Учебная практика в Крыму

Геологию лучше всего изучать в горах, а лучшие горы для этого Крымские горы. И геология интересная и можно в выходной на море съездить искупаться. Этот факт подтверждается тем обстоятельством, что и московский, и ленинградский, и воронежский и даже минский Белорусский государственный университет выбрали в Крыму себе геологические полигоны и много лет обучали на них азам геологической съемки юные поколения будущих геологов. Горный, конечно же, тоже не отстал, но есть разница. Практически все геологически ориентированные ВУЗы выбрали в качестве учебного полигона местность неподалеку от Симферополя в районе села с символическим названием Трудолюбовка. Только наш Горный уединился в Бахчисарайском районе и построил свой полигон в верхнем течении р. Бельбек, поблизости от села с псевдоисторическим названием Куйбышево. Думаю, что непосредственно к этому селу, известный революционер и активный строитель  нашего социалистического государства никакого отношения не имел. Вообще названия послевоенных сел, которые возникли после выселения татар из Крыма, весьма характерны и необычны, взять хотя бы ту же самую Трудолюбовку. Наши предки, называя свои деревни, были гораздо скромнее, да и с юмором у них, похоже, было лучше.
Рядом с Куйбышево находились Сирень, Танковое и Прохладное. Можно предположить, что в той деревне, рядом с которой был наш полигон, был образован колхоз имени Куйбышева - так и стали называть деревню. В деревне Сирень росло много сирени, а в Прохладном было прохладно, но почему Танковое, даже представить себе не могу. Слава Аллаху Бахчисарай остался Бахчисараем.
В первый в жизни геологический маршрут нас повела наш руководитель практики Светлана Николаевна Самусенко. Мы штурмовали крутой склон и после героических усилий достигли вершины. Там на верху, на краю табачного поля мирно паслись коровы. Куэста - это характерная для Крыма форма рельефа, когда один склон горы плоская пологая ровная поверхность, а второй почти отвесный обрыв.
Мы расположились на краю обрыва, свесив ноги с него, и внимательно слушали  Светлану Николаевну, которая ручкой показывала нам, какую часть местности мы должны будем закартировать, и как это надо делать. Мы были не первые, кто проходил практику на этом полигоне, и, естественно, у нас имелась подробная геологическая карта, составленная нашими предшественниками и одобренная преподавательским составом, но, все равно было интересно.
Светлана Николаевна была симпатичной женщиной средних лет. Одета она была в штаны от настоящего геологического костюма с широким ремнем, а кроме того у нее была полевая сумка, компас, пикетажка и молоток. Ничего этого у нас тогда еще не было.
Саша Сорокин попросил у Светланы Николаевны  листик из пикетажки. Она вырвала двойной листок, и вместе с карандашом протянула его Саше, подумала, что он хочет что-то записать на память. Саша от карандаша отказался, сделал из листка самолетик и запустил его с этой кручи. Самолетик долго плавно планировал над поросшим густым лесом и колючим кустарником склоном, а мы все наблюдали за ним.
«Правда, хорошо Светлана Николаевна?» - спросил Саша. «Очень хорошо» - ответила Светлана Николаевна и мы все с ней согласились.
Все действительно было хорошо, кроме, вышеупомянутых, колючих кустарников. Почему-то на юге все кусты и многие деревья колючие. Не такие колючие, как наши северные елки или сосны, а по настоящему и колются до крови. А в Норильске, где я теперь живу, у нас даже елка большая редкость, у нас растут лиственницы. Древесина у них весьма прочная и дорогая, а прикоснутся к зеленым веткам очень даже приятно. Вот поэтому, наверное, я люблю север гораздо больше, чем юг. Там на юге, посмотришь – все красиво, а прикоснешься, больно колется. Впрочем, казах любит степь, бедуин пустыню, а геолог север – все естественно.
Наш лагерь представлял собой, два ряда палаток, расположенных на  берегу быстрого горного ручья. Между палатками бетонная дорожка, которая мимо туалета вела на поляну для проведения утренней физзарядки и других общественных мероприятий и дальше по тропинке к камеральному помещению на первом этаже двухэтажного здания. На втором этаже этого здания находились комнаты для преподавателей. Вот и весь лагерь.
Но нельзя отдельно не остановиться на нашем туалете. Его построил студенческий отряд факультета радиоэлектроники, был  тогда в нашем ВУЗе и такой факультет. Радиоэлектроника была в большой моде, и такие факультеты заводили многие институты. Потом его закрыли, еще при мне.
В отличие от геологов, для которых ежегодная производственная практика считалась обязательным условием, и которые никогда в строительные отряды не ездили, студенты с других факультетов были не прочь летом подзаработать в стройотряде, а подзаработать в Крыму и тут же заработанное потратить - высший шик.
Наш туалет строил отряд специального назначения, в том смысле, что его специально для этой цели сформировали еще позапрошлой зимой из наиболее достойных представителей факультета РЭ. Каким-нибудь шахтостроителям или горным электромеханикам такое ответственное дело доверить было нельзя. Объект стратегического назначения и строился специально для геологов. Комитет комсомола подбирал лучших,  и  ребята не подвели. Ни с архитектурно-строительной, ни с обще-эстетической, точек зрения, претензий не было.
