Мой приятель Шох

Есть такие люди, как Кликушин, который имел вид академика, когда учился еще только на 4 курсе. Интеллигентное узкое лицо, аккуратная бородка, очки в тонкой золотой оправе и хорошая русская речь, даже без молодежного сленга, не говоря уже о мате. Он не употреблял спиртного, во всем был аккуратен, и хотя, как и все жил в общежитии, но имел махровый халат и теплые домашние тапочки. Эти тапочки на ночь он всегда ставил перед кроватью на одно и тоже место. Как-то ребята с его комнаты провели эксперимент и отметили место, куда Кликушин ставит свои тапочки. Оказалось, что он ставит их на одно и тоже место с точностью до миллиметра. Кликушин увлекался палеонтологией и прекрасно рисовал. 
Совсем не таким был мой приятель Шох. На его родной шахтостроительной кафедре, после того, как узнали, что он умудрился успешно сдать один и тоже курсовой сразу на три кафедры, ему сказали:
- Шох, если у вас будут дети старше вас самого, на нашей кафедре это никого не удивит.
Познакомились мы в раздевалке спортивного зала, который был расположен на улице С. Халтурина, и там тренировалась наша институтская сборная по самбо. Перед тренировкой он достал маленькую, выпил немного сам и предложил мне. Я отказался, он не стал меня уговаривать, еще отпил и мы пошли в зал.
Техники у него не было никакой, но сбить его с ног было невозможно. Выигрывал он обычно по одной и той же схеме. Всю схватку он ничего не давал сделать партнеру, даже не особенно сбивая захваты, а когда у того заканчивалось терпение, и он пер уже на рожон, Шох без особых затей, проводил какую-нибудь простенькую подножку или подсечку. Часто это приводило к чистой победе, так как сам он оставался всегда на ногах. Когда же партнеру, каким-то чудом удавалось заработать пол очка в середине схватки, то в нем просыпалась какая-то неспортивная злость, и он сам пер так, что устоять было крайне сложно. Единственный способ выиграть у него схватку, это заработать свои пол очка ближе к ее концу. С расчетом на то, чтобы времени на ответные действия у него не оставалось.
Жили мы тогда в одном общежитии на Малом 40, где на первом этаже здания располагался гастроном, а рядом за углом была подворотня и тупиковый дворик, в который мужички, частенько, заходили распить приобретенную в гастрономе продукцию. В эту самую подворотню Шох и ходил за водкой. Он представлялся дружинником и требовал прекратить распитие спиртных напитков в неположенном месте, а водку конфисковал. Не думаю, что ему верили, что он дружинник, он даже повязки не имел, но верили ему на слово, правда, редко когда экспроприация проходила мирно. Шоха это вполне устраивало и он за это, не был на мужиков в претензии, да и они в милицию на него не жаловались.
Шох был откуда-то с Кольского севера, и у него было непростое детство, о чем свидетельствовал шрам от ножевой раны у него на ноге. Кожа в этом месте была, как будто бы стянута в пучок и складками расходилась в стороны. Брился от редко, хотя моды на трехдневную щетину тогда еще не было.  А глаза у него были добрыми и выражение лица какое-то немного заспанное и отрешенное от суетных мирских забот.
Как-то раз, я сдавал зачет профессору Шафрановскому, мировая величина в кристаллографии, а в дверь заглянул Шох. Точнее заглянула только его небритая рожа. Он увидел меня и подмигнул мне, а я сделал вид, что его не знаю, и профессор принял подмигивание на свой счет. Не знаю, какого черта Шоха занесло на кафедру кристаллографии, но профессор от этого приветствия как-то даже растерялся и  продолжил принимать зачет только после того, как пришел в себя. Он был тогда уже в годах, и в кругу его общения подобных типов явно не было.
Шох собирал книжки по оружию и вся его комната в общежитие была увешана плакатами со всякими пистолетами, автоматами и пулеметами. Жили в комнате они втроем, Шох и еще два парня, таких же зеленых, по мнению Шоха, как и я. Нас всему приходилось учить, даже игре в очко или буру.
