Вспышки памяти

                ВСПЫШКИ ПАМЯТИ


        Cветлой  памяти  Бабанова  Евгения  Сергеевича  посвящается.


Память.. .  Для меня она иногда представляется невидимой, шуршащей в кромешной темноте лентой. Через некоторое время проявляется сама лента, потом отдельные кадры на ней, отображающие прошлое, события,происходившие со мной. Кадры с событиями сливаются в единое целое, позволяющее видеть прошлое и мысленно выделять разные эпизоды из него. . .
Память . . . По-другому она проявляется в виде ярких вспышек, подобных разрывам снарядов в  темноте. Из вспышек проявляются скульптурные формы, представляющие людей, с которыми сводила меня жизнь, их характеры, поступки. Вспышки становятся ярче, если вспоминаемый человек был мне чем-то близок, да и сам запоминался характером, поведением, душевными качествами. Недаром один мудрый моряк изрёк: « Нет людей незаменимых – есть люди незабываемые». Таким незабываемым человеком для меня остаётся мой одноклассник по военно-морскому училищу Женька Бабанов. Он восстаёт в моей памяти  из вспышек, а на ленте появляется изредка в каком-то блаженном состоянии .  Я понял! На ленте – он уже неживой. Из вспышек материализуется мой друг таким, каким им он был в жизни.
   Впервые я увидел Бабанова в новом наборе, во время сдачи вступи тельных экзаменов.  На наш факультет прибыли «конкуренты» - около десятка суворовцев, поступавших в училище без сдачи  экзаменов. Женька был среди них, одетых во всё чёрное, с красными лампасами на брюках. Ничем особо от остальных «кадетов» он не отличился, может быть, лишь тем, что был как-то по- особому неразговорчив. Да!  Была у него особая примета – изуродованное правое ухо. Этот «пельмень» выдавал в нём борца. Позже действительно выяснилось, что он занимался вольной борьбой . В бешеном темпе сдачи экзаменов, разных нормативов Женька так и остался для меня одним из многих, окружавших меня. Прошло, пронеслось время экзаменов, я был зачислен в училище и попал в один учебный взвод, даже в одно отделение с Бабановым. Особо дружбу мы с ним не заводили – учились и служили каквсе.Отношения между нами были ровные и товарищеские. Женьку отличало его немногословие и какое-то нечеловеческое спокойствие. Ни разу я не видел его возбуждённым, раздражённым. Флегматиком он не был – шевелился парень не хуже остальных, «клювом не щёлкал». но источал ауру, покрывающую всё окружающее тихой бледностью,лодчинённостью его воле. Всегда у него всё задуманное и незадуманное получалось так, как он хотел.
.Впервые жизненные обстоятельства более тесно сблизили нас по воле нашего командира роты капитана 3 ранга Броневицкого Анатолия Петровича . Он вызвал к себе нас обоих и поставил задачу: « через неделю – спартакиада училища В тяжёлом весе по вольной борьбе два участника, третье вакантное место занимаете вы,курсант Змачинский, соответственно вы должны завоевать 3 место по училищу. Готовить вас будет курсант Бабанов. Попробуйте только не получить призовое место! Оба будете долго об этом жалеть.» Вышли мы от комроты и в ответ на мой вопрос сколько нужно весить в тяжёлом весе, я узнал, что мне не хватает целых четырёх килограммов. « Ерунда – ответил Женька,- пацаны недельку попостятся и подкормим тебя». Неделя выдалась тяжкая. После занятий Женька тащил меня в зал  и преподавал уроки вольной борьбы. Уроки заключались в изучении приёмов. Что можно освоить за неделю – ежу понятно. Моими соперниками были мичман-пятикурсник, мастер спорта по вольной борьбе и второкурсник, мастер спорта по морскому многоборью. Габаритами он напоминал дизельный двигатель, да и по мощности он бы справился с этой ролью. Женька поставил задачу: главное – чтобы они тебя не сломали. На рожон не лезь, грамотно уворачивайся, когда почувствуешь, что тебе приходит конец – сдавайся, но постарайся побороться хотя бы минуту Всю неделю Женька при приёмах пищи безжалостно обделял  всех десятерых едоков за столом . Мне через силу приходилось поглощать всю пищу, которую Женька заботливо подкладывал в мою тарелку. Хорошо ещё, что ребята не возмущались – понимали важность поставленной передо мной задачи. Наступил день спартакиады, начинавшийся со взвешивания борцов.
