Книга вторая. Глава 11. Лустах

Ну и жара... Мёрлин попробовал потянуться, упёрся ступнями в стенку печи, обжёг пятки и зашипел. Ложе было ему коротковато! Но в остальном.. Полуутопленному в мягкий, пушистый мех  лежалось по-царски. Он с интересом осмотрел помещение.

Закуток. От внешнего пространства отгорожен печкой и пологом. Последний хоть и задёрнут, но висит невысоко, сантиметров на тридцать ниже потолочной балки. Оттуда пробивается свет. Из достопримечательностей - комод-секретер, на крышке сплюснутая глиняная чернильница и несколько костяных перьев, а ещё и на стене, на видном месте, - полка с книгами инфолио.

Бумага эльфийская, отметил про себя Мёрлин. Потом он заметил табурет и с удовольствием на него переместился - обвянуться чтоб. Пожаловался вслух:
- Ну и жара!
Занавеска отдёрнулась, впустив ответ. Возникло улыбающееся лицо в венчике серебристого пуха, а потом и весь старейшина:
- Шумишь... Есть, небось, хочешь?
- Как волкодав! - брякнул Мёрлин.

Старейшина довольно засмеялся и подал ему штаны:
- Облачайся! Потры кожаные, потому оттёрлись легко от кровушки-то, - объяснил словоохотливо, - а рубаха..  Извини, душа моя, - развёл руками, - постирать пришлось рубаху! Вон у печки висит.. И мех спороли. Ничего, завтра женщины пристегают.

- Готов? - через минуту спросил старейшина. - Ну, пойдём вечерять. Мёрлин невольно улыбнулся. Шутит старик? Вечерять в третьем часу ночи...

Из тесноты спальни он вышел вслед за стариком в простор горницы. Помещение оказалось длинным, терялось во тьме перспективы и смахивало на казарму: по стенам полати в три яруса, на полатях спали люди.

- Спят. Умаялись.. Весь посёлок спит, - заметив его интерес, объяснял старейшина. - Дотемна мертвяков изо рва доставали..
Тень пробежала по лицу Мёрлина. Свежая память о пережитом больно царапнула душу.

- Их похоронили? - глухо спросил он. - Обычай руггов...
- Мне ведом этот обычай, - мягко остановил его старейшина. - Нет. Мы их собрали в кучу и оставили посередь поля. Свои подберут.


Он с любопытством оглядел нечаянного гостя - эльфийского Кайсара: высоченная фигура, перевитый мышцами голый торс, улыбчивое лицо в обрамлении тёмных кудрей.. Стрижен коротко, на эльфийский манер, но не эльф. Скорее уж ругга напоминает, кабы не глаза! Добрые и печальные.

И.. не молодые. Это глаза человека, много всего повидавшего, заключил старейшина. К счастью, голодный блеск во взоре гостя тоже не укрылся от его внимания. Старик радушным жестом обвёл стол:
- Где сядешь, душа моя?
- Где прохладнее! - не задумываясь, ответил Мёрлин.

- Вот и ладно, а я к печке спиной прилажусь..
- Тебя как звать, Мудрый? - спросил Мёрлин, вспомнив, что не знает имени хозяина. Тот ответил непонятно:
- Да вроде Лустахом нарекли, но редко так называют..

Мёрлин озадаченно выгнул бровь. Вроде бы старичок как старичок: спина горбиком, глазки - выцветшая синька...  и личико самое простецкое, ситцевое. На таком если и мелькнёт что лисье - отмахнёшься: пустое, мол!

"Пустое, - отмахнулся Мёрлин, - лампа чадит.."
- Ешь, душа моя, не стесняйся, - пригласил старейшина. И сам подал пример, отломив крылышко жареной утки.

Мёрлина уговаривать не пришлось. Пока Лустах возился с крылышком, он уплёл половину закусок на столе. Нацелился на что-то пупырчато-багровое, горой возвышающееся на блюде, но призадумался - как сие потреблять?

