Шутки и остроты Александра Пушкина

               
Ближайший друг Пушкина, известный поэт барон А. А. Дельвиг, имел необыкновенную склонность всегда и везде резать правду, притом, вовсе не обращая внимания на окружающую обстановку.

Однажды у Пушкина собрались близкие друзья и знакомые. Выпито было изрядно. Разговор коснулся интимной жизни поэта. Пушкин остановил расходившегося Дельвига, начавшего рассказывать о каком-то любовном его похождении, говоря ему в тон:
—Перестань, Дельвиг, сочинять небылицы.
—Я не сочиняю небылиц, — возразил барон. — Мой  девиз — резать правду!
— Бедная,  несчастная  правда!   Скоро   совершенно перестанет существовать:    ее    окончательно зарежет Дельвиг, - улыбнулся поэт.

А рога тебе к лицу

У Кларисы денег мало,
Ты богат — иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе - к лицу.


  Невозможно смотреть

      Кто-то, желая смутить Пушкина, спросил его в обществе:
   -  Какое сходство между мною и солнцем?
   -  Ни на вас, ни на солнце нельзя взглянуть, не поморщившись,— быстро ответил поэт. - Такую присказку он услышал от отца, который, находясь в Варшаве,  острил так с одной пани.


   Прощение за шалость

   Во время путешествия Пушкина с семейством генерала Раевского по Кавказу при них находился военный доктор Рудыковский, который рассказывал, как подшутил над ним однажды поэт:
 - В Горячеводск мы приехали все здоровы и веселы. По прибытии генерала Раевского в город тамошний комендант явился к нему, а вскоре прислал книгу, в которую необходимо было вписывать имена посетителей вод.

    Все читали, любопытствовали. После нужно было книгу возвратить и вместе с тем послать список свиты генерала.
 
   За исполнение этого взялся Пушкин. Я видел, как он, сидя на куче бревен на дворе, с хохотом что-то писал.Но но ничего  не заподозрил... Книгу и список отослали  коменданту.
   На другой день во всей форме отправляюсь к доктору Д., который был при минеральных водах.
     — Вы   лейб-медик?   Приехали   с   генералом   Раевским? — спросил меня доктор.
     — Последнее справедливо, но я не лейб-медик.
     —  Как не лейб-медик? Вы так записаны в книге коменданта; бегите к нему, из этого могут выйти дурные последствия!
    Бегу к коменданту, спрашиваю книгу, смотрю:действительно, там в свите генерала вписаны: две его дочери, два сына, лейб-медик Рудыковский и недоросль Пушкин.
      Насилу убедил я коменданта все  это исправить, доказывая, что я не лейб-медик и что Пушкин не недоросль, а титулярный советник, выпущенный этим чином из Царскосельского лицея.
       Генерал порядочно пожурил Пушкина за эту шутку. Поэт  немного на меня подулся, но мы  вскоре  расстались.
       Возвратясь в Киев, я  прочитал «Руслана и Людмилу» — и охотно простил Пушкину его шалость.

       Победила
       Однажды Пушкин вошел к школу гвардейских подпрапорщиков, где между молодежью имел много знакомых. Молодежь занималась делом:ловила мышь. Но расторопная мышь улизнула от них уже перед глазами вошедшего Пушкина, который при этом воскликнул:
      Победили, победили!
      Так воскликнем же ура!
      Если мышь мы не убили,
      То убили мы бобра!

      Ушат  по самолюбию
      Во время одного из путешествий по России Пушкин на почтовой станции вошел в общую комнату и потребовал себе обед, пока перепрягали лошадей. Едва он сел за стол, как к нему подошла незнакомая барышня, недурная собою, прилично одетая и, рассыпаясь в похвалах его таланту, поднесла ему искусно вышитый кошелек.
       Пушкин, обольщенный этой внимательностью, поблагодарил ее и после обеда сел в коляску и отправился своей дорогой.
      Не успел он выехать из деревни, как вдруг его догоняет верховой и останавливает экипаж.
      — В чем дело? — спросил Пушкин.
      — Да ваша милость изволили забыть отдать 10 рублей за кошелек, что купили у барышни,— отвечал посланный.
       Пушкин весело рассмеялся и отдал деньги. Впоследствии он часто рассказывал об этом случае охлаждения его авторского самолюбия.

       Цена  четырех слов
       Однажды Пушкин был очень не в духе. У него была сильная надобность в деньгах, а скорого получения их не предвиделось.
       В эти неприятные минуты является какой-то немец-сапожник и энергично требует свиданья с Пушкиным. Раздосадованный поэт выходит и резко спрашивает;
     — Что нужно?
     — Я к вам, господин Пушкин, пришел за вашим товаром,— ответил немец.
     — Что такое? — с недоумением спросил снова поэт.
     — Вы пишете стихи. Я пришел покупать у вас четыре слова из ваших стихов; я делаю ваксу и хочу на ярлыке печатать четыре слова, очень хорошие слова — «яснее дня, темнее ночи». За это я вам дам, господин сочинитель, 50 рублей. Вы согласны?
       Пушкин, конечно, согласился, а немец, довольный сговорчивостью поэта, ушел заказывать желаемые ярлыки.

       Мне не подражайте!
       Желая отвратить от поэзии одного из своих друзей-стихотворца, Пушкин представил ему, между прочим, в стихах незавидную судьбу, часто постигающую поэтов.  Но друг-поэт  не остался доволен таким советом и возразил, что он — Пушкин, который сам  пишет стихи, не должен отклонять от них других.
Пушкин не замедлил ответить ему следующими стихами:
   Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ:
   В деревне, помнится, с мирянами простыми,
   Священник пожилой и с кудрями седыми,
   В миру с соседями, в чести, довольстве жил
   И первым мудрецом  у всех издавна слыл.
   Однажды, осушив бутылки и стаканы,
   Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;
   Попалися ему навстречу мужики.
   «Послушай, батюшка,— сказали простаки,
   — Настави грешных нас:ты пить ведь запрещаешь
   Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,
   И верим мы тебе; да что ж сегодня сам...»
   — «Послушайте,— сказал священник мужикам,
   — Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,
   Живите хорошо, а мне — не подражайте».

                Парад слов
      Память у Пушкина была замечательная, особенно на стихи; прозу он — по его словам — запоминал хуже. Как только есть размер рифмы — слова сами укладываются у него в голове.
      — Они устанавливаются в ряды, как солдаты на парад!— говорил поэт.

                Признание
      Однажды государь Николай Павлович в  беседе с поэтом спросил его:
     — Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял бы ты участие в 14 декабря?
     — Неизбежно,   государь! — отвечал    он. — Все    мои друзья были в заговоре, и мне было бы невозможно отстать от них. Одно отсутствие спасло меня,— и я благодарю за это небо.
      
     — Довольно ты подурачился,— заметил государь,— надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Все, что ты сочинишь, присылай  ко мне: отныне я сам буду твоим цензором.
      В тот же вечер на балу у французского посланника маршала Мармона царь  сказал графу Д. Н. Блудову:
      — Знаешь ли ты, что сегодня я говорил с умнейшим человеком в России? С Пушкиным...