Утром Женька привёл меня в спортзал для взвешивания, заставил выпить графин
Воды. Увы! До нормы я не дотягивал. Женька вывел  меня из спортзала и с
настойчивостью иезуита протянул мне ещё один наполненный графин воды –
«Пей !» .  « Женя! Я больше не могу! Я сейчас лопну!». «Пей! Я сказал! И не
вздумай  поссать! Всё надо предъявить судейской коллегии!». В адовых муках я с
огромным трудом затолкал в себя второй графин. Женька за руку подвёл меня к
весам – чуть-чуть, но веса не хватало. Тогда он куда-то на пару минут пропал, а
появился с огромным амбарным замком в руках. Он засунул этот замок мне в плавки и бережно поставил меня на весы. Один из судей довольно кивнул головой. ВЕС ВЗЯТ!!!  Я вешу, сколько надо. Из спортзала я еле плёлся. Меня мутило,тошнило, мочевой пузырь постоянно напоминал о себе. К концу занятий и началусоревнований я кое-как пришёл в норму и вышел на ковёр. Конечно, я два раза потерпел поражение, но без явного позора. Кое-что от Женькиных уроков у меня осталось. Так я занял третье место по вольной борьбе в тяжёлом весе по училищу.
    Очередная вспышка высветила в моей памяти случай, произошедший в
конце первого курса, когда мы были на штурманской практике на учебном крейсере «Комсомолец». До конца практики оставались считанные дни, когда ночью мне приснился страшный сон, что умер мой дед, Владимир Михайлович. Проснувшись, я вышел на бак перекурить. Курил и думал. В последнее время дед болел и случиться могло всё, что угодно. В те времена со связью было хреново:ни о каких мобильниках и слыхом не слыхивали (до их появления оставалось лет около  двадцати пяти). Попроситься в увольнение, чтобы с почты позвонить домой было бессмысленно – никто бы меня не отпустил.Так, с застрявшей в голове мыслью о деде, жив или нет, через несколько дней  я оказался в училище – практика закончилась. В училище мы прибыли глубокой ночью. С трудом я дождался времени, когда можно будет позвонить. Звоню. От плачущей бабушки узнаю, что деда вчера похоронили, что умер он в ту ночь и час, когда мне на крейсере приснился весьэтот ужас. Бабушка просит меня приехать к ней хотя бы на пару часов, тем более,что ехать три остановки на троллейбусе, и сейчас у неё дома – мои родители и брат.Потрясённый полученными известиями, тем что мои предчувствия  разрешились столь трагически и, хотя я  был готов к чему-то  подобному, я поплёлся к командиру роты, чтобы отпроситься в увольнение.Командир роты, всё тот же Броневицкий, был бонвиван и циник. Вкабинете он находился один, насвистывая какую-то весёлую мелодию из оперетты.Что это была за оперетта, не помню. Наш комроты кичился тем, что его брат Александр Броневицкий – муж Эдиты Пьехи, руководитель ансамбля «Дружба».
Я с трепетом прервал исполнение опереточной арии и доложил вкратце о постигшем меня горе. Ответ явился для меня полной неожиданностью. Оказывается, родной дед, - не является для меня близким родственником. Люди постоянно умирают и это нормально, рядовое явление, из-за которого беспокоить командира роты по меньшей мере безнравственно. Короче,- пошёл ты вон!Я был раздавлен . Физическое моё состояние – разбитость.Напряжение последних дней вмиг улетучилось, я чувствовал себя разбитой посудиной, ничтожеством,не способным помочь самому себе. Не хотелось никого видеть.Решив уединиться, я поднялся по трапу к двери чердака, уселся на каменных ступенях, положив голову на колени. Сколько я так просидел – не знаю...