- Ломай и ешь, - с умилением глядя на него, посоветовал старейшина. - Это, душа моя, копчёный головоног, вкусная тварь такая... А водится на солёных озёрах!
Лицо старейшины сделалось мечтательным.

- Эх, я на осеннем торгу и мёда за него дал.. целый бочонок!
Откушали дефицитного головонога. Потом Мёрлин скосил весёлый глаз на старейшину:
- А скажи, любезный Лустах, не найдётся ли ещё бочонка, чтобы запить такую еду
- Как не найтись!

Старик словно того и ждал. Мигом нашарил под лавкой корчагу, из неё налил в кувшин толстого эльфийского стекла густую жидкость. Достал чаши. И с выражением детского восторга на лице наполнил их. Одну пододвинул гостю.

- Это не эль, - предупредил старейшина, - медок, он крепок...
Жидкость приятно обожгла пищевод. Уже выпив, Мёрлин всё же поинтересовался:
- Надеюсь, этот без сонного зелья?
- Догадался!

- Двенадцать часов сачка давил, - напомнил Мёрлин.
Они смаковали благоухающий мёд.
- Бражничать любишь?
Мёрлин вздохнул:
- Кто ж не любит?..


- Ну да, ну да, - закивал старейшина, - понимаю.. Окроме работы никаких радостей, а? Или вот ещё: сам погибай, а из беды выручай! Что, не так разве? - Старческий взор выражает приязнь и сочувствие. - Уж больно строго вы, эльфы, служите Извечному! Вот ты, например, сказывают, даже.. руггов спасаешь.. А кто тебе ругги? А хоть бы и мы, люди..

Ведь и ты уязвим, Кайсар, и тебе случается худо. Надо ль воскрешать всех до единого?
"Это он насчёт моих вчерашних подвигов разоряется, - сообразил Мёрлин. - Что тут скажешь?
Попенял как попинал! Так меня, орясину." Он гулко захохотал, прикрыв ладонью рот.

- По-твоему выходит, я самоистязатель какой-то, - отсмеявшись, весело сказал Мёрлин. - Это ты зря, отец..Я очень даже неплохо к себе отношусь. Вот даже балую иногда, как сейчас.

- А если серьёзно?
"А если серьёзно, - подумал Мёрлин, - эльф не стал бы так ставить вопрос: всех спасать или выборочно. Кому подарить жизнь, а кому и нет. Для целителя не бывает альтернативы. Пока есть хоть искра энергии, целитель должен работать  - всё! Таковы эльфы. И потому мне по сердцу этот народ, а я им, как выяснилось. Ведь даже Аттаиль.."

- О чём задумался, душа моя?
- Об эльфах, - улыбнулся Мёрлин.
- Чего об них думать - дрыхнуть, небось... В соседнем доме, - пояснил старейшина. - Я, душа моя, распорядился их под одну крышу сограть: и тех, что тебя изучали, и всех остальных.

- Меня изучали.. вот как? - Мёрлин прищурился. - А ну, расскажи! - Потребовал сурово.
Старик просиял. Опять наполнил чаши и принялся выбалтывать то, о чём его попросили умолчать.
- Когда принесли тебя, сонного, и раздели.. - рассказывал старейшина, - они в ужасном смущении были, эльфы....

- Да ну? - удивился Мёрлин.
- Э-ээ, в смысле, помирали стыдом, что не удалось оказать тебе помощь!
"Похоже на правду, - размышлял Мёрлин. - И очень похоже на них: профессиональная честь задета, как же! Облажались, целители.."

- Я так подумал, - продолжал рассказывать старейшина, - дело затевается хорошее, нужное дело, и.. позволил им тебя.. потрошить. Тем более, ты был в подходящем виде, душа моя: нагой и опоённый зельем.

