Чужая кошка в зеркале, часть10 - Чужая

ЧАСТЬ 10. «ЧУЖАЯ»



Ленка с нетерпением ждала прихода главврача, чтобы отпроситься. Она то и дело заглядывала за угол больничного коридора посмотреть – не открыта ли у него дверь в кабинет, а увидев Ивана Ильича, кинулась следом за ним:
- Иван Ильич!..
- Раздеться дашь? – он улыбнулся.
- Конечно, я подожду.
Через короткое время он выглянул из кабинета:
- Ну, где ты там, стрекоза? Заходи.
- Иван Ильич…
- Сначала – здравствуй.
- Да, здрасть, Иван Ильич, дайте мне, пожалуйста, отпуск за неделю за свой счет, мне очень, очень-очень надо, – проговорила скороговоркой, молитвенно сложив руки.
- Лена! – главврач посмотрел на нее сердито, пытаясь грозно сдвинуть брови, но седые кустики только смешно сползли чуть кверху, а в уголках губ, прикрытых пышными густыми усами залучилась грустная улыбка.
- Иван Ильич, ну, пожалуйста!
- Так сильно надо?
- Очень!
- Когда?
- С завтрашнего дня.
- Ты ж меня без ножа режешь! Хоть бы заранее предупредила.
- Я сама не знала.
- Ладно, пиши заявление, и скажи завотделением, чтобы зашла ко мне.
- Ой, спасибочки! – она подскочила к Ивану Ильичу, чмокнула его в щеку и выскочила из кабинета.
- Ох, и лиса! – покачал с улыбкой головой главврач, посмотрел ей вслед. – Эх, где мои двадцать лет?
А Ленка уже неслась по коридору к ординаторской, возле дверей остановилась, перевела дыхание и степенно вошла:
- Ольга Петровна, вас Иван Ильич просил зайти к нему.
Когда та закрыла дверь, Терехов спросил, наморщив нос:
- Ну что, отпустил тебя Ильич в отпуск?
- Как ты догадался?
- Да по твоим сияющим глазам.
- Отпустил. Сначала поругался немного, потом отпустил.
- Ну, вот и хорошо.

Она весь день летала, словно на крыльях, и Терехов не мог оторвать от нее взгляда. Он вспомнил, как Ленка плакала у него на груди в ординаторской, рассказывая про своего Алексея. Как не похожа была сегодняшняя Ленка на ту! У него снова защемило сердце от накатившей нежности к ней.


Алексей вышел на кухню около десяти утра, умылся, позавтракал и стал собираться.
- Софья Андреевна, я сейчас пойду к Фоминым, в обед заскочу к Лене, вечером буду поздно, не обижайтесь – у меня есть кое-какие дела.
- Да какие ж обиды! Делай, что считаешь нужным.

Иван был дома. Увидев Леху, свистнул:
- Все-таки приехал!
Они обнялись, постукивая друг друга по спине.
- Поговорить надо, Вань.
- Заходи, мать и Светка на работе, – Иван пошел в дом. Он был напряжен, чуть побледнело лицо, дрогнул голос. Но Алексей этого не заметил.
- Ну что, Вань, говорят, женишься, папашей скоро станешь?
- Есть такое дело. Ты-то как?
- Нормально.
- Надолго приехал?
- На неделю.
- А вещи где?
- У Лены.
- Понятно. Значит, за ней приехал? – в голосе Ивана горечь полыни.
- Да, Вань, не могу я без нее. Сколько не пытался забыть, а так и не смог.
- Чего делать думаешь?
- Ты, Вань, вот что, расскажи мне… ну…
- Чего рассказать-то? Что мычишь?
- Ну, это… Как у вас тут сватаются?
Иван присвистнул, потер лоб:
- О-па! Ну, удивил.
- Сам удивляюсь. Только понял я, Ванька, что жизни мне без нее больше нет. Вчера, как увидел ее – думал, свихнусь совсем от радости. Чувствую себя, как пацан после первого траха.
- Ну раз такое дело… Ладно, слушай. Значит, сделать надо следующее…

