Это означало бы отказаться от истории вообще. Есть прекрасная русская поговорка: «Свято место пусто не бывает!». То есть у людей всегда существует потребность кем-то восхищаться, на кого-то молиться, и этого не изменить. Главный секрет славы состоит в том, что отдельные личности лишь на короткое время выделяются из общей массы, чтобы дать себя, приметить. Общество же всегда создаёт себе столько кумиров, сколько требуется. Когда же резервы «приметных» личностей исчерпываются, оно делает героем первого попавшегося.
           Лишь об одном всегда приходиться сожалеть. Подавляющее большинство людей, оказавших большие услуги человечеству своими делами, остаются безвестными, в то время как их слава достаётся ловким пронырам, мошенникам, тиранам и вообще никогда не существовавшим персонажам. Настоящая слава обычно приходит после смерти. Это оттого, что так легче врать, когда уже нет живых свидетелей и, самим ку-мирам уже не станет стыдно. Сделать себя известным можно. Только это отнимает силы и время от действительного совершения тех поступков, которые будут потом приписаны благодарными почитателями. За что же благодарят известных личностей? Не за то, что они есть или были. В большинстве случаев эта благодарность корыстна, хотя и не всегда осознана.
           Во-первых, кумиры могут служить стержнем воспоминаний об отрезке жизни, на-пример, молодости. Когда человек живёт серо, пресыщено, одиноко и бесполезно, участие в массовом ажиотаже, возбуждении, связанном с известной личностью, воспринимается как светлое воспоминание. Как нечто неповторимое. Такие люди воспринимают ценность прожитой жизни через соучастие в делах известной личности, через любую причастность к её жизни. Они цепляются за любую мелочь вещественную, на-пример, предмет, принадлежавший кумиру или духовную (жили в одном городе). Чем выше возносится фигура исторической личности, тем ценнее собственная прожитая жизнь. Имя личности, в конечном счёте, не имеет значения. Оно лишь служит оправданием собственных бесполезно прошедших лет: «Да, я ничего не добился, не сделал, но был свидетелем, видел самого…». Быть свидетелем или современником чужой славы, для таких людей – достойное оправдание существования, а падение кумира – крах  собственной жизни. Без него просыпается страх перед вопросом: «Зачем я жил?». По-этому они всячески поддерживают и подогревают воспоминания о нём, словно оправдываясь перед новыми поколениями. Причём, как правило, кумиров не создают по одиночке. Обычно они группируются в некий сонм богов наподобие Христа с двенадцатью апостолами, которые собираются вместе на какие-то тайные, обособленные от общества вечеринки, и потом словно некий «вирус величия» передаётся всем, кто каким-либо образом был причастен к этим вечеринкам. Наоборот, люди, сами совершившие большие поступки, расставляют вехи воспоминаний в жизни, по своим делам, а не делам кумиров, и поэтому не возводят пьедесталов. Их судьбы не требуют оправдания, и потому нет страха. В их жизни тоже были люди, достойные уважения, но они не лезут вон из кожи, чтобы возвеличивать и возносить: их герои и воспоминания уходят вместе с ними.
           Во-вторых, слава, известность, популярность – это продукт городского образа жизни, изобретённый, как и многое другое, для организации такой формы существования человечества, как город. Огромное разнообразие мнений и моральных систем в городе нуждается в различных формах нивелирования, выстраивания иерархии ценностей. В этом процессе возникновение понятий «авторитет» и «авторитетное мнение» является тем, без чего город существовать не может. Здесь понятия «популярность» и «авторитет» не отделимы друг от друга. Хорошо устроиться в городе может только команда, продвигающая своего лидера и идущая следом по расчищенному пути. Окружение жизненного пути лидера мифами – испытанный тысячелетиями метод его про-движения. Это уже не случайный процесс симпатии-антипатии, а кропотливая еже-дневная работа над созданием образа мощного тарана, предназначенного для пробивания пути к цели, выражающейся в конкретных благах. Авторитеты продуцируют и рекламируют коммерческие стандарты поведения (стереотипы). В конечном счёте, это выливается через идеологию и образ жизни в предпочтительное потребление определённых товаров и услуг. Причём на эти товары и услуги есть не только предложение, но и спрос. Масса зависимых по характеру людей жадно ищет чужих кумиров, чтобы сформировать собственные вкусы и стереотипы поведения, то есть встроить себя в систему иерархии городского общества, найти свою нишу в определённой группе населения и, подражая, удержаться в ней. Таким образом, создание исторической личности становится до некоторой степени принудительным групповым интересом.