- То есть, возражать бы я не стал, - хмыкнул Мёрлин.
- Ну да, ну да, - радостно закивал Лустах, - где ж тебе было возражать, сонному-то! - Он обстоятельно высморкался в полотенце. - А потом этот.. у кого нос, как ястребиный клюв.. ну, ихний главный..

- Феосат?
- Да, он. Отобрал себе в помощь ещё троих, чтобы заняться твоей персоной, и все скрылись за занавеску. Меня, конечно, туда не пустили, да я не очень-то и рвался.. - с деланным равнодушием сообщил старик. - Не люблю глядеть, как вы, целители, в тело врастаете чуть не по локоть.

Но и я пригодился, душа моя! Всех лишних повыгнать из избы - это как? То-то.. И только я потом уселся у печки и уши навострил, как Феосат клюв свой из полога выпростал - пальчиком мне этак.. кивает! Им, вишь, бумага потребовалась -  нарисовать, что у тебя внутри.

И я, душа моя.. веришь ли.. аж три листа от Большого Летописного Свода отщепил!
Личико старика явило удивительную смесь скупости и бахвальства.
- Ценю! - сразу похвалил его Мёрлин, и скупость была посрамлена. Старец расцвёл в благостного херувима, согбенного летами. Заплескал в ладошки, заулыбался.. Обнажились дёсны без зубов.

Растроганный Мёрлин уже не знал, чего ему больше хочется, смеяться или сердиться. И на кого? На эльфов за их бесцеремонность? Ну, наглецы, да.. ну, воспользовались моментом.. так ведь из лучших побуждений!

Он представил бравую четвёрку эльфов на просторах своего организма.. И как те, в чаду исследовательского рвения, оные просторы бороздили.. и развеселился..!
- Сперва тихо было в мое  опочивальне, только бормотание слышалось, - продолжал свой рассказ Старейшина. - А я по-эльфийски разумею! Ну вот, - он сосредоточился и голосом Феосата выдал, - органы смещены.. нервные центры тоже.. вот почему не удался пальцевый контакт!

- Очень похоже, - признал Мёрлин.
- Потом они мысленно говорили, я не слышал ничего. Потом кто-то пожаловался вслух, что не успевает.. а чего не успевает, я не понял. Может, рисовать? Потом кто-то, молоденько так:"А это что, Мастер? Жжётся, как солнце в летний полдень! А вот ещё одно. И холодных четыре, нет.. больше! Они прячутся все, прямо из-под рук уходят, словно живые..."

И сразу окрик:"Убери руки, Гелот! Это хранилища. В них топливо, питающее Силу."
Мёрлин согласно кивнул:
- Верно.
- И тогда, душа моя, они расчирикались все разом, эльфы! Дескать, думали, он иссяк.. - ты то есть. - Обвиняющий перст указал на Мёрлина. - А у него - у тебя! ещё топлива приличный запас. Почему для себя не воспользовался?

Старик вопросительно поглядел на гостя.
- Топлива было жаль, - слукавил Мёрлин.
- Вон что... Тогда правильно про тебя эльфы решили.
И стал есть, роняя крошки на бороду. Сопел, чавкал, пачкал жиром рушник. Исподтишка поглядывал на Мёрлина, упрашивай, дескать, упрашивай дальше говорить..


Мёрлина забавляла нехитрая таинственность старика. Он сжалился и подыграл ему: весь подобрался и нетерпеливо заёрзал, как бы в тревожном ожидании пребывая. И тот не выдержал. Поманил к себе Мёрлина и зашептал, озираясь, словно кто мог их подслушать:
- Они решили.. решили они, значит.. глаз с тебя отныне не спускать, вот!

Мёрлин ахнул и пригорюнился. Подпёр щёку рукой, занавесил кудрями лоб..
- Мало того, что пить не велят, теперь ещё и слежку наладят..
- Э, наливай, Лустах! Справим тризну по моей свободе!
Тот поспешил наполнить чашу мёдом.