Как  и многие капитальные строения в Крыму туалет был построен из ракушника и выкрашен был в белый цвет. Архитектурной находкой были окна, которые выходили на главную аллею нашего лагеря, были достаточно большими по размеру и располагались на уровне груди. Ниже окон находился наклонный желоб известного назначения. Благодаря такой удачной конструкции можно было совмещать сразу два дела. Оправлять естественные потребности, и здороваться с идущими на зарядку сокурсниками, обмениваться с ними последними новостями. Посещение туалета, не выдергивало вас из общественной жизни и позволяло почти всегда быть в курсе происходящих в лагере событий. Исключение составляло то время, когда вы вынуждены были заняться тем делом, которое требовало большой сосредоточенности и не позволяло смотреть в окно. Характерная деталь, над головами тех, кто занимался именно этим делом, красовалась, написанная в бетоне, видимо пальцем, но достаточно высокохудожественно, латинская поговорка «О tempore, о mores». В переводе это означает «О времена, о нравы». Картина по утрам была впечатляющая.
Утро в лагере, как и положено, начиналось с зарядки, хотя еще великий русский путешественник Семенов-Тяньшанский доказывал, что геолог, который ходит в маршрут от зарядки освобождается.
Лагерь был радиофицирован, и ровно 6-00 из динамиков звучало долгое, оглушительно громкое «АААА» - это было начало музыки, под которую танцевала чемпионка мира по фигурному катанию 1968 года Габриель Зайферт. Под это «АААА» она выкатывалась на лед, останавливалась в приветствии, и дальше шел энергичный зажигательный танец. Немка, а танцевала так, что Латинская Америка со своими самбами и румбами отдыхает.
Зайферт явно нравилось танцевать под эту музыку, музыка действительно хорошая, но не в 6 же часов каждого утра, особенно, если ты лег в 3. «Сегодня 22 июня 1969 года. Московское время 6 часов, в лагере Ленинградского горного института объявляется подъем»  - объявлял диктор бодрым голосом, который трудно назвать приятным. Дисциплина была жесткая, и ее надо было соблюдать. Так закалялась сталь.
Все же многие из тех у кого, как говорится: «Вечер удался», прихватив матрас и одеяло, выползали из палатки и отползали в кусты. После подъема по лагерю проходил дежурный преподаватель и записывал в тетрадочку, тех, кто не поднялся и поленился переползти в кусты. Но по кустам не шарили и до начала выхода на инструктаж перед маршрутом, еще можно было задавить пару часов. Кто завтракал, кто не завтракал – это никого не волновало. Действовало старое походное правило: «Кто спит, тот обедает»
Много разных событий происходило в нашем лагере, но их география не ограничивалась его территорией.
Теперь говорят, «накрыть поляну», а у нас это называлось «развести костер». Каждое сколько-нибудь стоящее событие мы отмечали у ритуального костра, который следовало зажечь на вершине горы. Для праздника закупался стандартный набор продуктов:
-  обязательное «Крымское искристое»;
- батоны свежего белого хлеба;
- несколько банок «гавнеца».
«Гавнецом» называлась кабачковая икра, за свое внешнее сходство с этой субстанцией, но ее название было условным и аппетита нам не портило. Все вместе, потребляемое на вершине горы, было восхитительно на вкус и вполне вписывалось в рамки наших финансовых возможностей. Финансово-экономическая составляющая, такого праздника была тщательно продумана. Выбор в пользу икры был не случайным, особенно, если учесть то, что с приглашенных дам денег брать, было не принято, а об похудеть наши дамы  тогда еще не думали и ели ничуть не меньше нашего и только с вином несколько отставали.
Специальной горы не было, единственным условием было то, что с нее должен был открываться прекрасный вид на другие горы и горные долины. Со всех сторон лагерь окружали горы, и с каждой открывался потрясающий вид.
Сначала наступал закат, а потом в горах быстро темнело, и виден был только костер в кромешной мгле южной ночи. Мы много пели под гитару. Наши возможности ограничивались тремя аккордами и скромными вокальными данными, но пели мы для себя, и нам, и нашим дамам нравилось и то, что мы пели и как.
Учебная геологическая практика научила нас желторотых цыплят ходить в маршрут, правильно пропускать обязательную физзарядку и многому другому полезному и новому для нас, но не только это важно. Она была первая и не обманула наших ожиданий будущей геологической жизни.
На первый взгляд все молодые геологи кажутся романтиками-мечтателями, а если присмотреться внимательнее, то они и на второй, и на третий взгляд, и не только молодые, но и зрелые специалисты геологи ими же и остаются. Они, конечно же,  не мечтатели «ни от  мира сего», а целенаправленно, хорошо профессионально подготовленные,  практикующие мечтатели и очень даже от мира сего, но и от мира своей молодости. По крайней мере, хочется, чтобы так было.  А, если с возрастом это проходит, надо уходить из профессии, глухих прагматиков и циников в этой профессии быть не должно. Хватит и того, что в других, не менее важных профессиях, их пруд пруди, куда не сунься. Цыпленок еще в яйце, а уже стоит очередь из желающих подрезать ему крылья: «Не надо мечтать, надо делом заниматься». Раньше мечтали открыть новое месторождение и открывали, теперь не мечтают и не открывают – все делом заняты, им некогда.
«О tempore, о mores»

Продолжение следует…