Вдруг я почувствовал на плече чью-то руку. Рядом со мной на ступеньке сидел Женька. « Стасик! Что случилось? Почему грустишь?» - спросил он. Я поведал
ему и о смерти деда и о результате посещения комроты… Жен ька был краток:
« Не грусти, братан, пошёл Броневик на …! Скотина он после этого!». « Ты иди
переодеваться в форму три и приходи сюда. Пять минут тебе на сборы!».Через пять минут я вновь оказался на трапе около чердака Женька открыл здоровенным ключом  чердачную дверь, мы вошли на чердак, через слуховое окно выбрались на крышу, перешли по ней на крышу соседнего, гражданского дома, через слуховое окно залезли на соседний чердак, откуда попали в парадный подъезд гражданского дома. УРА! СВОБОДА! « Ну вот, а ты боялась, говорила, что кровь пойдёт! « - пошутил Женька
Спустившись по лестнице я оказался на Большом проспекте Васильевского острова , страшно подумать, в самовольной отлучке. Нарушителем воинской дисциплины я себя почему-то не чувствовал. Наоборот была какая-то гордость, прорезавшееся чувство собственного достоинства, которое втечение предыдущего года выбивали из меня «броневики».
     В условленное время Женька ждал меня из самоволки. Вернулись мы никем незамеченные. Женька научил меня всем известным ему способам преодоления преград, стоявших на пути самовольщика. До момента окончания училища я ходил в самовольную отлучку не одну сотню раз и ни разу не попадался. Спасибо тебе, Женька!

    В середине второго курса вовсю шла сессия, время было напряжённое,не сдашь сессию – в отпуск не поедешь. Отпуск для курсанта – дело святое. Сижу на самоподготовке. « зубаю « очередной предмет и вижу, что Женька с каким-то
деловым видом вышел из класса и удалился . Ну, думаю, не иначе, как что-то задумал. Через некоторое время Женька возвращается, и прямиком в кубрик.Я за ним. Смотрю – он собирает полотенце, туалетные принадлежности. « Женька,   ты куда?». « Куда? В санчасть! Ты что, не знаешь, что Мама Лошадь заболела и физику у нас будет принимать Жучка?».Мама Лошадь читала нам лекции по физике и вела практические занятия. Всё у неё было по заранее утверждённому плану. Перед нами она вела занятия в параллельном классе, давая решать определённые задачи. Мы же, перед нашим занятием брали конспекты у соседей и на занятиях «решали» задачи весьма успешно, неизменно вызывая восторг преподавателя нашими знаниями. Все мы были отличниками, хотя на самом деле являлись,в лучшем случае,посредственностями.  Жучка же славилась своей неприязнью к курсантам, ставила двойки массово и с видимым наслаждением. От старшекурсников мы слышали, что когда-то Жучкину дочь обманул какой-то курсант: обещал жениться и не женился. Подробности этой семейной драмы нас, естественно, не интересовали,но версия была весьма правдоподобной. Вот пример, как один похотливый м- - -ак может изгадить жизнь последующим поколениям на годы вперёд. Узнав, что направление в санчасть Женьке дала отоларинголог, я прямиком отправился к ней, тем более, что на правой барабанной перепонке у меня был шрам и симптомы болезни уха были мне знакомы. Предварительно я натёр солью подмышки,на случай замера температуры тела.Докторша, миловидная женщина лет сорока осмотрела меня и с  улыбкой сказала, что я буду последним из класса, кому она даёт направление в стационар.  Я рванул в роту, взял учебник физики, туалетные принадлежности и вернувшись в санчасть, занял в палате койку рядом с лежащим с учебником физики в руках Бабановым.
.  Так мы с учебниками «пролечились» до экзамена. В день экзамена я позвонил дневальному по роте, чтобы узнать, как дела с физикой. « Первая пятёрка вышла: одна тройка и четыре двойки. Остальные разбежались. Жучка сидит одна в аудитории, а командир роты бегает по училищу, отлавливает ваших и за руку по одному приводит на экзамен» - услышал я в ответ. «Я примерно этого и ожидал – сказал Женька – завтра мы выписываемся и готовимся к следующему экзамену. Но мы остаёмся в «академии» не как двоечники, а как пропустившие экзамен по болезни, т.е. у нас сохраняется право на две недели отпуска, а не на одну». Надо заметить,что на курсантском языке «академик» - курсант, получивший двойку на экзамене, «академия» - время, предоставляемое вместо отпуска для подготовки к повторнойсдаче экзамена.