- Неужто и выпить нельзя, когда душа просит?
- Только по праздникам, - объяснил Мёрлин, - у них с этим строго. Очень воздержанные, очень.
- Да-а-аа? - искренне удивился старейшина. - А давеча так нализались.. эти, спасатели твои.

- Ты что, отец? Они ж непривычны к крепкому зелью! - встревожился Мёрлин.
- Это я понял, душа моя. - Лустах согласно закивал головой. - Пьют, как эль, чаш не считая. И не закусывают притом! Я лично проверял: яства не тронуты, а бочонок пустой.

- Посетит их.. большой бодун, - смекнул Мёрлин. Вот бедняги..
- Ты, душа моя, не тревожься, - ласково убеждал его Старейшина, - медок хоть и коварен, но не зол. А я там порожние бадейки поставил, двоих мужичков отрядил.. так, на всякий случай.
И засмеялся, хитрюще глядя на Мёрлина.

- Как ты думаешь, Совету эльфийскому порассказать, а? То-то.. Гляди, и отстоишь свою свободу, герой!
Мёрлин поразился. "Ах ты... старый лицедей! - подумал. Это ж надо..  Всё продумать, всё рассчитать и в стае сильных поставить.. главного. Ну игрок!..

За эльфов обидно было, за себя - неловко. И всё же Мёрлину понравился этот обаятельный хитрец. Очень кого-то напомнил..
- Ты, я вижу, неплохо знаешь эльфийские порядки, - помолчав, сказал Мёрлин.
- И-ии, душа моя, за сто циклов-то чего не узнаешь!

Старичок довольно просиял - всеми дёснами.
- Неужто сто циклов? Ни в жисть бы не подумал! - польстил ему Мёрлин. - Тебе больше восьмидесяти не дашь..
Как и все властители, старейшина оказался падок на лесть. Сразу заважничал:

- Да чего уж там, много больше, по правде сказать. Как за сотню перевалило, я их считать.. перестал!
- Долог твой век.. - Мёрлин задумался. - А скажи, Мудрый, на твоей памяти случались нападения, подобные вчерашнему?

- Нет, - сразу отрезал Лустах. - На моей памяти не случалось. Но сказывал мой дед, а я в ту пору был мальчишкой.. Вот что он сказывал, душа моя. Циклов за пятьдесят до моего рождения пришёл к нам в посёлок человек и попросил место у костра племени. Он рассказал, как погибло его село: навалились ругги скопом, бесноватые, с пустыми глазами.

Орали дурниной и резали всех без разбору. Вот так, душа моя.. В то лето Западный Удел почти обезлюдел. А я, когда вчера услыхал этот вой - вспомнил, что сие означает, и, не колеблясь, послал вестника.
- Он прибыл благополучно, - кивнул Мёрлин.

Сто пятьдесят лет.. Не так уж и много. В сущности, совсем немного времени понадобилось. чтобы стёрся из памяти расы кошмар содеянного. Чтобы ужасная явь превратилась в красивую легенду, безумцы стали героями, а те, кто их искалечил, - великими мудрецами.

И вот находится умник, готовый переписать историю. Он облечён властью, жаждет славы, и, как правило, сладкозвучен и велеречив. Но, что самое страшное, убеждён в собственной правоте. Заразительно убеждён! Ему верят - ведь так хочется поверить! За ним идут, не сознавая всей гнусности творимого.

А он обрекает их на смерть или на участь страшнее смерти.. Толпа несчастных, поверивших ему.. Трюизм? О да...
- О чём задумался, душа моя?
Мёрлин вздохнул:
- О руггах..

- Чего о них думать - пустой народ! - внезапно вскипел Старейшина. - Пустой и жестокий без меры.
И добавил запальчиво, в сердцах:
- Тебе бы не спасать, а жечь их всех надо, как давешних!..
Сухонький кулачок припечатался к доскам стола.

