Исправим?

      Привет, Васек! – я поприветствовал соседа, пацана лет десяти сидящего на корточках около подъезда..

Они жили на один этаж ниже меня и, слава Богу, не подо мной. Потому, что те, кто живут подо мной, почему то не хотят здороваться, а я и не набиваюсь.

Я подходил к подъезду после дачного сезона. Сейчас и не помню, какой это был месяц, то ли сентябрь, то ли уже октябрь. Не помню.

- Привет, дядь Сереж.

Васек сидел в позе кузнечика и даже как то напоминал его. То ли ободранными коленками торчащими почти около ушей, то ли лохматой шевелюрой, на которой отчетливо просматривались два усика из спутанных волос.

- Привет, привет, кузнечик! – ты чо такой смурной?

- Да не, не смурной – Васек поднял на меня взгляд, и я удивился его глазам. Вроде пацан, всего десять лет от роду, глаза карие в обрамлении густых ресниц, а взгляд… Взгляд был совсем уж какой-то серьезный и взрослый. Возникло странное ощущение от того, что вроде разговариваешь с ребенком, а смотришь на взрослого.

-  Точно нормально?
- Да вроде.


- Ну ладно - Я переложил тяжелую сумку в другую руку. – Привет родителям! – и повернулся, что бы через минуту оказаться в квартире. Потом на кухню, там чай с матушкиным пирогом…Ммм….

За спиной кто-то тихо всхлипнул. Я резко обернулся и успел заметить, как Васек быстро вытирает глаза грязным рукавом рубашки.

- Нука-нука, рассказывай – я вернулся на два шага назад и присел перед ним – Чего стряслось то? Ничо, не переживай. Все в этой жизни поправимо, все можно исправить, если захотеть. Ты же сильный? А сильному человеку все по плечу! – самодовольно  философствовал я,  замечая, как в его взгляде появляется искорка надежды.

- Да-да! Все можно исправить! – токовал я как глухарь на токовище, с гордостью замечая, что мой проникновенный и обнадеживающий тон приходится к месту. – Только надо придумать, как все исправить, и дело сделано!

Я как идиот радостно улыбался и смотрел в детские глаза.

- Точно все?

- Точно!

- У меня это…. – Васей часто-часто заморгал – папка месяц назад на машине аварию сделал. И умер. Мамка так сказала. И помолчав с надеждой спросил - Исправим?

Я стоял как дурак, смотрел ему в глаза, судорожно глотал  и почему то не мог проглотить что то застрявшее в горле. Хотел, сказать, но это «что то» застрявшее в горле не давало ни звука произнести.

Что я наделал? Я то считал, что проблемы у него детские, легко решаемые, а тут... И этот его взрослый взгляд. А теперь мое обещание все исправить.

Он смотрел на меня карими глазами изредка хлопая ресницами и ожидая ответа, а я все никак не мог проглотить какой то большой и лохматый комок.

- Исправим? – повторил он, искренне глядя на взрослого человека, которому он доверял.

Я присел рядом точно в такую же позу кузнечика, с трудом проглотил это серое и лохматое и вздохнул – Конечно исправим, Васек! Только исправить это может лишь взрослый и родной человек. Давай подождем, когда ты подрастешь, ну скажем лет до восемнадцати, а потом исправим. Я скажу тебе как. Нет-нет, раньше нельзя. И рассказывать никому нельзя, а то ничего не получится. Договорились?

Надо было видеть взгляд, в котором вспыхнули огни! У меня опять, почему то в горле встал огромный, лохматый комок и никак не глотался. Вроде не сильно я сентиментальный, а гляди ж ты.

- Дядь Сереж! А ты, что, плакаешь?

Ну надо же. Оказывается действительно, серый, лохматый комок и слезы с собой притащил.

Я по мальчишески шмыгнул носом, вытер, рукавом глаза и похлопал Васька по плечу.

- Ты давай… Это…. Держись Васек. Исправим.

… Я заходил в подъезд оставляя позади детские надежды и неисполнимые обещания. Пусть у него будет хотя бы надежда. А вырастет, поймет. Наверное.