Зелёный шум в голове

    Что-то мягкое и приятное нежно касалось моего лба, и это заставило открыть глаза. Надо мной склонились тонкие гибкие стебли, а с них свисали ярко-зелёные бархатные листья травы. Я приподнял голову, сел и оглянулся вокруг. Просторная лесная поляна была окружена деревьями, в основном, молодыми дубками. Лёгкий и тёплый ветерок волнами пробегал по травяному ковру поляны и шелестел пышными кронами деревьев. Воздух благоухал пряными запахами молодой зелени и прогретой земли.
    Разнотравье радовало глаза: розоватые метёлки ятрышника и колокольчики купены, ярко-жёлтые звёздочки одуванчиков и чашечки лютиков, белые цветочки земляники и зонтики кашки. Мелькали скромные неброские ромашки и огненно-красные маки.
    В траве сновали муравьи, копошились жучки и прочие козявки, прыгали через меня кузнечики. Лёгкими вертолётами над головой летали стрекозы. Аэробусом прожужжал шмель и скрылся в ближайших кустах. Весёлое щебетанье птиц, их заливистые трели наполняли окружающее пространство.
    И над всем этим великолепием светилось бездонное бирюзовое небо с бело-розовыми облаками.
    Однако при этом чего-то явно не хватало. Я почувствовал опустошённость и шум в голове. И ни единой мысли, даже самой завалящей. Должно быть, так себя чувствуют новорождённые дети.
    Какое-то странное ощущение. Ничего не помню. Не знаю, как меня зовут, где я нахожусь и что здесь делаю. Впрочем, не совсем верно. Помню названия трав, насекомых, даже то, что подобное состояние называется амнезией. А остальное, как в густом тумане.
    Я начал шарить у себя по карманам, но обнаружил только расчёску и носовой платок. И всё! Нет даже бумажника. Неужели меня ограбили, а потом завезли сюда и бросили. Неспеша ощупал себя. Кроме головы ничего не болело.
    Я снова прилёг на траву и стал усиленно думать, стараясь ещё хоть что-нибудь вспомнить. Вопросов себе задавал кучу, а ответов не было никаких. Неожиданно в голове зародилась мелодия в стиле хард-рока «Ба-ба-бу-ба-бу-бы»… Стоп! Да это же «бабу бы». Вот это основной инстинкт! Его не обманешь! И в моём сознании возник образ женщины Раисы Алексеевны, или просто Раи. Высокая, стройная, зеленоглазая блондинка. Не могу только вспомнить, откуда я её знаю.
    Мой нос уловил какой-то специфический запах. Чтобы его усилить, я выдохнул в ладони, а потом быстро вдохнул обеими ноздрями. Запах был забористей, чем от самогонного аппарата, из которого вырвало змеевик. Так и есть – я пьян как зюзя. Теперь стал понятен шум в голове и притупление памяти.
    Надо было выбираться из леса, чтобы выйти на дорогу, а по ней добраться до ближайшего города. Но куда идти, у меня не было никакого понятия. Пошёл наугад по лесной тропинке, пока не встретил идущую навстречу старушку странного вида.
    Её голову украшала смешная мягкая шляпка, из которой выбивались сиреневые волосы, за спиной висел рюкзачок, и в руке держала суковатую палку с блестящим набалдашником. Больше всего поражали большие синие глаза, излучающие мудрость и доброту. Ни дать, ни взять – лесная фея из волшебной сказки.
    - Прошу прощения, - обратился я. – Скажите, где я сейчас нахожусь?
    - В лесу, молодой человек. А ты что, заблудился?
    - Я не только заблудился, но не знаю, как попал сюда и даже как меня зовут.
    - И что же ты собираешься делать?
    - Хочу выйти на дорогу, а потом добраться до ближайшего города. Вы можете показать, куда мне идти и какой город поблизости?