Лустах тотчас пожалел о сказанном, но было поздно. Мёрлин вздрогнул, как от удара. С лица его будто стёрло все краски, и странно было видеть это молодое улыбчивое лицо таким.. безжизненным.
- Я не создан .. убивать! - произнёс Мёрлин, тихо роняя слова. В глазах его, только что таких ясных и чистых, закипало тяжёлое глухое отчаяние.

- Эх, сынок.. да разве ж кто создан для убийства! - Лустах хлопнул себя по лбу, казнясь запоздалым раскаянием. - Ты прости мне.. прости старику несдержанный, глупый язык!
И был он сейчас не Старейшина, интригующий в пользу себя и своих , а просто человек, сокрушённый чужой болью.

- Могущество - суровая вещь, отец, - глухо, с болью высказал Мёрлин. - Имея Силу, как моя, приходится быть вчетверо осторожным, каждый поступок свой взвешивать на весах совести, чуть ли не каждый шаг..."Жечь их всех надо!" - передразнил он. - Думаешь, это мне нипочём - душу в крови купать? Ты ведь так думаешь?..

- Ох, нет, нет! С чего ты взял? Вовсе я так не думаю.. - протестующе заворковал Старейшина, хлюпая носом и слезясь. - Скажу больше, я чувствую тебя, Мёрлин, не знаю уж как, но чувствую - сразу почуял. Ты светлый человек, в тебе нет зла!

- Уж не светлому ли человеку ты поклонился, Лустах, когда после сражения снег бородой подметал? - мрачно усмехнулся Мёрлин. - Сдаётся мне, нет. Ты склонился перед тем, что во мне от Чудовища - перед тёмной, изнаночной стороной всего светлого, Лустах! И к ней же и воззвал, к окаянной!..

Мёрлин гулко вздохнул и повесил нос в чашу. Старейшина это воспринял правильно, как приглашение. Маленькие, хлопотливые ручки всё подливали и подливали себе и гостю душистый хмельной напиток.. А зоркие глазки наблюдали за действием оного: Мёрлин не пьянел и не впадал в буйство, лишь чело у него разгладилось, а на щеках заиграл приятный румянец. И Старейшина тихо радовался..

...Но всё же Мёрлина не до конца отпустила душевная тревога. Когда кувшин опустел, Мёрлин внезапно поднял голову. Огромная ладонь накрыла сухую кисть старика и стиснула её.
- Ответь мне, старый медовар, ответь по совести! С кем твоё сердце, со Светлым или.. с Чудовищем?

Вот прицепился!
- Да с Мёрлином, душа моя, с Мёрлином! - взвизгнул старик, отбиваясь от цепкого плена. - Который и пьёт славно, по-человечески, и любит поесть.

Несколько секунд Мёрлин глупо таращился на него... И вдруг захохотал, точно гром прогремел. На полатях завозились люди. Их будить он не собирался, унял себя, трясся беззвучно, исходя слезой и стеная:
- Надо же.. ох!..враз округлил! А я-то... ох! .. запамятовал.. с кем имею дело...!

Отсмеявшись, спросил в образовавшейся тишине:
- Это не тебя в здешних краях Лисовином кличут?
- Ну да! - обрадовался Старейшина. - Лустах-Лисовин. Или просто Лисовин, кому как нравится... Я ведь, душа моя, давненько пасу.. это стадо. - Он обвёл рукой полати, где спало многочисленное семейство его. И шире - словно пытаясь обнять весь посёлок, а может быть, весь край.

 
- Живём между руггами и эльфами - это как, душа моя? То-то. Тут приходится ходить не прямо, а всё больше наискось. И головой вертать, и нос по ветру держать. Так-то, душа моя.. Старейшине нельзя иначе!
Оба прониклись взаимной симпатией и пониманием.