Иван в красках рассказал, что делают и говорят, когда у них сватаются. Они даже порепетировали, посмеялись.
- Ты, Леха, как медведь ручной, чес-слово! – Иван вытирал слезы от смеха.
- Да ну тебя! Я серьезно, а он ржет!
- Не обижайся, я сам через это недавно проходил, когда к Светке сватался.
- Как она, кстати?
- Да нормально, только токсикоз у нее, еще срок небольшой, а уже капризничает.
- Она с тобой живет?
- Ну а где ж еще? Конечно, у меня.
- Любишь ее хоть?
- Да как тебе сказать? Если б не Светкина беременность, не женился бы. Кстати, она предложила, чтобы ты на нашей свадьбе другом жениха был. Согласен?
- Согласен, конечно, только я не знаю, что делать надо.
- Да ничего, ребятишкам конфеты, бабам вино и деньги раздавать – вот и вся недолга. Да мы потом обсудим еще это.
- А у Светки кто подружкой невесты будет?
- Как кто? Ленка, конечно! Да ты не тушуйся, Светка знает, что ты от нее к Ленке тогда летом ушел. Я когда ей рассказал, она полночи ревела, девки, они ж, знаешь, странные такие. Я думал, она по тебе ревет, а она это от ревности, оказывается, что парень к ее лучшей подруге сбежал. Потом успокоилась. Да и не до ревности ей сейчас. Уже командует тут вовсю.
- Мать-то как с ней?
- Да по-разному – то поругаются, то помирятся и сидят потом где-нибудь в уголке шепчутся.  Что матери надо? Чтоб сынок ее был напоен, накормлен, обстиран, обласкан. А Светка – хозяйка знатная, знаешь, какие пироги печет? Кстати, может, выпьем?
- Не, Вань, не хочу. А вот чаю с удовольствием.
- Ну, чай – не водка, много не выпьешь.
- А мне много и не надо.


Ивану хотелось сдохнуть. Слова Алексея о женитьбе на Ленке рвали душу в клочья. Он по-прежнему думал о ней, мечтал по ночам. Уже и Светка спит, а он закроет глаза – и заново переживает, ночь за ночью, как любил он Ленку этим летом. И снова вспоминал ее колдовские глаза, дивные волосы, от запаха которых так кружится голова, ее грудь, изгибы тела, сильные бедра, которыми она его тогда сжимала, ее губы, такие манящие. И опять чувствовал неукротимое желание к ней, не зная, что с ним делать, как унять. Иногда в такие минуты ему хотелось волком выть, бросить все и бежать к той единственной и желанной, мысли о которой сводят с ума, чтобы снова обнимать, ласкать, касаться губами ее губ, запускать руки в ее волосы, пропуская их пряди, как струи воды, через пальцы. Он старался на улице с ней не встречаться, в надежде со временем забыть, но не забывалось, никак не забывалось.

И вот сейчас перед ним сидит его друг Леха, которому она будет отдаваться каждый день и любить до потери сознания, который приехал, чтобы забрать у него Ленку навсегда, на всю жизнь.
- Так ты что ж, в город ее увезешь?

Его вопрос Алексея озадачил, не потому, что прозвучал невпопад, а было в голосе Ивана что-то такое, от чего он почувствовал легкий холодок, пробежавший вдоль позвоночника.
- Конечно! Может, не сейчас, чуть позже, это как она решит.
- Ясно. Ты чай-то пей, остынет.

Руки Ивана под столом сжались в кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони, оставляя глубокий след. Ленка! Он с трудом сдержался, чтобы не сорваться, не броситься к ней… Да какой там! Он же женат, и жена нелюбая носит под сердцем его ребенка.
- Знаешь что, Леха, пошли-ка в магазин, а яблоки я тебе дам, у нас в этом году они крупные уродились.
При слове «яблоки» он как-то странно дернулся и сглотнул.
- Отлично. Только мне надо к Лене забежать – у нее дежурство дневное, кое-что сказать.
- Ладно, забежим.

Когда Иван увидел Ленку в больничном дворе, сердце его сдавило. Она с такой любовью смотрела на Леху, так прильнула к нему, отвечая на его поцелуй! И он снова почувствовал вкус ее губ и запах волос – до боли, до хрипа, до стона. Но Леха уже шел обратно, улыбающийся, довольный:
- Ну что, а теперь можно и в магазин.