    - Тебе что-нибудь говорит название города Троицк *? Я сейчас направляюсь в него и могу помочь тебе туда попасть.
    В моём положении отказываться от любой помощи было бы легкомысленно, поэтому я поплёлся вслед за старушкой. Тропинка плавно изгибалась по лесу, а затем свернула вдоль ручья.
    Над одной из лужаек стелился дымок от костра, вблизи которого расположилась шумная компания. Едва мы не скрылись из их вида, когда услышали голоса: «Богдан! Богдан!». А по оживлённым маханиям рук я догадался, что окликнули меня. Я попрощался с попутчицей и подошёл к компании. Преобладало старшее поколение, но была и молодёжь. Три десятка пар глаз устремили на меня взоры.
    - Богдан! Где ты пропадал? Мы тебя обыскались, - с укоризной в голосе сказала дородная тётка.
    Ага! Значит, меня зовут Богдан. И эти люди меня знают. А я их вижу вроде в первый раз.
    - Я задремал на поляне недалеко отсюда. Извините меня, но ничего не помню, ни кто вы такие, ни кто я такой.
    Мои слова вызвали оглушительный хохот, заставивший замолчать всех окрестных птиц. Единственным безучастным к всеобщему веселью оказался я. Старичок с отвислыми усами крепко обнял меня, вытирая счастливые слёзы.
    - Богдаша! Я знал, что ты весельчак, но не знал насколько. А теперь попытайся вспомнить – как тебя зовут?
    - Богдан. Раз вы так говорите.
    Эти слова утонули в смехе более громогласном, чем в первый раз.
    - Я, в самом деле, ничего не помню. Почему вы мне не верите?
    Компания заметно посерьёзнела, и только некоторые с краю продолжали хихикать по инерции.
    - Может быть, не помнишь, что ты – коммунист? – полюбопытствовал мужчина в очках.
    - И это тоже, - вынужден был признаться я.
    - Так вот. Ты – коммунист, и поэтому обязан помнить всё. Как в том анекдоте: в первую очередь ты – коммунист, и только во вторую ты – импотент.
    До моего заторможенного сознания юмор не дошёл, и застряло только последнее слово. Этого мне ещё не хватало! Я заметил сваленные в кучу вещи вблизи кустов. Если среди них есть мои, то они могут помочь мне с воспоминаниями. По моей просьбе здоровенный парень комсомольского вида принёс дорожную голубую сумку.
    Первым, что я из неё вытащил, была красная книжечка с чёрным профилем Ленина. Да это же партбилет! Вот так фокус! Неужели я попал обратно в СССР?
    Раскрыл корочки и прочёл, что от Компартии Российской Федерации выдана сия некоему Скляренко Богдану Остаповичу. В книжечку была вклеена фотка неказистого мужичка с носом картошкой, лопушистыми ушами и с причёской как у одуванчика на излёте. Неужели это я? Зеркала с собой не было, поэтому стал себя ощупывать, глядя на фотографию. Основные признаки совпадали. Кошмар! Надо же было природе надо мной так поиздеваться. Но, как известно, родителей и себя не выбирают. Что же, буду таким, каким есть.
    - Богданчик! А ты выпить не хочешь? Мы тебе оставили, - елейным голосом пропела дебелая тётка.
    Посреди расстеленной клеёнки в окружении недоеденных шашлыков одиноко стоял стакан водки, накрытый ломтиком хлеба с тонким кружочком колбасы, как для покойника.
    - Не… Пока не буду. Вот отдохну, тогда и выпью.
    Несмотря на шум, музыку и крики, у меня слипались глаза, и хотелось спать. Пожалуй, в моём состоянии – это лучшее, что можно придумать. Я расстелил чью-то куртку и уснул на ней.