- Как будете жить, отец? - вслух размышлял Мёрлин. - Лучшие ваши воины теперь.. сам понимаешь, станут .. целителями.
- Наслышан о даре твоём, - серьёзно кивнул Лустах.
- А может, вам под защиту эльфийских стен махнуть - как тебе идея?
- Нет, - покачал головой старик. - И это все скажут, даже спасённые тобой. Из праха здесь вышли и ляжем во прах здесь.

Топнул в земляной пол непререкаемо, будто корнями врос. Попробуй выколупни такого из кряжей лесных! Не поддастся.. Кто он, что? .. Неподвижный, седой как лунь и древний, как эта земля. Очи пергаментными веками зашторены.. Что видит? Что чувствует?
А злак в поле, дерево в лесу.. или сухая тесина под стрехой - что чувствуют они? Данность, быть может. Принадлежность месту.

То же  - зверьё и люди, кто поумней. И некий, связующий всё дух - дух отчего..
Да вот же он - сидит, привалясь к тёплому зеву печи. А время проходит мимо него..
- Растепливает, - сонно пробормотал Старейшина.

..В трубе завывал ветер, дёргал засовы люков на потолке, щёлкал зслонами смотровых щелей. Он словно пробовал на зуб скорлупу человеческого жилья и, ярясь, плевался дождём со снегом..
Южный ветер, несущий тепло. Южный ветер, несущий тревогу!..


                ************

Серенькое утро. Бледный, сырой рассвет. Под ногами лужи с тяжёлым шуршащим снегом.
Мёрлин вразвалку чапал к соседнему дому, стараясь не напустить в ботинки воды. К груди прижимал гостинец - бочонок с медовухой. Бранился в тумане.. Посёлок только начал просыпаться: хлопнула дверь... а вот мычит корова, вольно, по-утреннему - голос пробует или хозяйку зовёт на утреннюю дойку.

Потянуло печным дымом. И скрип колодезного журавля доносится издали. Мёрлин дошёл, куда хотел. Из двери соседнего дома цепочкой выбегали эльфы и поспешно ныряли за угол, благословляя туман. Увидев его, каждый силился бодро улыбнуться, но улыбка выходила кислой и тусклой, как это утро - утро большого.. бодуна.

- Здорово, орлы!
По узкой лесенке Мёрлин сошёл в избяную темь и огляделся.
- Не озябли? Ну, держись!..
Вмиг повышибал заслоны и засовы. В помещении стало свежо и прохладно. На полатях маялось похмельным синдромом штук тридцать душ - все с мокрыми тряпками на лбу!

Им.. прислуживали два бородача из местных, самого богобоязненного вида.
- Вы что ль прибрались, почтенные?
- Кому ж ещё!
Действительно, больше некому, согласился с ними  Мёрлин. И поставил гостинец на девственно чистую столешницу.

- Пары кувшинов не много будет? - осведомился.
- Пары не много, а три в самый раз! - молодецки гаркнули бородачи.
- Обойдутся..
И те смылись, поняв, что начальство эльфийское намерено лютовать.

                ***************

.. Сотня эльфов чинно вкушала мёд. В меню также входил окорок медвежий - его кромсали по мере надобности.
Тёк процесс реанимации: сперва перестали дрожать руки, потом заблестели глаза и зарозовели лица.. Когда обильная испарина оросила лбы - спасатели .. ожили. И  стало можно начинать.

"Сперва порка, потом торг," - напутствовал его Старейшина.
И Мёрлин грозно нахмурился зыркнул на полати, где прятались оба Мастера, потерявших лицо. Там же и опохмелялись, бедолаги. Им, видите ли, стыдно! Они забыли, видите ли, что терять можно всё, кроме сего предмета! А сей предмет, как лицо, требуется очень и очень беречь!

По крайней мере, членам Совета.. И уж, во всяком случае, в глазах подчинённых - да-с!
И так-то славно метал громы и молнии он, так-то славно... но молча. Ни слова ни произнёс. И мыслью не передал. А всё почему? Эльфы выглядели такими несчастными, с виновато обвисшими крыльями..