«Академия» проходила на Большом проспекте, нашем объекте приборки. Зима была снежная, из приборщиков – одни «академики». В светлое время суток мы  убирали снег, а вечером, если ещё оставались силы, учили предметы,по которым остались «должны». В заботах и хлопотах пролетела неделя, мы с Женькой, в числе других, успешно сдали физику начальнику кафедры Гольдбергу. Сразу же после экзамена  Женька  направился к начальнику факультета капитану 1 ранга Кощееву  Виктору Александровичу «решать вопрос» о нашем отпуске. Женька, постучавшись, смело вошёл в кабинет ( как же – он чувствовал за собой правду), а я, в отличие от него, как-то сомневался в правоте нашего дела. Стоя в коридоре,я  прислушивался к происходящему в кабинете Кощеева. Сначала оттуда  доносились спокойные фразы участников жизненно важного для нас диалога, затем уровень шума голосов начал нарастать, пока не перешёл в крик начфака. Я подумал: «только бы Женька выдержал и не свалил раньше времени!». Все на факультете знали, что Кощеев, после того, как выкричится, становится милейшим дядькой и идёт навстречу пожеланиям и просьбам. Мне показалось,что крики и вопли длились бесконечно. Но, внезапно воцарилась тишина, из кабинета выскочил сияющий Женька и бросив мне на бегу :    « идём в отпуск на две недели, обедать не будем, иди переодевайся, а я – за отпускными билетами. Скоро буду!».
Вот так пытливый Женькин ум, суворовские быстрота, глазомер и натиск позволили нам и двоечниками не стать и полностью отгулять отпуск. Погуляли мы нормально, особенно «по кайфу» гулялось вторую неделю отпуска от сознания того, что все учатся, а мы ещё в отпуске.
   Вспыхивает в сознании воспоминание того, как Женьку наказывали за солнечные процедуры. Училище наше располагалось на Васильевском острове в Ленинграде. Система была такова, что живой природы нам совсем видеть не приходилось, за исключением  физзарядки, вечерней прогулки и приборки (для тех, кто был расписан по приборке на Большом проспекте) – если улицу можно охарактеризовать как природу. Самым любимым для нас было единение с природой, когда мы брали шлюпку, на вёслах против течения Невы доходили до Петропавловской крепости, заходили в канал, на Петроградской стороне покупали в ларьке пиво в бутылках. Обогнув по каналу крепость, выходили в Неву и, попивая пиво по течению дрейфовали до самого училища. Был, правда ещё один способ единеия с матушкой-природой – загар на крыше училища. Этим занимались энтузиасты в первые солнечные весенние денёчки. Их отлавливали на крышах и дежурные пожарники и дежурная служба. Пойманных, естественно, наказывали.Первым в роте всегда страдал Женька - командир роты идёт вдоль строя,останавливается. « Курсант Бабанов! Выйти из строя!». Женька выходит. Комроты объявляет : «Месяц без берега!». « За что ? « - возмущается лишне – рожа у него была такая загорелая, будто он весь отпуск провёл где- нибудь в Сочи. У парня была особая пигментация кожи: погулял часик на солнце и без всякого покраснения проявляется бронзовый загар. Вот за это его и наказывали.
   А вот после третьего курса ехали мы двумя взводами в поезде Ленинград-
Мурманск  на практику на Северный флот. Проснулись рано утром втроём Вовка
Соколов, Женька и я в плацкартном вагоне, решили, пока все спят, позавтракать.