           В-третьих, людям нужна история собственного города, страны, планеты. Она служит оправданием существования целого народа и проявляется в виде национальной гордости, которая, по сути, представляет собой коллективное самовосхваление. Механизм самовосхваления повсюду одинаков, и, в общем, конкретное имя и фамилия не имеют значения, важен факт, привязка события к определённому месту, дате, национальности героя, его политическим взглядам. Важно не уступить соседу, не отстать. Здесь мы уже имеем дело с государственными символами, и масштаб возвеличивания личностей соответственно государственный. Поощряются любые положительные свидетельства и бракуются отрицательные, либо не достаточно убедительные, бросающие, так сказать «тень сомнения». Горе тому правдолюбцу, кто по своей «щенячьей» глупости пытается подтачивать светлый образ героя. Он лишь позорит собственный народ, принимая таких же дутых заграничных героев за чистую монету. Образно говоря, когда прозревшие современники начнут оплёвывать бывших вождей, он сам же окажется в этой луже, а вовсе не в просветлённом и очищенном от выдумок обществе, потому что исторические личности – это элемент культурного наследия, без которого общество утрачивает саму культуру и становится только хуже.
           Ярким примером использования кумиров является жанр пародии. Ничего не представляющие собой артисты урывают часть славы кумира тем, что подражают манерам знаменитостей, которые собственно и составляют упрощённо схематический образ популярного человека. Но примени они свой талант для пародирования безвестного человека, и ничего из этого не выйдет.

           Какой я делаю вывод из всего изложенного выше? Почти каждый человек заслуживает того, чтобы о нём помнили. Жить ради этого приятно, но не стоит посвящать свою жизнь только этому. В любом случае личности достанется лишь малая часть на-град, в то время как горстка негодников пожнёт гораздо большее. Знаменитости нужны обществу, но каждый сам решает, насколько важную роль они будут играть в его жизни. Важно лишь понимать, что достоинства кумиров во многом условны и существуют, пока их приемлют, пока в них верят. Низвергать же авторитеты с пьедесталов, равно как и водружать их насильно – самое глупое занятие, как всякая вещь, лишённая чувства меры.
           В завершение я хотел бы затронуть последнее и неприметное звено последствий славы. Это – болезненное отношение к безвестности. Для здорового психического самочувствия общества должна поддерживаться определённая мера количества знаменитостей, а также мера усердия, с каким их восхваляют. Любое отклонение от разумной меры приводит к разладу отношений между группами населения и отношений между отдельной личностью и обществом.
           Когда количество кумиров очень мало, когда каждый знает их наперечёт, в людях укрепляется единодушное мнение о себе, как о ничтожных существах. Причём оно вовсе не угнетает личность, но наоборот убеждает её в том, что общество устроено так изначально некими высшими силами, что человек является кирпичиком общего большого сооружения, подчинённого строгим законам, таким, что и не стоит даже пытаться изменить порядок вещей. Это означает, что человек может сколь угодно стремиться к славе. Слава же достанется только избранным по неведомым для человека законам высших сил. Это, по крайней мере, честно, поскольку никто не гонится за призрачным счастьем, но уверен, что завтра мир останется тем же. То есть своё ничтожество люди воспринимают без обиды на окружающих, с верой в удачу и предназначение свыше, продолжают жить обычной жизнью, не упрекая себя в безвестности, считая это обычным уделом каждого. Однако, эта модель хороша для однородного общества. В селе, глубинке так и есть: безвестность остаётся духовной составляющей жизни и никак не влияет на её материальную сторону. В разобщённом на классы и прослойки бурном мире городов и столиц люди, лишённые своих кумиров, оказываются подобны кучке неприкаянных бродяг, которыми все помыкают. Оттого, что у них нет вождя, нет некой святой реликвии, святых мощей, они испытывают коллективное чувство зависти и приниженности, материальные лишения, притеснения и всячески стремятся заполнить этот недостаток. Напряжённое ожидание чуда, невероятного события, выдающегося поступка вызывает коллективное напряжение, желание позволить обмануть себя, по-верить в заведомо ложные исторические свидетельства, и не только поверить, но и приложить усилия, чтобы заставить принять этот бред другие группы населения. Для этого, порой, приходится лезть в драку.
