Герой нашего времени

Михаил Юрьевич не мог простить матери её смерти. Она оставила его одного на всём белом свете, и это была измена.
И отец не остался с ним, а продал бабушке. А потом, униженный и виноватый, умер, оставил сына на произвол судьбы. И это была измена.
И бабушка, такая любящая и заботливая, именно она прокляла и прогнала и отца, и мать. Именно из-за неё он остался круглым сиротой.
Михаил Юрьевич всю свою жизнь не верил женщинам и всегда знал, что очередная любовь – это очередное предательство; превращение нежной ручки в когтистую лапу, разрывающую ему сердце.
Но он продолжал любить и влюбляться, не смотря ни на что. Но в его любви было нечто безжалостное, требовательное: казалось, что он не любит, а высмеивает, издевается, выискивает сокровенные недостатки, чтоб потом обвинять и колоть глаза правдой. Любовь поэта никому не оставляла выбора – его начинали ненавидеть.
А он страдал и писал стихи, которые не приносили облегчения: в них боль переливалась через край и застывала в упрёках и жалобах.
И он не мог простить себе собственных слёз, и, чтобы не презирать себя, научился себя ненавидеть.
Он начал ненавидеть не только себя, но и весь мир, но любовь от этого всё усиливалась, и усиливалась, – и слёзы тоже.
И поэт выпрыгнул и из мира, и из себя, и написал роман: "Герой нашего времени".
И он опять не оставил окружающим выбора: Лермонтова необходимо было убить: все друзья и знакомые писателя увидели в образе Грушницкого самих себя, и подозревали, что именно их жен в укромном углу пользовал Печорин, то есть – сам поэт.
На дуэли Лермонтов выстрелил вверх. А Мартынов – мартышка – злобно скривил губы, тщательно прицелился и нажал на курок. Поэт упал, а его убийца удовлетворённо прошипел: "Ты думал, что я Грушницкий. Нет, я не Грушницкий, я над собой посмеяться не дам. Я всем покажу, кто я такой!..
После убийства Мартынов превратился в Грушницкого, а Лермонтов проснулся в моей кровати, надел мои шлепанцы, зашел в туалет, вышел, помыл руки, включил стереосистему, сел за стол и моей рукой написал: "У А.С.Пушкина тоже были и отец, и мать, но он говорил, что его дом – Царское село, Лицей."