Опомнившись, Иван вдруг подумал – вот сейчас они с Лехой зайдут в магазин, а там Светка. Как она себя поведет? Вдруг бросится другу на шею? Этот вопрос мучил его всю дорогу. Но Светка, увидев Алексея, только приветливо помахала рукой и улыбнулась:
- Ой, кто к нам пожаловал, какие люди! Привет, Леха! – и скрестила руки на груди.
- Привет, Светик! Как дела? – он красноречиво кивнул на ее живот.
Она смутилась, покраснела:
- Спасибо, хорошо. А ты когда приехал? Где остановился?
- Светик, лапа, – вмешался Иван, – Леха остановился у Ленки.
- Как?! – она округлила глаза, но, взглянув на Ивана, поправилась. – То есть я хотела спросить когда ты приехал?
- Вчера утром.
- И не зашел в гости!
- Светик, да некогда было.
- А-а, ну да, понимаю… – она многозначительно покивала головой. – Любовь, то да се…
- Вот именно.
- Ну ладно, мальчики, говорите, что брать будете.
- Лапа, ты дай Лехе шампанского пару бутылок, вина, тоже пару, ну и коробку хороших конфет, – снова вмешался Иван.
- Сделаем, – Светка убежала.
- Ну, чего застыл? – проворчал Иван. – Не хрен на чужих невест заглядываться.
- Слушай, Вань, а я уже и забыл, какая Светка хорошенькая, ну просто прелесть! – Леха искренне присвистнул и посмотрел на Ивана.

Та скоро появилась за прилавком.
- Ну вот, мальчики, ваш заказ, – Светка стала выставлять на прилавок бутылки, опасливо оглянулась и тихо добавила, – и ваши конфеты, убирайте быстро, их в продаже у нас нет.
- Спасибо, – Леха торопливо сложил все в сумку. – Ну, бывай! Увидимся еще.
- Вы с Ленкой в гости к нам заходите, я завтра выходная. Вань, чего не приглашаешь-то?
- А и правда, Леха, – Иван заволновался, тут же представив, что он сможет увидеть Ленку так близко. – Светка приготовит что-нибудь вкусненькое. Да, лапа?
- Правда. Леш, приходите!
- Ребята, спасибо за приглашение. Я Ленке передам.
- Вот и чудненько! – Светка радостно хлопнула в ладоши. – Только не раньше обеда.
- Договорились, – Алексей улыбнулся. – Пока, Светик!

Когда парни ушли, Светка еще долго мечтательно смотрела им вслед. Какой он все-таки красивый, Леха! Но ее Ванечка не хуже! Вон девчонки-малолетки до сих пор перед его домом прогуливаются, а подружки завистливо смотрят вслед, когда она с Ванечкойпод руку идет по улице. Но Леха… Эх, Леха, Леха! До сих пор замирает сердце, как вспомнится его безумная страсть, и внутри все сжимается от нахлынувших воспоминаний.

У Ивана Алексей просидел до вечера. Чем ближе подходило время его возвращения к Ленке, тем заметнее он волновался.
- Ты чего трясешься? – посмотрел на него Иван.
- Да что-то боязно мне, – он передернул плечами. – Еще будут смеяться надо мной.
- Да никто не будет над тобой смеяться, – Иван хлопнул его по плечу. – Успокойся, все будет нормально.
- Да еще яблоки эти… На кой хрен они нужны?
- А это тебе Ленка расскажет, – Иван усмехнулся.
- О, ржет, как конь! Да ты поддерживать меня должен, друг называется.
- Что ты, барышня что  ли, чтоб тебя поддерживать? И так обойдешься.

Ленка вышла из ворот больницы, подождала, пока ее догонит Терехов:
- Ну что, подруга, домой?
Она молча кивнул, и они пошли по дороге. К вечеру похолодало, и Ленка шла, засунув руки в карманы плаща.
- Замерзла? – Терехов приобнял ее за плечо и тут же отпустил руку.
- Есть немного, – она поежилась. – Это, наверно, после теплой больницы.
- Да нет, по-моему, ты волнуешься.
- А чего это мне волноваться? – она с вызовом посмотрела на Терехова.
- Ну не знаю, есть, видно, из-за чего, – он подмигнул, улыбнулся, ей сделалось весело, и дальше они шли, смеясь всю дорогу.