Наше обучение игре в карты Шох приурочил ко дню получения стипендии. Он сразу предупредил, что играть будем на деньги. Играть с первого же раза надо только на деньги, так как научиться играть в очко или буру, играя на щелбаны или приседания невозможно. Сначала он подробно объяснял нам правила игры, ее  особенности, тактику и стратегию, а потом мы стали играть.
Он быстро ободрал всех нас как липку, а потом раздал нам назад все наши деньги, показал, как это делается и строго настрого запретил вообще играть в эти игры с малознакомыми людьми. Это урок  пошел мне впрок, и никогда ни в какие азартные игры, кроме преферанса с друзьями, я не играл.
Не лишен был мой приятель и чувства прекрасного. Как-то уже ближе к весне, он зашел ко мне в комнату и поинтересовался, ест ли у меня деньги, конкретно 15 рублей. Такие деньги у меня имелись, и он предложил мне проследовать за ним. Он привел меня в комиссионный мебельный магазин на Наличной. В магазине он забрал у меня мои деньги, предложил подождать и ушел куда-то в глубину магазина.  Я стоял с открытым ртом и ничего не понимал. Когда же он вернулся с оплаченным чеком, и предложил мне забрать одно из двух, купленных на наши общие деньги кресел, я по-прежнему ничего не понимал, но спорить не стал.
Это были кресла в стиле Людовик XIV или XV, точно сказать не могу, но то, что им уже не одна сотня лет – это точно. Позолота на резьбе по дереву кое-где уже облупилась, а когда-то дорогая роскошная обивка  явно повидала на своем веку ни одну тысячу задниц. При всем при этом кресла еще не потеряли своей представительности и смотрелись солидно.
Поместив каждый по перевернутому креслу себе на голову, придерживая их за подлокотники, мы проследовали до трамвайной остановки и далее уже на трамвае до общежития. Народу в это время в трамвае было мало, а раздвижные двери в ленинградских трамваях того времени, позволяли без проблем войти в них не только с креслами, но даже с пианинном или с контрабасом. Рояль с ножками, правда, без разборки не прошел бы.
Удобно устроившись на своих собственных креслах, мы быстро добрались до общежития. В этом случае за провоз багажа, а заодно и за свой проезд мы, естественно, не платили.
Смысл сделанного приобретения стал мне понятен несколько позже, когда ко мне валом повалил народ с просьбой одолжить им мое кресло, так как у них намечается празднование Дня рождения, а достойно посадить именинницу не на что. Так как понятие бизнес или коммерция тогда еще не существовало, и рассчитываться за услугу деньгами никому даже не приходило в голову, меня просто приглашали на все эти дни рождения и денег на подарок с меня не брали. Я обслуживал свой факультет, а Шох горный, шахтостроительный и ГЭМФ. Мы стали знамениты, что-то вроде талисмана или свадебного генерала. С нашим, быстро приобретенным практическим опытом, компанию мы не портили, а девчата живо интересовались у нас, кто с кем танцевал на других днях рождениях и вообще, что говорили по интересующему их вопросу.
Как правило, кресло требовалось только для именинниц, а именинники вполне обходились без него, но и их было достаточно много и иногда приходилось отказываться, и ограничиваться только бескорыстной людской благодарностью.
Хорошо, что вскорости началась сессия, и всем стало не до празднования дней рождений, а после летней практики нас вообще переселили с Малого на Шкиперку, и больше я своего кресла не видел.
Опасность спиться, и пропустить много интересного в последующей жизни, тогда была вполне реальной. Халява редко кому идет на пользу. Совсем отказываться от нее не стоит, но соблюдать  осторожность при этом обязательно.
С моим же приятелем Шохом, после переезда на Шкиперку, мы встречались редко, практически только на тренировках, и общались мало, у нас были разные весовые категории. Насколько мне известно, он еще несколько раз удивлял свою кафедру оригинальность своих практических решений, благополучно защитил диплом и уехал на свой родной Кольский, строить шахты, или заниматься там чем-нибудь другим. А его имя Евгений, что в переводе с греческого означает, кажется, благородный, но это не точно.
Продолжение следует…