Тем более, что поезд уже довольно долго стоял в чистом поле или в тундре, дьявол её разберёт, эту северную природу. Настроение у всех было самое замечательное, блаженное.Соколов приготовил закуску, я распечатал припасённую бутылку водки,
а Женька  пошёл в туалет вымыть огурец. Вдруг на нас как чёрный ангел налетел
наш новый командир роты капитан 3 ранга Зубарев Леонид Александрович. С утра у него, прямо скажем, что-то не заладилось с настроением: увидев откупоренную
непочатую бутылку водки, он пришёл в неистовство, начал кричать на нас, мате-
риться, обещать кары небесные и дисциплинарные. Извергая проклятья он схватил бутылку и выбросил её в открытое в коридоре окно. Мы от такого коварства ошалели. Виданное ли дело! Уже несколько минут в предвкушении поступления в организм алкоголя идёт усиленное слюноотделение, посещают различные приятные мысли, а тут – какое-то стихийное бедствие в образе комроты!  Удовлетворённый нашим растерянным видом Зубарев удалился в свой купейный вагон.Мы с Соколовым сидели за столом и молча смотрели на стол со снедью.« Ну,что пригорюнились? – возник в проходе Женька, - Почему к столу не приглашаете? Я огурчик вымыл!». Только мы собрались объясниться по поводу пропавшей бутылки, как Женька с довольным смешком извлёк из-за спины жестом фокусника откупоренную полную бутылку. « Неужели наша?» . « А чья же ещё?» отвечал Женька  « тут водку не продают!». « Выхожу я с огурцом из туалета и вижу,что Зуб около вас танец с саблями исполняет, а потом, мерзавец, выбрасывает в окно бутылку водки! Меня чуть паралич не разбил! Зуб уходит, а я вижу в окно, что бросок его достоин лучших игроков НБА: бутылка упала стоймя между шпалами в песок и, вроде бы , даже ничего не расплескалось» Тут поезд тронулся, мы сели за стол . Женьке пришлось наливать стакан с « горкой «, но об этом никто из нас не пожалел.
Вспомнился мне  Женька в самом начале пятого курса, когда нам всем присвоили звание «мичман». Присвоили всем, кроме Женьки. В чём он провинился, вспомнить никак не могу. Однако, все мы были мичманами, а Женька ходил с погонами курсанта. Вот здесь и проявилось коварство нашего комроты Зубарева – он начал присваивать Бабанову звания постепенно, по старшинству: « старшина 2 статьи «,« старшина 1 статьи «, « главный старшина «, « мичман «. В те времена звания « главный корабельный  старшина « не существовало, а у мичмана на погонах вместо двух
звёздочек была одна продольная широкая полоса. Коварство заключалось в том, что если бы Женьке сразу, как всем, присвоили «мичмана», он бы перешил лычку на погонах и дело с концом. Теперь же, с присвоением каждого нового звания, Женьке приходилось перешивать лычки на погонах на всех  предметах формы одежды. Таких
предметов было семь, на каждом – по 2 погона, итого 14 погонов. 14 погонов умножить на 4 воинских звания = 56 погонов, которые ему пришлось перешивать. После каждого очередного присвоения звания Зубарев объявлял Женьке смотр формы одежды, убеждаясь в том, что она соответствует званию. Затем присваивалось очередное звание, следовал очередной смотр и так до звания « мичман «. Месяца два по вечерам Женьку без иголки в руке никто не видел. Какой-то шутник подарил ему напёрсток, на время за ним закрепилось прозвище « наш бедный портняжка». Чем он так насолил Зубареву, вспомнить не могу. Видно, чем-то крепко зацепил…
После окончания училища попали  мы с Женькой на Черноморский Флот,
но не встречались около десяти лет ( он служил в Поти, я – в Севастополе). Встретились,
когда Женька по здоровью был списан на берег и преподавал в учебном отряде. Радость встречи быстро померкла: Женька был  запланирован к переводу для дальнейшего прохождения службы на остров Русский, под Владивосток.  Подобная перспектива радости принести не могла. Остров Русский, где находился учебный отряд, был на отшибе во Владивостоке, с жильём – проблемы. Мост на него строят только сейчас, к саммиту АТЭС, если я не перепутал аббревиатуру. Потом, где Севастополь, а где Владивосток? К тому-же Женька только- только получил квартиру. Больше всего его смущало, что сослуживцы тихо радовались его переводу и мысленно делили его квартиру – кому достанется. Женька был не в себе от перспективы тащиться с двумя детьми на край света, на остров, чтобы то ли продолжить, то ли начать службу у чёрта на куличках.Я, как мог, успокоил Женьку, сказав, чтобы он особо не вибрировал,что попробую помочь его горю. Я к тому времени служил в штабе соединения кораблей и знаком был с серьёзными людьми. Честно скажу, помочь Женьке, к моему удивлению, оказалось делом не очень сложным очевидно потому, что окружали меня порядочные люди. Через несколько дней прилетает ко мне Женька и радостно докладываект:» Я остаюсь в Севастополе. Как ты это сделал?». Женька «накрыл поляну» к которой никто, кроме нас с ним не явился, но и вдвоём нам было не худо.
