Честное пионерское

                "Не бойся, мы полетим вместе»

1.

Небольшая, освещенная ярким солнцем, комната. Практически без мебели. И без единой двери. Зато всю южную стену занимают высокие окна. Стекла настолько чистые, что кажется будто их вовсе нет, протяни руку – и можно будет пощупать голубое небо с небольшими белыми облачками.  В комнате - мальчик с едва заметным шрамом  под левой щекой, там, где случается улыбка. Но может быть это и морщинка, кто знает? Волосы его светлы, как летний день за окном, кожа – смуглая, загоревшая под вечным солнцем. Из одежды на нём лишь белая майка без рукавов и короткие летние шорты.  На стене висит красный пионерский галстук. Мальчик сидит на подоконнике и с немного грустной улыбкой смотрит за пролетающими за окном птицами. Рядом с ним лежит открытая книга. Но сколько бы мы не находились в этой комнате – в книгу он не заглядывает. Как не кончается и день, и солнце, и лето… И его чуть грустная улыбка… И только время от времени он встаёт с подоконника и делает несколько кругов по комнате. Вот и сейчас – подошел к пионерскому галстуку, остановился. Потрогал гладкую материю руками. И тут же вспомнил, как его первая учительница в торжественной атмосфере повязала ему этот самый галстук. И целых два дня еще он носил его не снимая, и в школе, и дома, и во дворе, когда потом…  Но вот он сделал еще несколько шагов,  подошел к углу комнаты, где была полка со множеством книг, - и взрослые, и учебники. И его любимая – повесть «Ковёр-самолёт». Достал её, пролистал, не глядя, пару страниц, и положил обратно,  вновь забрался на подоконник, чтобы продолжить рассеянно глядеть за окно. Большие белые чайки кружились совсем-совсем рядом. «Эх, улететь бы сейчас с вами! И крылья-то ведь есть! Но не могу… Ведь я дал честное пионерское…»


2.

Был последний урок в пятницу. Оттого звонок об его окончании прозвучал особо радостно, хотя дело было вовсе и не в этом. Просто после школы они договорились пойти к Саше – рослой девочке отличнице, - она взялась сделать из Максима человека. Мальчик сам попросил её о том, - пионерский галстук на шее придал ему смелости,  чтобы решиться на этот поступок. Да, Максиму и в самом деле хотелось перестать подводить своё звено, учиться лучше, стать сильным и смелым… Но еще он и чувствовал другое. И это другое – было, конечно, главенствующим. Мысль о том, что Саша – девочка статная и уже почти взрослая, старше его на целый год, займётся его воспитанием, приводила его всегда в состояние лёгкого безумия, когда у него отчего-то кружилась голова, а внизу чувствовалось сладостное напряжение. А думал он о том часто. И вот, наконец – решился! Красный галстук помог. Отчего-то он был абсолютно уверен, что Саша – не откажет ему. Всё-таки – староста класса. И характер у  неё такой, - подходящий для того, чтобы воспитывать.

....Итак, после уроков я шел к Саше домой. Мы договорились, что Саша должна была проверить мою успеваемость за неделю. Как раз сегодня нам выдали тетради с результатами изложения по литературе. А с изложением у меня всегда было неважно. Вместо того, чтобы излагать, я начинал придумывать что-то своё, воображал и фантазировал, отчего учительница потом частенько делала мне в тетради сноски: «Это не сочинение! Сочинение будет на следующей неделе». И ставила двойку с плюсом.

Комната Саши была образцовым примером комнаты девочки. Всё чисто, убрано, аккуратно. Над рабочим столом в рамочках висели многочисленные её грамоты за хорошую учёбу и поведение, за активное участие в жизни школы, и еще и еще… Слева от стола было окно, а справа – в центре комнаты – её застеленная аккуратно кровать. В комнате было светло и пахло солнцем.
«А у тебя тут… красиво…» - проговорил я, заметно смущаясь. Даже с волшебным галстуком на шее, не привык я бывать в комнатах девочек. Да еще и вдобавок тех, кто взялся за моё воспитание. А воспитание… Это дело такое – нелёгкое… И всякое тут случается.

