Дар. Часть 2

Старый Роувен умер в разгар зимы. Питер хоронил его в одиночку - у отшельника не было родни, во всяком случае, такой, о которой он пожелал бы рассказать. В последние три года, а может и более значительную часть жизни, единственным близким старого отшельника был мальчик, которого он нашел в снегу неподалеку от своей землянки. Питер переоценил свои возможности, намереваясь зимой добраться города. Два дня пути по занесенному снегом лесу оказались непосильной задачей для ослабленного болезнями организма.
Много дней и ночей Роувен не отходил от больного. Для Питера эти месяцы слились в бессмысленную череду видений: незнакомые стены, старик со спутанной бородой, связки засохших растений над головой; звуков: треск огня, человеческая речь, шум леса; запахов: пряные с горечью травы, дым, человеческое тело; вкусов: горький травяной отвар, пресный хлеб, талая вода. Все слилось в бессвязную цепь событий, как в полузабытом сне.
Прошло немало времени прежде чем Питер начал узнавать Роувена, еще больше до того, когда смог рассказать ему свою историю. Они шли по весеннему лесу вдоль большого ручья образованного капелью. Воздух наполняла головокружительная свежесть, за каждым кустом, в каждом овраге кипела пробужденная первым теплом жизнь. Питеру казалось, что это и есть начало его новой жизни. Старик сначала шел молча, а потом сказал:
- Как совсем поправишься, ступай домой, мать, поди, от горя с ума сходит...
Питер упрямо помотал головой.
- Я в город шел...
Некоторое время оба шли молча. Наконец, тропа вывела их на небольшую опушку. Старик подошел к невысокому растению с мелкими продолговатыми листьями.
- Видишь эту траву? - Питер молча кивнул. - Если я нарву листиков сейчас, то они просто засохнут и проку от этого никому не будет, что с ними не делай, а вот приду дней через двадцать, их же нарву, и отвар многие хвори лечить будет. Вот так все устроено. Понимаешь?
Парень растерянно переводил взгляд со старика на растение и обратно. Он еще не поднаторел в беседах с отшельником и плохо понимал его иносказательные загадки. Роувен сокрушенно вздохнул:
- Молод ты да зелен. В городе, таких как ты, простачков пруд пруди. Ими и пашут, и строят и войны воюют, таких не считают. Немногие протягивают больше десятка лет. Вот что ты умеешь? - Питер вдохнул, открыл рот и осекся - минуту назад он рассказывал Роувену какой из него кузнец. - Вот именно. А дар твой... Да Бог его знает, что это было. Одно точно, от холода он не бережет и хлеба не добывает. Ты вот что, останешься у меня пока, поучишься, а там, как умру, делай как знаешь.
Старик зашагал к одному ему известному месту, которых в этом лесу было великое множество, где именно в это время цвела очередная редкая трава для снадобий. Он вел себя как ни в чем ни бывало: рассказывал про травы, лес, снадобья, словно Питер уже согласился быть его учеником. Юноша почувствовал внутреннее возмущение, но вскоре оно угасло -  в глубине души он радовался, что кто-то другой принял за него решение.
С этого дня Питер стал учеником травника Роувена. Он безропотно выполнял все его наставления, сопровождал учителя во время его ежедневных походов  по лесу и раз в неделю в город для торговли снадобьями. Во время этих посещений города Питер убедился в правдивости слов старого отшельника - пришедшие в город в поисках лучшей жизни юноши сразу бросались в глаза, в грязных лохмотьях, голодные и бездомные, они брались за любую даже самую грязную работу. Горожане относились к ним пренебрежительно, как низшим существам. Вельможи в свою очередь пренебрегали горожанами, а бедняки для них мало чем отличались от скота.
Питер был поражен таким отношением соотечественников друг к другу и, улучив момент, заговорил об этом с Роувеном. Старик только усмехнулся:
- А что тебя удивляет? Глянь на вон тех собак, - он кивнул головой в сторону своры у городских ворот. - Тот большой черный - вожак, и двое поменьше при нем, ну с этими все ясно, а тот рыжий, чуть меньше главного, в своре он последний, ниже мелкой серой, хотя сильнее. А все почему: серая в своре давно, со щенячьих лет, а рыжий в прошлом году появился, видать голод из предместья к воротам пригнал. Они его сразу близко не пускали, а потом ничего - приняли. Только держится он последним, ест после остальных, а на сук в своре ему даже смотреть заказано - задерут...
- Но это же собаки, они ничего не понимают...
