City

16.09.09

Медленно начинает светать, огни каких-то дальних фонарей отражаются в довольно высоких сугробах, и как-то потихоньку становится зябко – только сейчас, хотя гуляют они уже очень давно, с самого окончания второго дня съемок. Гуляют они не где-то там, а по самой Красной Площади – сбежали от остальной группы, чтобы успеть захватить да посмотреть хоть немного нового и неизведанного.
И ведь правда неизведанного – русская зима действительно такая холодная, как ее и описывают. Вон, у непривыкшего Алекса уже не нос, а что-то странное – яркое и красненькое, прямо не Алекс, а плохо зашифровавшийся клоун. Хотя даже то, что пальцы на руках отмерзли, несмотря на перчатки, его не особо смущает – сейчас он не может устоять на месте и двух секунд, больше похожий на какой-то вечный двигатель: подпрыгнет, чтобы встряхнуться, обежит более сдержанного Майлза кругом, задерет голову куда-то ввысь, завалится в сугроб… и не скажешь, что устал после тяжелого рабочего дня.
- Кстати, а ведь здесь краб сидит? – внезапно спрашивает он, кивая на Кремль, и Майлз удивленно приподнимает бровь.
- Какой такой краб?
Алекс делает руками широкий жест, будто хочет объять необъятное, и поясняет:
- Насколько я знаю, русские своего президента так называют. Странные.
- А… ну, наверное, это ты не у меня спрашивать должен.
Они опять молчат, и только пар клубами вырывается изо рта. Но Алексу все не сидится – энергия так и прет ключом, ему хочется что-то спросить, сказать, показать, что он подготовился и кое-что разузнал…
- А ты знаешь, что первая половина названия этого города – фамилия бывшей подружки Доэрти?
Майлз пожимает плечами и уточняет:
- Какой именно? Кейт?
Алекс довольно улыбается и поясняет:
- Мне кто-то рассказывал, что если на два слога разбить это слово, то первая половина – как раз ее фамилия, только без последней буквы…
- Алекс, прошу: уймись.
И Тернер обиженно замолкает, прячет окончательно заледеневшие руки в карманы и какое-то время идет, глядя под ноги. Несколько блаженных минут на площади тишь да гладь, словно все вымерло, и только редкие хлопья снега изредка падают с неба, оседая на волосах и долго не тая. Майлзу эта тишина не нравится, и он интересуется:
- Алекс, эй, ты что, обиделся?
Тишина в ответ доказывает, что да, тот, в общем-то, и правда обиделся, и тогда Кейну ничего более не остается, кроме как тяжело вздохнуть, наступить себе на горло и сказать это:
- Ладно, продолжай.
Алекс заметно оживляется и продолжает тарахтеть со скоростью тысячи слов в минуту. Без повторений.
- А ты знаешь, что эти русские заманивали Капраноса водкой и белыми медведями в валенках и с балалайками?
- А Капранос что?
- А Капранос отказался, - Алекс довольно улыбается. – Весь в меня.
Майлз закатывает глаза, но где-то внутри смеется – искренне так.
- Он тебе в отцы годится, успокойся. Если у вас и есть что-то общее – так только имя.
Алекс пропускает эту реплику мимо ушей и продолжает размахивать руками.
- Нет, русские – странный народ! Белые медведи ведь не тут водятся! Так?
- Так.
- Так где же они тогда водятся? В Арктике?
- Алекс, ты в Арктике всех своих знать должен, не придуряйся.
- С чего это?
- Ты у нас арктическая мартышка или я?
- Молчи уже.
Снова тишина. Снегопад усиливается, и они синхронно поднимают воротники пальто, чтобы снег не засыпался за шиворот. Морозно; ночь неописуемо ясна и прозрачна, так что кажется, что все вокруг застыло, и только два неугомонных англичанина не придумали ничего лучше, кроме как сбежать от остальных и прогуляться по этому чужому, враждебному городу. О том же, как они будут добираться обратно, не зная дороги, языка и еще чего-нибудь, и о том, что им потом за это будет, они оба стараются как-то не думать. Да и даже если каждый второй здесь сможет с ними по-английски – пусть сначала разберут, что Алекс им скажет. С его акцентом-то.
Майлз слабо улыбается, выдыхает теплый воздух на пальцы и трет руку об руку. Кожа покраснела от мороза, и невольно вспоминается солнечная Франция – там хоть тепло было.
- Нет, все-таки русские – самый странный народ, который я знаю! Только у них на главной площади страны – труп!
Майлз украдкой зевает и машинально поправляет:
- Не труп, а мумия.
Алекс не находит, что возразить, и усиленно придумывает свою следующую реплику.
- А еще они на Новый Год поджигают Кремль и водят вокруг него хороводы! Только вот как они успевают за год его так восстановить к следующему разу…
И Майлз, наверное, в этот момент хочет провалиться сквозь землю.
- Слушай, а как ты думаешь: как русские воспримут наш клип?
- Блин, Алекс!
- Что?
- Ты можешь утихомириться хоть на минуту? Что ты так зациклился на этих русских?
- Сначала ответь на мой вопрос.
Кейн глубоко вздыхает, думая о том, что негнущимися руками этого непоседливого гада не задушить, и ему ничего не остается – он отвечает, на одном дыхании, чтобы друг его не прервал:
- Я думаю, Алекс, что они примут его хорошо, ведь если исходить из твоей логики, они самый странный народ, и молодой Маккартни с красноносым другом, катающиеся на танках и бегающие по метро, их не сильно удивят…
- Это кто тут красноносый, ты, блин, молодой Маккартни!
Алекс неподдельно возмущен – даже щеки пылают и на какой-то момент сливаются с давно уже пунцовым носом в одно целое. Майлз хихикает в кулак - и сразу же принимает серьезный вид.
- Ты мне просто завидуешь, что я сама копия Маккартни, а ты всего лишь мой красноносый маленький друг!
- Сам ты маленький. Не забудь, кто тут старший!
- Полтора месяца погоды не делают, хотя сейчас бы потеплее хоть на пару градусов…
- Гад ты!
Майлз больше не может сдерживать улыбку – смеется во весь рот, ярко, радостно, по-детски, и ему хочется взъерошить нахохлившегося Тернера, чтобы тот перестал дуться и улыбнулся, как он это обычно делает, но только монотонно затягивает свою волынку:
- Завидуешьзавидуешьзавидуешьзавидуешь…
И так этим увлекается, что в следующую секунду ему приходится в срочном порядке капитулировать, уклоняясь от брошенного меткой рукой Алекса снежка.