    Когда я проснулся, то увидел, что к нашей группе из леса вышли солидный мужчина и молодая женщина. Они шли, держась за руки, о чём-то беседовали и улыбались друг другу. И тут меня словно током ударило. Это же Раиса Алексеевна!
    Внезапно сознание прояснилось, словно из-за чёрных грозовых туч показалось яркое солнце. С необыкновенной радостью я почувствовал, что провал памяти миновал, и я снова помню всё. Захотелось закричать от нахлынувших чувств, но я вовремя одёрнул себя.

    Мыслями я вернулся к первому мая – дню Международной солидарности трудящихся. С утра непрерывно лил проливной дождь. Вместо заявленных на демонстрацию двух тысяч человек пришло всего двадцать самых стойких коммунистов. Красные знамёна потемнели от дождя, а с транспарантов местами потекла краска. Намеченная демонстрация была сорвана, и народ потихоньку стал расходиться. А на пятое мая назначили маёвку в надежде, что погода тогда не подведёт.
    Среди однопартийцев я встретил знакомую блондинку Раю, и мы пошли по улице, весело беседуя. Внезапно напротив нас остановилась милицейская машина. Из неё выскочили два милиционера и попросили меня предъявить документы. Их у меня не оказалось, и поэтому захотели отвезти меня в отделение вроде для выяснения личности. Рая тут же потребовала, чтобы и её взяли вместе со мной.
    - А вы кто такая? – спросили менты.
    - Жена, - а потом уточнила, - гражданская.
    В отделении милиции мне предъявили обвинение в том, что я якобы изуродовал металлическим прутом дорогущую иномарку. И меня задержали до выяснения обстоятельств. Затем было опознание двумя свидетелями, из которых один меня признал, а другой – нет. На моей стороне в качестве свидетельницы выступила Раиса Алексеевна. Она дала показания, что в момент совершения преступления я ночевал у неё, и поэтому физически не мог совершить инкриминируемое мне преступление. Это было лжесвидетельством доброй женщины, но в данном случае ложь была во благо.
    Короче говоря, я просидел в КПЗ три дня, и выпустили меня после того, как задержали настоящего хулигана.
    Следующим днём вновь обретённой свободы было пятое мая. Это праздник для каждого настоящего коммуниста, так как именно в этот день родился гениальный теоретик коммунизма Карл Генрихович Маркс. Было воскресенье и городские коммунисты устроили маёвку.
    Когда к стоянке автобуса подошла Раиса, я вышел ей навстречу.
    - Ну, здравствуй, жена, хотя и гражданская, - улыбнулся я. – Спасибо тебе, что выручила меня из неволи.
    - Богдан! Поздравляю тебя с досрочным освобождением. Прости меня за это враньё.
    - И не подумаю прощать. Теперь мы обязаны воплотить твои слова в реальность, иначе ты лжесвидетельствовала, а за это есть статья в уголовном кодексе.
    - В таком случае, как к этому отнесётся твоя жена?
    - Была жена и сплыла. Сейчас я в разводе.
    - Я тоже разведена, но нельзя же так сразу. Надо лучше узнать друг друга, а уже потом думать о чём-то более серьёзном.

    Автобус остановился невдалеке от живописной лужайки. Рядом мирно журчал ручеёк, пробиваясь сквозь густые заросли рогозы. Компания принялась обустраивать место для пикника.
    В коммунистическом празднике участвовали члены горкома, а также рядовые члены. С большинством я был знаком, но никогда не приходилось бывать с ними в неформальной обстановке.
    Вот стелет клеёнку Люся Артуровна, тётка средних лет, весьма упитанная, с грубыми чертами лица. Такую вполне можно встретить за рыночным прилавком. На самом деле работает билетёром в кинотеатре. В горкоме заведует культурой.
    Не очень старый дед Вилен Лаврентьевич, с длинными отвислыми усами и в кителе, отставной военный, начал колдовать с мангалом. Был лично знаком с В. И. Лениным по его полному собранию сочинений. На нём держится вся идеология.
    В стороне, под деревом, примостился с потрёпанной книгой в руках, в очках с золотой оправой фабричный инженер Глеб Чугунов, завсектора промышленности.
    Молодой парень Антон с румянцем на обе щеки, весь накачанный, увлёк молодёжь игрой в волейбол. В горкоме отвечает и за молодёжь, и за спорт.
    Посреди лужайки сидит тощая старушка, типичная пенсионерка, и плетёт венок, вероятно, вспоминая молодость. Она – казначей. Для экономии своих средств живёт на даче, поэтому помимо прочего, ведёт агросектор.
    Кого нет в нашей компании, и кто всё-таки незримо присутствует, так это Михаил Прохорович, наш почётный председатель. Он – предприниматель, и является нашим финансистом и спонсором. На его предприятии процветает капитализм с коммунистическим лицом. Своим работникам платит хоть и мизерную зарплату, но никогда не задерживает более четырёх месяцев.
    Главной фигурой на торжестве стал Иван Леонидович Дятлов, первый секретарь горкома партии. Это коренастый мужчина лет пятидесяти, гроза олигархов и защитник трудового народа. Он прирождённый начальник. Забрось его на необитаемый остров, он и там будет начальником.
    Раиса выделялась среди толпы, как роза среди лопухов. Она была особенно хороша в облегающем тёмно-синем спортивном костюме с распущенными русыми, слегка вьющимися волосами. Я расположился с ней у импровизированного стола, коронным блюдом которого стали пышущие жаром и соблазнительно пахнущие шашлыки. На клеёнке блестели батареи бутылок и сияли миски с салатами. Жуя шашлык, я поедал глазами обольстительную женщину, такую весёлую и интересную.
    Но наше веселье быстро закончилось, когда рядом с Раисой подсел Дятлов. Женщина моментально повернулась и переключилась на него, словно меня рядом не было. Дятлов со скоростью электромясорубки поглотил шампур шашлыка, вытер масляную рожу платком и что-то прошептал Рае на ушко. Затем парочка поднялась и удалилась в сторону леса.
    От неожиданности я опешил. Вот так, самым наглым образом из-под носа увести девушку. А ещё и первый секретарь! Да козёл он! Потянуло на молодуху, а ведь женатый пень. И что они собрались делать в лесу? Не иначе как то же самое, что и вождь мирового пролетариата Ленин проделывал с Инессой Арманд. А, впрочем, чего я так разревновался? Эта Раиска мне не жена. Женщина разведённая, свободная, поэтому вправе распоряжаться своим имуществом.
    Застолье сопровождалось множеством тостов. В начале, разумеется, за Карла Маркса по случаю его дня рождения, а потом за его учеников и последователей вплоть до Геннадия Зюганова. С досады от личной неудачи я не пропустил ни одного тоста, откушав изобилие горячительных напитков.
    Последнее, что я запомнил, было то, что нетвёрдой походкой покинул тёплую компанию. А дальше полный провал памяти…