Однажды, мой одноклассник Мишка в слезах поведал мне, как не хочет возвращаться домой, ведь в дневнике – двойка по математике, а мама у него строгая, без отца, и за двойки лупит ремнём. А потом в сердцах добавил: «И ведь по голой же попе!» «А недавно вообще в спортивном магазине купила резиновую скакалку, и прямо при продавщице сделала мне предупреждение: «А это – если будет хоть одна тройка в четверти!» «А у меня – знаешь, их сколько в прошлой было?!»

Почему-то от этого воспоминания у меня вновь затвердело внизу, будто кто-то деревяшку подложил. А что, если и Саша – применит ко мне подобные меры? И что – если уже прямо сейчас? Ведь в дневнике у меня тетрадь с сегодняшним изложением. И я уже успел заглянуть в неё и увидеть, сколько там грамматических ошибок, и пунктуационных, и еще бог знает каких. В итоге – двойка. И на этот раз даже без плюса.

«Ну-ка, открывай свою тетрадь! Посмотрим как ты написал работу» - твердым голосом сказала Саша. «И пока я буду проверять, - вот тебе м о я тетрадь. Посмотри, к чему мы будем с тобой стремиться».

Я открыл её, обернутую в новенькую обложку, тетрадь, с выверенным аккуратным почерком отличницы, без единой помарки и исправлений, и кругом – неправдоподобные весёлые пятерки в конце. «Да-аааа, - растяжно подумал я, - вряд ли когда-нибудь мне  суждено к такому притти!»

Саша, словно бы прочитав мои мысли, бодро заметила: «Терпенье и труд – всё перетрут».
Да, но где же мне было набраться этого терпенья?.. Чтобы постоянно не думать о том… О том, чего так хотелось прямо сейчас…  Прямо сейчас решиться сказать ей, точнее – внести предложение: «А давай… уммм… ты станешь учить меня терпению… при помощи… умм… розог?…»
Но я не мог: язык не поворачивался. Не смотря на дающий силу и смелость галстук. Не мог сказать. И лишь как-то жалобно засопел, глядя на то, как Саша разбирается с моей тетрадкой.

«Столько ошибок! Это же надо так ухитриться! … А вот, посмотри сюда: слово «ремень» написал через «и»!.. Это ж надо!... Ты что – правил не знаешь? Ну… Почему ты молчишь?»
Но я лишь продолжал глядеть себе под ноги, чувствуя, как начинаю краснеть. Воспитательная беседа продолжалась:

«Что? Неужели ты никогда не сталкивался с этим словом? Похоже, мама тебе ремня не давала» - сказала Саша с игривой улыбкой.

От этого я покраснел еще больше. Но вместе с тем, это была та ниточка, за которую я решил легонечко потянуть:

«Нет…. Не давала… Наверное поэтому я такой отстающий ученик… Вот если бы…»

«Если бы что?» - быстро спросила Саша.

«Если бы меня… пороли… Я бы наверное и учился бы как следует… И звено не подводил! И был бы настоящим пионером!» - последние фразы я произнёс уже совсем бойким голосом.

«Вот молодец, Максим! Чувствуется, как ты хочешь исправиться! И мой товарищеский долг в этом тебе помочь. Раз уж мама тебя так балует и попустительствует, я со всей серьёзностью возьмусь за твоё воспитание. Я давно догадалась, чего тебе нужно. Пряник на тебя не действует, значит, остаётся кнут. Кнута, правда, у меня нет, но вот розги можно легко найти. И начнём прямо сейчас, не откладывая. Ты оставайся здесь, бери в руки тетрадь и считай количество ошибок в последней контрольной. А я пока спущусь вниз, срежу розог для твоего воспитания. …. Ух, какое интересное совпадение! Как раз на днях довелось прочитать ту главу про школу в Томе Сойере!».

Выпалила и ушла, оставив меня одного, ошеломленного таким поворотом событий. Нет, я, конечно, хотел именно этого, но чтобы оно и в правду вот так вот произошло! Как в сказке прямо. Это всё, наверное, галстук. Он творит чудеса.