Войдя в дом и заглянув в свою комнату, Ленка первым делом спросила у матери:
- А что, Леша еще не приходил?
- Он же говорил, что поздно придет.
- А-а, – разочарованно протянула Ленка.
Она умылась, убежала к себе переодеваться. Мать уже разожгла в ее комнате камин, и здесь было тепло, уютно. Не хватало только одного – чтобы он скорее пришел, и она стала уже сердиться, что его так долго нет, а мать, глядя на нее с улыбкой, успокаивала, накрывая на стол:
- Да куда он от тебя денется? Придет уж скоро.
В этот момент раздался стук в окно.
- Доча, это только к тебе, иди, открывай.
- Да там не заперто, вроде, – удивилась Ленка и выскочила на веранду.

Открыв дверь, тихо ахнула, отступая назад. Перед ней стоял Алексей. В одной руке он держал сумку, в которой позвякивали бутылки, в другой – два крупных, спелых яблока. Он заметно волновался. Ленка вспыхнула, глаза ее блеснули, губы дрогнули. Яблоки в руке парня, стоящего на пороге дома, означают только одно – он пришел свататься.

Долгое время в дом никто не входил, и мать удивилась:
- Куда это она пропала?
В этот момент вошла Ленка. Щеки ее пылали, глаза блестели.
- Доча, ты что это? – мать привстала из-за стола.
Ленка шагнула в сторону, и та увидела Алексея с яблоками в руках. Мать ахнула и села обратно:
- Что это за гость дорогой пожаловал к нам в избу?
- Добрый вечер хозяевам, – Алексей сдержанно поклонился.
- А это мы посмотрим, добрый он или другой какой.
- А чтоб вечер добрым был, вот угощеньице к столу хозяйскому, – Алексей подрагивающими руками доставал из сумки шампанское, вино, конфеты. Отдельно положил яблоки.
- Ну проходи, гость дорогой, – мать улыбалась, глядя, как краснеет Алексей.
- Благодарствую, хозяева!
- Расскажи-поведай, с чем пожаловал в нашу избу.
- Пришел я к вам, Софья Андреевна и Сергей Михайлович просить руки вашей дочери. Даете ли согласие свое на наше совместное житье?
- Ежели она не против, так и мы супротив не будем.
- Она не против.
- А это пущай она сама скажет.
- Я не против, – Ленка стояла, дрожа от волнения.
- Ну, – мать поднялась, – так и порешим на том. Быть свадьбе!
- Благодарствую за согласие ваше, – поклонился Алексей.
- Присаживайся к столу, гость дорогой, откушай с нами, – мать заволновалась, затеребила передник.
- Благодарствую за приглашение, – Алексей взял Ленку за руку, удивился, какая холодная она была, провел девушку к столу, оба присели на краешек табуреток.
Алексей помялся, покраснел:
- А делать-то теперь чего?
Ленка засмеялась звонко, озорно, за ней рассмеялась мать:
- Да шампанское пить!

Терехов улыбался тоже, в голове гудело, хотелось биться ею о стену. Сначала он не понял, что происходит, пока не услышал слова Сони про дорогого гостя. Застыл, замер. И его прошиб холодный пот. Этот черноволосый парень ее увезет! Насовсем! Навсегда!
Пили шампанское, вино, ужинали, разговаривали, вроде, все, как обычно. Но нет! Этот вечер для Терехова расставил все по своим местам: Ленка теперь принадлежит Алексею. Теперь она чужая!!

Сначала они долго сидели на полу возле камина, молча глядя на языки завораживающего пламени. Потом он поцеловал ее, так, тихонько, чтобы настроить на бессонную ночь, гладил колени. Он так хотел ее! Он все время хотел ее! И она это заметила, смутилась. Огонь отражался в ее глазах, и сейчас она походила на маленькую колдунью. Он увидел, что она стала чаще дышать, пальцы ее слегка подрагивают. Подняв ее на руки, отнес на кровать, раздел и припал губами к животу, упругому, теплому. Когда Алексей ложился рядом, коснувшись затылком подушки, почувствовал что-то жесткое, лежать было неудобно – голова скатывалась. Заглянув под уголок, увидел яблоко. Поднял подушку Ленки, там лежало такое же.
- Что это? – спросил он.
-  Обычно молодым в первую брачную ночь яблоки под подушки кладут… чтоб им не спалось, – тихо ответила она.
- А разве кто-то говорит про сон? – спросил он и привлек ее к себе.
- Ты яблоки на окно положи, – прошептала Ленка.