Женьки уже четыре года как нет, мне на кладбище прогулы ставят, но как вспомню, что смог уберечь друга от островной жизни, вижу смысл в прожитых годах. Вспышки всё реже и бледнее. Вспоминается как Женька упал с третьего этажа, перелезая с соседского балкона на свой, как ходил с рукой на «вертолёте»,ничем не ограничивая себя в передвижениях, даже жена искала его, не в состоянии поверить, что он мог выйти на улицу с рукой, подвешенной как стрела подъёмного крана.Прошло, наверное, ещё более двух десятков лет, как мы не виделись с Женькой. Я жил и работал всё это время на «гражданке», уволившись с флота намного раньше положенного срока. Женька продолжал службу (послужил даже в Ливии), уволился в запас, остался жить и работать в Севастополе. Тут госпожа История легла на другой галс и Женька превратился в гарного украинского хлопца. Выдали хлопцу украинский паспорт, в котором он значился вместо Евгения Эвгеном. Тьфу … , прости меня, Господи! Работал пенсионер  Эвген на двух работах со вставленным в сердце механическим клапаном, помогал жене и воспитывал внука. Обстановка вокруг и власть менялись. У внука в школе вовсю внедряли «украиньску мову», в которую тот не «врубался», Женьку выжили с одной из работ. Короче, старый моряк решил вернуться в российское гражданство, в родной Ленинград, ставший Санкт-Петербургом Тем более, что здесь ещё жила его более чем восьмидесятилетняя мать. Женька втайне расчитывал,что мать пропишет его в своей  двухкомнатной квартире, потому что продав квартиру в Севастополе, здесь он больше комнаты купить бы не смог.Но Родина-мать оказалась злой и взбалмошной мачехой, не помнившей или не хотевшей помнить своего сына, положившего к её стопам жизнь, здоровье, лучшие годы. Женька приезжал в Санкт – Петербург три года подряд но российского гражданства получить не успел – умер бедняга. Единственное, что у него получилось – быть похороненным рядом с могилой отца.Самое смешное в грустных похождениях за гражданством случилось в первый его приезд: « платите 70 долларов и сдавайте экзамен по русскому языку» - сказали ему.  Женька удивился: « Я родился в Москве, жил в Москве и в Ленинграде, закончил суворовское и военно-морское училище, в вооружённых силах отслужил тридцать четыре года. Вы что думаете, что за это время я успел забыть родной язык?». Чиновники «рассматривали» неувязочку около месяца и решили ,что экзамен по языку Женьке можно не сдавать (эх, плакали баксы). Все действия властей были как в замедленном кино и сопровождались всё новыми требованиями. Когда я предложил Женьке сходить вместе с ним в миграционную службу, тот только руками замахал: тебя там только не хватало! Ты что, хочешь чтобы мы оказались в ментовке, а я стал хлопотать о гражданстве Зимбабве?
В последний раз мой друг приехал, выйдя перед этим из гражданства Украины, снявшись с пенсионного учёта со смешной пенсией. Женька был настроен закончить хлопоты по вступлению в российское гражданство, прописаться у матери. Увы, ни тому, ни другому осуществиться не было суждено. Много могу сказать и о Родине и о матери друга, но не буду: не суди, да не судим будешь. Женьку разбил инсульт. Умер он не приходя в сознание человеком без гражданства. Покоится мой друг на Охтинском кладбище рядом со своим отцом. Вот единственное, чем одарила его судьба.