А каково это - быть выпоротым девчонкой? Пока что всё это происходило только в моём воображении. Но мысли о порке всегда сладостно терзали моё тело и душу, и значит, я был готов… Готов к тому, что однажды…

Саша вернулась со здоровым пуком розог в руках. У меня же в тетради оказалось… 38 ошибок!
«Ну что ж… 38 так 38. За каждую ошибку – один удар. Значит всего – 38 раз. Их бы конечно сперва хорошо  вымочить… Ну да уж ладно. Вижу, что ситуация требует безотлагательного вмешательства. Ложись на мою кровать и снимай штаны» - в голосе Саши чувствовалась строгость и ответственность, но вместе с тем, в нём я еще уловил некую нотку любопытства и какого-то непонятного удовольствия от происходящего.

«Да! И еще положи перед собой тетрадь, будем исправлять твои ошибки».

Я медленно и стыдливо улёгся на кровать, открыл тетрадку, но так и постеснялся стянуть штаны.

«Нет. Так дело не пойдёт. Через брюки – ты не прочувствуешь всей остроты совершенных ошибок. Спускай. Чего стесняться? Я ведь твоя воспитательница» - в тоне Саши появлялось всё больше и больше командирских ноток.

И тут уж мне ничего не оставалось сделать, как впервые в жизни оголить свою попу перед девочкой.

«Ух, какая смуглая! Ты что же это – загораешь голышом?!» - спросила Саша с удивлением, но в то же время и с неким налётом восторженности.

«Да нет. Это я от природы такой…» - пробубнил я невнятно, ощущая нарастающее возбуждение.

«А-ааа… Тогда понятно» - проговорила про себя Саша, выбирая один из прутьев. «Вот. Вот этот мне нравится».

 Она взмахнула им в воздухе. … И тут же сильнейшая волна ударила куда-то вглубь. Эхо звука  проникло в самые отдаленные ниши сознания, вызвав оттуда древнюю память о радости и боли, смешанных одновременно. Я аж съежился в предчувствии скорой боли. Саша,  должно быть, это заметила и, будто бы, беззвучно усмехнулась. Во всяком случае, я как-то почувствовал, что изменилось её лицо, и на нём, быть может, даже на мгновение блеснула лукавая полуулыбка.

«Называй первую ошибку» - после небольшой паузы, наверное, чтобы собраться с духом, произнесла Саша.

«Мальчик незаметил, как оказался в лесу» - выразительно прочёл я, выделив слово «незаметил». «Вот здесь – почему-то ошибка…»

«Ах, почему-то! Почемуууу-то! Ты разве не знаешь, что частица «не» с глаголами пишется АТ-длельно!» И вот на этом слоге «ат», Саша решительно рассекла прутом в воздухе, и обожгла мою попу первым ударом.

«Ай!» - только и мог произнести я.

«Нет, не «ай», а повтори правило, которое я только что тебе напомнила» - Саша всё больше и больше входила в роль  учительницы. Кто знает, может та сценка наказания из Тома Сойера затронула и её тонкие струны какого-то давнего воспоминания, быть может, случившегося даже в какой-то из прошлых жизней?

Я стал читать дальше:

«Вот тут, кажется, ошибка… Дети смастерили скваречник. Слово «скваречник» подчеркнуто»
«Кажется?! Конечно тут ошибка. Правильно «сквОречник»!, и вместе с последним словом пришелся новый резкий удар. Я опять взвыл. Саша будто бы в прямом смысле этого слова намеревалась вбить в мою память грамотность.

Еще несколько ярких исправлений, вырвали пару стонов из моей груди. Я невольно потрогал свою попу, и она уже была горячей. Приятное чувство растеклось по всему телу…

И тут произошло то, чего я совершенно не ожидал. Саша  заговорила серьёзным голосом:

«Максим. Я хочу открыть тебе свой секрет. Понимаешь, я еще с прошлого года, всякий раз, когда тебя видела… ну… это… представляла, что доставляю тебе боль… И не только розгами…  И меня жутко возбуждало, представлять, что слышу твои стоны… И вот теперь… они… И мне это всё очень нравится, понимаешь? Быть твоей воспитательницей… и чтобы ты меня слушался… Но сейчас… ты мне можешь дать «честное пионерское», что вытерпишь в этот раз до конца? Что не убежишь? Хорошо?»