Она прижалась к нему, почувствовала, что он голый. Когда только раздеться успел? Положила голову на плечо, а он гладил ее и целовал, пока не затуманилось все, не зажглось пламя сумасшедшей страсти. Откинув одеяло, припал губами к ее груди, пока она не стала подрагивать от желания. Ленка постанывала в нетерпении, сжимала пальцами его плечи,  сильно, до боли, и эта боль ему нравилась.
- Иди ко мне… – прошептала она, и он, так долго ждавший этого шепота, забыл обо всем на свете. 

Она стонала под ним, умирая от наслаждения и воскрешая вновь, и стон ее был для него лучше всякой музыки на свете. Но он не давал ей кончить, останавливаясь, замирая, слыша, как колотится ее сердце. Так продолжалось целую вечность, пока она не стала рычать в жадном желании снова и снова чувствовать его внутри себя. Она набросилась на него сама, царапая спину и плечи, так, что он сходил с ума.
- Еще!.. Еще!.. – шептала она и отдавалась ему как в последний раз.
 

Мать давно спала, напоенная любовью мужа. Но Терехов не мог заснуть, он  физически ощущал то, что происходило в Ленкиной комнате. И когда до него донесся приглушенный дверями полный и наслаждения Ленкин крик, он с яростью впился зубами в подушку, чтобы не закричать самому от бешенства и отчаяния.


Утром они долго валялись в кровати. Было так здорово лежать рядом, наслаждаясь близостью друг друга! Не надо никуда бежать, ни от кого прятаться. Можно в любой момент прижаться, коснуться руками, губами – чем угодно, целовать, обнимать, смотреть, слушать дыхание, проваливаться в дрему, а потом снова очнуться с ощущением счастья от того, что любимый человек рядом.

Алексей проснулся рано, осторожно высвободил затекшую руку из-под Ленкиной спины, повернулся на бок и стал рассматривать ее, будто видел в первый раз. За окном посветлело. Позднее сентябрьской солнце освещало их комнату, заглядывая, словно маленький проказник, с улицы в дом.

Она лежала на спине, одна рука покоилась на животе, другая – закинута за голову. Роскошные медно-рыжие волосы разметались по подушке, и он зарылся в них лицом. Как божественно они пахли! Воспоминания о любви на залитом солнцем лугу прокатились легкой волной по сердцу. Длинные темные, чуть загнутые вверх ресницы слегка подрагивают во сне. Чуть пухленькие губы расслаблены. Тонкие темные брови вразлет. Маленькое ухо с крохотной золотой сережкой – надо же, а он даже не замечал, что она носит серьги! Ровно поднимается и опускается во сне ее грудь, обалденно красивая грудь – вон она, эта родинка возле левого соска, которую так и тянет поцеловать. Они так устали этой ночью, что сил одеться не было – рухнули на кровать и тут же уснули, прижавшись друг к другу. И сейчас она лежала обнаженная, едва прикрытая снизу одеялом.

Его взгляд застыл на ее груди. Он смотрел на темные, сейчас расслабленные, соски, не удержался, прикоснулся губами к одному, взял его в рот, легонько стиснул зубы, перекатывая языком образовавшуюся маленькую вишенку. Ленка чуть слышно выдохнула сладкий стон, но все еще крепко спала. Почувствовав, как желание обладания ею потихоньку возникает ниоткуда, словно из марева жаркого июльского воздуха, он гладил ее тело. Его рука скользнула к мягким завиткам волос внизу ее живота, еще ниже, теперь  осторожные пальцы были у нее внутри, и она застонала громче, уже на полпути из сна. Алексей наслаждался ее пробуждающимся видом. Вот она стала дышать чаще, ее ресницы дрогнули. Едва слышный стон скользнул ему в сердце:
- Иди ко мне… – и она протянула к нему руки.