И вот они этими самыми крыльями и спинами Мастернов загородить пытаются. От лютых Кайсаровых глаз, от его гнева. Изо всех своих невеликих похмельных сил.. У Мёрлина защипало в носу. Сейчас расчувствуюсь, понял Мёрлин, и торга не состоится. Да и какой может быть торг между друзьями..

И точно, расчувствовался: откуда-то из глубин подкатила тёплая волна нежности. И на этой хорошей волне он встал, неловко потоптался .. и ушёл.
- И чего приходил Кайсар? - недоумевали эльфы.
А и правда, чего?

...Спасателей провожало всё село. Гвалт стоял страшный! Каждый старался отличиться, протискаться и вручить кому-нибудь из крылатых что-нибудь от себя. Мужчины - фляги с опостылевшей медовухой, а женщины, по своему обыкновению, всякую снедь.

И те всё принимали и принимали увесистые дары сердца, еле успевая благодарить. Их уроваривали прилетать запросто, в гости, хоть каждый день! Эльфы обещали..  Старейшина тоже вышел проводить Мёрлина.


- Нагнись, душа моя, - попросил он, - обниму твою персону. Вот так. И, уже обнимая, быстро надел ему на шею.. оберег. Погладил ладонью и засмеялся смущённо:
- Говорят, помогает от всякого лиха..
...Уже завечерело, когда сильно отягощённый отряд спасателей поднялся в небо..


ВОЗВРАТИТЬСЯ НА КРУГИ СВОЯ...


- Что это с ним? Он утром выглядел бодрее..
- Так то утром. Но сейчас не утро, а вечер... и вид родного жилья тревожит совесть. Знаешь, как это бывает по первости? Думаешь, вот вернусь домой, и всё вернётся на круги своя.. Всё будет прежним! Но прежним не будет ничто. Ничто, потому что ты сам другой.

- Он даже не воин..
- Он Кайсар! И он был прав, ведь его молнии быстрее наших стрел. Но друг мой Феосат.. разум и душа - стихии неповоротливые!..
Аттаиль проводил удалявшегося Мёрлина взором долгим и .. печальным.

Ей надоело считать позвонки на его спине, и она пошевелилась.
- Боишься, Мудрейшая? - не оборачиваясь, спросил Мёрлин. - Правильно... Раньше я был чист, а теперь.. руки по локоть в крови.
Руки у него были  в.. саже. Мудрейшая улыбнулась. Теперь не было смысла таиться и подглядывать. Она вышла из тени на свет жарко пылавшего очага.

Мёрлин не пошевелился, пребывая в позе тягостного раздумья. Она тоже решила обойтись без лишних слов, сразу приступила к делу.
- Откройся, - тоном врача, осматривающего пациента, велела она.
"Пациент" - существо необычное, с лёгкостью мог бы скрыть или, как сказала бы Мудрейшая, не полностью отразиться.

Напустить туману и иллюзий.. Но он этого не сделает, не посмеет! Особенно сейчас. Слой за слоем спадали покровы личности: пёстрое многоцветье эмоций и привязанностей, резкие, глубокие штрихи каких-то внутренних запретов и табу.. - их она обошла, уважая чужие тайны. Этот узор был уже знаком ей - в целом симпатичный узор, свидетельствующий о развитой, оригинальной индивидуальности. Не он интересовал Мудрейшую.

За внешним блеском "короны" она уже видела искомое - источник этого блеска, его сердцевину. Оттуда лился чистый, прозрачный свет.. Вот туда и потянулась Мудрейшая, чтобы завершить обследование, к самому донцу.. Там было.. безопасно. Очень светло и одиноко, как на горной вершине.

Аура была чиста. Мудрейшая перевела дух и сказала с явным облегчением:
- Ты не мог поступить иначе, Кайсар! Судьба.



(продолжение следует)