Часть 13

Я приоткрыл глаза. От резкого света я зажмурился вновь, но до конца смыкать глаза не хотелось. Первое, что я увидел - заплаканное лицо тёти, которая спала на стуле, возле моей кровати. Потом я увидел свою ногу, подвешенную над кроватью, по-видимому, в гипсе. Я решил заговорить, но из моего рта послышалось лишь тихое шипение.

Несмотря на это, тётя встрепенулась, посмотрела на меня, и на её лице возникла улыбка. Я опять попытался сказать, но она сделала мне предупредительный жест, чтобы я не говорил, и побежала куда-то из палаты, в которой я, видимо находился.

Через некоторое время пришёл врач, слегка удивлённо глянул на меня, осмотрел голову, проверил реакцию зрачков на свет, удовлетворённо кивнул и удалился, сказав что-то медсестре.
Голос у меня наконец прорезался.
- Лев Николаевич, - прошептал я. - Что с ним?

Я помнил, что ехал со Львом Николаевичем, когда случился весь тот ужас, осознать который до конца я не мог до сих пор. Я довольно плохо ощущал собственное тело и ещё даже не мог понять какие части пострадали.
- Какой Лев Николаевич? - шепнула в ответ Тётя, глядя на меня ни то с удивлением, ни то с состраданием.
- Ехал вместе со мной, - ответил я, не зная как ещё объяснить. Я думал достаточно будет сказать имя, ведь наверняка он тоже пострадал. Главное чтобы он был жив!
- Лёша, - Тётин взгляд ещё более потеплел, - ты ехал один. Никого с тобой не было...
У меня не было сил спорить, я устало отвалился на подушку.

Вскоре я узнал, что получил травму черепа и ноги. Тем не менее, меня смогли подлатать, однако считали, что я вряд ли приду в сознание, так как голова сильно пострадала. После двух недель забытья я пришёл в себя. Более того, оказалось, что за этот срок почти все кости у меня срослись, что вызвало искреннее восхищение у врачей.

Ещё неделю попрыгав по своей палате на одной ноге, я избавился от гипса, и вскоре уже уехал из больницы домой. При ходьбе я всё ещё использовал костыль, но боль уже не беспокоила меня очень сильно. Я понял, что организм быстро приходит в себя.

Когда я снова смог нормально общаться, меня посетили однокурсники, принесли мне кучу подарков, фруктов и даже цветы. Я был очень им благодарен. Постепенно, я стал восстанавливать цепочку событий, и выяснил, что последний, кто меня видел, была однокурсница Маша, которую я встретил в аптеке, куда я поехал за лекарствами для тёти.

Тётя отложила операцию, потому что я попал в больницу, где она навещала меня почти каждый день, не смотря на свои проблемы со здоровьем. И, разумеется, никто никогда не слыхивал про Льва Николаевича и то, что я с ним общался.

Чтобы меня не считали безумцем, я перестал расспрашивать о его судьбе сразу, как понял, что произошло. Однако я не мог поверить, что все события, которые я пережил в забытьи, были наваждением. Ведь мне не просто приснился какой-то сон, я получил огромное количество новых знаний, которые, хоть и не так ясно как во время забытья, смог потихоньку восстановить в памяти. Для того, чтобы лучше это сделать, я стал записывать всё что помнил в блокнот: занятия, рассказы Льва Николаевича, суть упражнений...
Я по-прежнему занимался упражнениями на укрепление Скорлупы и усвоения Силы Источника. Не могу сказать, что ощущения полностью соответствовали тем, что я испытывал во время беспамятства. Да, упражнения наполняли меня Силой и бодростью, но движение Силы по моему организму было не столь ощутимо, и я стал сомневаться.
Человек всегда ищет доказательств. Почему коммунистам сравнительно легко удалось лишить людей веры в бога, привив атеизм? Потому что легко заставить сомневаться в том, чего ощущаешь неполноценно, мельком, между делом. Осязаемые вещи: люди, машины, еда, небо - это не подлежит сомнению, однако наваждения, ощущение Силы - это всё настолько зыбко...
К тому же, при более глубоком анализе своих воспоминаний я понял, что многие события происходили как-то спонтанно, смоделировано, а имена, которые звучали «Лев Николаевич», «Николай Васильевич»... Это наводило на мысли о не здравом рассудке.