Он любил ее нежно, без умопомрачительной страсти. Она постанывала, вцепившись в подушку за головой. Дрожь прошла по ее телу, она выгнулась, застыла, обессиленная и счастливая, и он поцеловал жадные губы. С улыбкой оторвался от них, заглянул в глаза:
- Здравствуй.
- Здравствуй, – шепотом ответила она.

Потом они лежали, наслаждаясь умиротворяющим покоем любви. И только когда солнечные лучи заливали комнату целиком, Ленка потянулась, как кошка, вдруг смутилась своей наготы, пошарила рукой, натянула одеяло.
- Нас сегодня Светка с Ванькой в гости ждут, – сказал он.
- Не хочу, она будет на тебя смотреть.
- Ну и что?.. Подожди, ты что, ревнуешь? – приподнявшись на локте, он заглянул в ее глаза. – Ревнуешь! Боже, как я счастлив – ты меня ревнуешь!
- Вовсе и нет, – она обиженно отвернулась, потому что он был прав.
- Глупенькая, – он легонько поцеловал ее в кончик носа, – разве может кто-то с тобой сравниться?
- Ну ладно, раз так, то пойдем… Во сколько?
- К обеду.
- А сейчас который час?
- Утро, – пожал он плечами, и она улыбнулась.
- Тогда давай вставать.

Когда Алексей умывался на кухне, голый до пояса, а Ленка делала бутерброды, вышел Терехов:
- Доброе утро.
Они поздоровались, и Ленка заметила, как ревниво Терехов осматривает Лешку, а увидев красные полосы на его спине, сдвинул брови, и на его скулах заиграли желваки.
- Ты поешь с нами? – спросила она Терехова.
- Нет, Лен, спасибо, я с Соней завтракал.
И он ушел к себе в комнату, не закрывая дверь, стал листать какой-то журнал, не в силах сосредоточиться. Он видел спину Алексея, прекрасно понимал, что это за полосы. Острое чувство отчаянной боли забилось в висках. «Сам, идиот, виноват, – вдруг подумал он, – ведь она могла быть твоей. И сейчас ты бы наслаждался ее телом, целовал ее губы, сжимал эти груди, путался бы руками в рыжих волосах. Ты, а не этот парень!»

Когда Терехов проснулся, Ленки с Алексеем не было, проверил еще раз – да, ни Ленкиного плаща, ни куртки Алексея. Он осторожно зашел к ним в комнату, осмотрелся. Вот перед камином брошены подушки, под одной из них выглядывает что-то белое. Подошел, вытащил – это были Ленкины трусики, прижал их к лицу, они еще пахли ее желанием. Представил, как сидели они, обнявшись, глядя на пляшущий огонь, как потом Алексей срывал с нее одежду, не на кровать. Перевел глаза. Кровать аккуратно застелена. Он подошел, откинул одеяло, опустился на колени и уткнулся в простыню лицом – она тоже еще пахнет ее телом. Сходя с ума от дикой ревности, скинул на пол свою одежду и, голый, скользнул под одеяло, наслаждаясь от прикосновения белья, на котором она совсем недавно лежала. Она любила спать с краю – он знал это. Повернул голову, увидел на широком подоконнике два больших яблока, одно надкусанное, зашелся в яростном чувстве. Его рука скользнула вниз, туда, где нестерпимое желание заявило о себе во всю мощь. Он стал гладить себя, сначала медленно, не отводя взгляда от яблок на окне, затем, закрыв глаза, представил, что по нему скользят Ленкины губы, застонал, задвигал рукой быстрее, пока ярость и ревность не вырвались фонтаном в тонкие девичьи трусики. Очухавшись, привел кровать в порядок, еще раз осмотрелся – не оставил ли следов своего пребывания, и вышел прочь. Ленкины трусики лежали у него в кармане, он шел и поглаживал его.

Если бы еще весной ему кто-нибудь сказал, что он будет биться о стену головой в слепой ревности, кончать в женские трусы – он бы ударил в морду за одно подобное предположение. «Сам виноват, – подумал он, – развлекся летом, называется…» Он понимал, что ни Ленкино замужество, ни ее возможный, нет, совершенно реальный, отъезд в город ничего не изменят – он будет все время думать о ней и хотеть ее. И даже Соня, любимая, желанная, сможет вырывать его из этих мыслей и чувств только на короткое время любви с ней.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...