И я дал «честное пионерское», после чего она весело похлопала меня ладошками по попе, и снова взяла в руки прут. И снова – свист розги в воздухе… Её убаюкивающий голос… И мои всё учащающиеся вздохи и стоны, как ноты…

Так продолжалось еще и еще, пока где-то после двух десятков розог я не начал активно вертеться, чуть ли не перекатываться на бок - всё-таки секла меня Саша с большим усердием, - я кожей чувствовал, как горят на моей попе две дюжины тонких полосок. Сейчас мне хотелось, чтобы мой первый урок воспитания уже и закончился, и вместе с тем – хотелось, чтобы он не кончался вовсе… никогда… ни за что… Всё происходящее стало очень похожим на сон: всё так размыто, расплывчато, и вместе с тем – необычайно красочно и ярко...

«Ну вот. 38… Все ошибки исправлены ровными красными полосочками… Гораздо лучше, чем просто исправлять авторучкой. А чтобы еще лучше усвоить сегодняшний материал, я беру на себя смелость добавить еще одну дюжину розог сверх оговоренных. Для закрепления, так сказать».

Я слышал её далёкий голос и продолжал лететь к какой-то дальней своей звезде… Свист розог сопровождал мой полёт, как гул моторов, сопровождает полет самолёта. Боль была всё выше и выше, всё выше и выше, пока, наконец, не превратилась в маленькую точечку посреди огромного безлюдного космоса…


3.

…Мальчик проснулся в небольшой комнате, ярко освещенной яркими солнечными лучами. Сладко потянулся, и снова закрыл глаза, собираясь, было, досмотреть свой дивный сон, как вдруг… испуганно вскочил, огляделся по сторонам, и только теперь до него полностью дошло: его комната изменилась!  Исчезла вся привычная обстановка, обои стали  другими, почему-то слева от кровати на всю стену появились высокие, совсем прозрачные, окна, а дверь – так вообще куда-то пропала. Но, тем не менее, это была е г о комната. Е г о пионерский галстук висел на спинке стула возле кровати. Сердце Максима учащенно забилось.

…Позже он неоднократно вспоминал свой последний сон (а больше, надо сказать, ему спать не приходилось) – и это воспоминание согревало его в наиболее долгие часы его солнечного одиночества. Еще он смотрел на птиц и читал книги. Точнее перечитывал их. В десятый, а может быть и сотый раз… Кто знает, сколько времени он уже провёл в этой солнечной комнате?… Да и шло ли здесь время вообще?

Мальчику не нужно было есть, не нужно было пить, не нужно было дышать. Не нужно было уже ничего. Он мог в любой момент выпорхнуть за окно и тут же стать ветром или птицей – и улететь навсегда.

***
…Максим сидел на подоконнике и глядел в синее небо.  Маленькие белые облачка пролетали стайками. Тут же и кружили птицы, прямо рядом с его окном, на высоте пятого этажа. Они словно бы звали его с собой. Только лишь протяни руку-крыло! Но в ответ – до них доносился лишь голос мыслей Максима:

«Я бы вышел к вам, дорогие, но как же тогда моё обещание, которое я дал девочке? Обещание – не убегать, и вытерпеть всё до конца?»

«Ты дашь мне честное пионерское? Что не убежишь?» - наверное, не одну тысячу раз Максим-ветерок вспоминал этот голос, ставший ему уже даже более родным, чем свой собственный. Голос девочки, признавшейся, что мечтала о нём. Она хотела знать его боль. Самое сокровенное, что у него было. Её признание в один момент изменило его жизнь. И теперь, хотя Максим и был по-прежнему один – но всё же… был уже не одинок.  Он ждал… Ждал эту девочку. И не мог из-за этого улететь. Максим ждал, что Саша однажды-таки появится в этой его комнате без времени. Появится – и они улетят вместе.