           Когда количество кумиров велико, мельчает само понятие выдающейся личности. Создаётся впечатление, что разрыв между простым человеком и знаменитым со-всем мизерный, достаточно лишь немного напрячься и стать известным. От этого об-манного впечатления люди начинают грызть себя и упрекать в абсолютной неспособности стать знаменитыми по причине элементарных недостатков, лени, слабости воли и тому подобного. В результате самомнение человека становится настолько низким, что способно привести его к болезни. Оно угнетает его жизнь. Люди заболевают массово. Это проявляется в форме маниакального стремления к самовыражению. Оправданием глупости бесполезного самовыражения служит теория поиска смысла жизни. Для мастера самовыражение является простым и естественным результатом применения навыков, причём результатом прекрасным и полезным обществу. Для человека, не обладающего исключительными способностями, самовыражение становится мучительным копанием в себе с целью найти хоть что-то даже омерзительное, но выделяющее его среди остальных. Это «что-то» обыкновенно настолько отвратительно обществу, что требуется ещё и насильственное помещение его в сознание людей, преследование их, навязывание исподтишка, стоит им только открыть глаза или уши. Для услаждения слуха бездарей распространяются идеи о всеобщей талантливости и необходимости упорным трудом, развивать таланты. Те, кто это делают, вряд ли с наслаждением потребляют плоды упорного, но бездарного труда, хотя по-своему они правы: упорный труд, направленный на самовыпячивание, в чём бы он ни проявлялся, действительно приносит известность. Славу таким образом можно купить, но, увы, это портит людей. Тот, кто так делает, подаёт дурной пример остальным. После этого многие ругают себя, что были честными, когда была возможность украсть или слишком добрыми, когда требовалось быть жестоким, или излишне старательны, когда требовалось схалтурить, но сделать числом побольше и заработать таким образом популярность. Порой человек отталкивает любимого, считая себя недостойным его, не про-явившим себя великими делами. В таком обществе человек не может судить о себе, ему требуется, чтобы его оценили другие. Самый большой подвиг – убить в себе вирус славы и болезненное отношение к безвестности! И тогда окажется, что простое житейское счастье совсем рядом. Стоит ли менять ежедневную радость простой жизни на зависть других к своему холодному трупу?!
           Отношение к историческим личностям зависит от традиционного миропонимания народами своего прошлого и настоящего. У народов Азии преобладает идея всеобщего и бесконечного движения по кругу, следствием которого является неизменность материальных (телесных) форм бытия. Вместе с тем некоторая духовная субстанция, наполняющая телесные формы, с каждым циклом приобретает опыт и совершенствуется либо деградирует. С этой позиции почтительное отношение к пустой телесной оболочке, покинутой душой, лишено смысла. Так же как не имеет смысла время и имя телес-ной оболочки, ведь один и тот же камень мог в своё время послужить делу великого строительства, а затем стать орудием убийцы. Ценностью исторической памяти у таких народов является событие, поступок, мысль. Само же имя нужно лишь для того, чтобы герой не остался безымянным.
           Для народов Европы характерна идея однонаправленного движения к прогрессу либо регрессу. Это порождает представление о жизни, как о чём-то безвозвратном, конечном и скоротечном и заставляет стремиться к обладанию предметами и жизненными благами, первейшим из которых является создание комфортных условий для существования телесной оболочки. Европейцы выводят историю из телесных оболочек, их родословных, утвари и убранства жилищ, из перечисления награбленных богатств. Только европеец может настолько живо интересоваться внешним обликом исторической личности, трепетать над его останками или принадлежавших ей вещам. Одним словом на Востоке ещё долго помнят великие дела, забыв настоящее имя, а на Западе всё ещё помнят имя, давно забыв о причине известности. Что лучше, что приятнее? Каждый судит на свой вкус и по этому суждению стремиться либо прославить своё имя, либо безымянно творить то, что переживёт его.