    На чём это я остановился? Ах да! Сладкая парочка вышла из леса, выражая восторженность и удовлетворённость от долгого отрыва. Дремавшая в часы потери памяти, ревность вновь проснулась и взбрыкнулась во мне. Чувство к этой легкомысленной женщине, и так небрежно ею преданное, взывало к отмщению. В отдохнувшей голове забрезжила свежая мысль.
    Маёвка близилась к завершению. С лужайки было убрано всё, что было возможно. Один только не выпитый мною стакан водки одиноко стоял на белом камне. Мужики с вожделением глядели на него, потому что сколько ни возьмёшь водки, всегда её не хватает. Я торжественно взял стакан, окинул всех взглядом и начал свой спич.
    - Я хочу поднести этот стакан водки в качестве скромного дара самому лучшему из нас.
    Подобострастно глянул на Дятлова, а он от неожиданности зарделся.
    - Самому достойному и самому мудрому, самому уважаемому и самому смелому.
    Против обыкновения Дятлов засмущался.
    - Самому человечному и самому доброму.
    Дятлов смущённо протянул руку за стаканом, но я продолжил спич.
    - Вы, конечно, догадались, о ком идёт речь. Это наш ветеран Вилен Лаврентьич.
    Грянула канонада смеха и громкие аплодисменты. Дятлов отдёрнул руку, грозно посмотрел на меня и прошипел:
    - Не ожидал от тебя, Скляренко. Об этом ты ещё пожалеешь.
    Дед Вилен не сразу поверил счастью, что так внезапно свалилось на него, но быстро овладел собой. Пригладил длинные усы, растянул их в стороны и легко опрокинул стакан водки в редкозубый рот.
    Напоследок, как и положено, участники маёвки спели «Интернационал». Мне он хорошо знаком с тех пор, когда вторая бывшая жена будила меня по утрам, напевая «Вставай, проклятый, на работу!».
    На обратном пути я вспоминал о своей шутке с водкой. Для мести она легковесна, но удовольствие от неё получил. Теперь надо ждать козней от Дятлова. А вообще, что я делаю в этой партии, осколке коммунизма? Что я даю ей, и что она даёт мне? Прав был старик Маркс, что бытие определяет сознание. И теперь моё сознание указывает на стрелку с надписью «на выход».
    Автобус довёз нашу компанию до центра города. Ко мне подошла Раиса, как ни в чём не бывало.
    - Богдан, ты на меня обиделся?
    - За что?
    - За то, что я ушла от тебя.
    - И с кем?
    - Ты не хочешь со мной разговаривать?
    - Отчего же? Говори, если у тебя есть, что рассказать.
    - Не обижайся на меня за то, что я ушла с Дятловым. Он попросил меня откорректировать свой доклад, чем я и занималась. И ничего более. Ты мне веришь?
    - Могу сказать только одно: поживём – увидим…

    Ночью, перед тем, как уснуть, у меня перед глазами долго стояла картинка роскошной майской поляны, покрытой цветами, и зелёный шум вокруг.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

    * Троицк – город обл. подч. Основан в 1378 г. С 1920 г. по 1929 г. - Троцкий, затем Сталинск, далее Ленинск, а с 1994 г. вновь Троицк. Население 81532 чел. Основные предприятия: трубопрокатный завод и макаронная фабрика.