- А люди, по твоему понимают, - почему-то рассердился отшельник, - я тут много лет с травами стою, и на одних и на других вдоволь нагляделся - нету разницы. У одних кости, да обрезки на уме, а у других барахло и железки. Кинь в свору кость, а в толпу мешок золотых и увидишь - нет разницы. Роувен сердито толкал свою тележку со снадобьем к городским воротам, а Питер растерянно плелся позади. Уже за городом он спохватился и побежал помогать учителю.

Последние полгода Роувен постоянно рассуждал о смерти, казалось - он точно знает, когда придет его час. Еще осенью старик тайком от ученика вырыл глубокую яму на вершине холма, у подножия которого находилась их землянка. Возле ямы громоздилась куча камней из ручья, принесенных на холм ценой невероятных усилий.
Про свои труды он обмолвился уже зимой. В один из множества морозных вечеров они грелись у тусклого очага, попивая горячий отвар из трав и талой воды. Роувен вдруг впервые заговорил про свое детство, про то как сбежал из дома, скитался по миру и, в конце концов, поселился здесь в лесной глуши. Тогда Питер решился задать вопрос, который мучил его все это время:
- Учитель, а почему ты живешь в лесу, а не в деревне или даже в городе...
- Сколько раз тебя просить не зови меня так. Я Роувен, старый дурак, если угодно, лучше зови меня так, чем учителем. Показать тебе травы и рассказать на что они способны - это не наука. Это знание было когда-то у всех людей, до тех пор, пока они не решили, что барон и епископ позаботятся о них лучше, чем лес, река, поле – все, что их породило, оно их и заберет. Учитель тот, кто что-то знает, а когда один глупец толкует другому о том, чего сам не ведает, то не наука, а смех один.
Старик ворошил угли в очаге, по давно привычной для Питера привычке незаметно сменив тему. В другой раз ученик не приставал бы с расспросами, но слишком важен был для него вопрос. Уже несколько месяцев Питер подумывал о том, чтобы податься в город, а может и дальше, на поиски ответов на свои вопросы.
- Но почему ты живешь здесь один? - Он замер, понимая, что старик может рассердиться на назойливого подмастерья и вообще замолчать на несколько дней, как уже бывало. Роувен вздохнул и покосился на ученика.
- Этот холм выбрал меня, а я его, с тех пор и бережем друг друга. На вершине холма яма, отнесешь меня туда, когда придет время. Землянка еще тебе сгодится. Там камни есть, засыплешь яму, чтоб мохнатые бездельники меня не будили.
- Роувен, пожалуйста, ответь мне, зачем тебе жить здесь одному, - взмолился Питер. К его удивлению учитель заговорил, как ни в чем не бывало.
- Я искал ответы на свои вопросы. Мои вопросы такие же, как твои, но звучат иначе. Много лет и дорог ушло на то, чтобы понять, что искать ответы сподручнее сидя на месте, а не бегая по земле туда сюда, как заяц по полю. Ты ищешь ответы, а они ищут тебя. Надежды на встречу мало, если кто-то один не будет стоять на месте. Ты пока сам не поймешь, а я не учитель, чтоб растолковать как следует. Но всему свое время, а пока останься, чтобы меня на холмик отнести.
- А почему в лесу, один...
Роувен едва заметно усмехнулся.
- Люди страшатся меня, а я их, вот и не живем вместе. Снадобья продать можно в городе, для этого там жить без надобности. Люди не помнят, каков мир вокруг, поэтому боятся его хуже всего. А по мне нет ничего в мире пакостнее страха. Лучше в топь обеими ногами, там или выберешься или помрешь. А страх раз взял, уже не отпустит. Когда б я жил в поселке или в городе, меня б давно камнями забросали, сожгли или повесили, за то, что я вспомнил то, что другие забыли, когда их страх взял. И мне пришлось бы страшиться людей, а им меня. Нет, сынок, мое место тут, под холмом, а скоро вовсе на вершину переберусь.
Питер заворожено слушал старика. В его голове все смешалось, и от попыток понять ответ учителя, становилось только хуже.
- Ведь люди тебя совсем не знают. Они бы не боялись, если бы знали, что ты не хочешь им зла.
- Страх единственное истинное зло, - глаза учителя сверкнули. - Он детей Божьих превращает в адские отродья. И нет от него другого средства, кроме как вера одного человека в другого. Но такой веры нет, и в грядущем ее не видно. Люди не любят друг друга, а любят каждый себя. Страх рождается раньше человека - дите еще не родилось, а его уже прячут от сглаза и ведьмами с домовыми пугают. Позднее он начинает бояться, что другой проживет лучше, что будет счастливее. Страх убивает любовь, а без любви веры не бывает.
- Как же тогда жить? - невольно вырвалось у Питера.
- Если ко мне придет ответ на этот вопрос, позволю тебе звать меня учителем, - улыбнулся Роувен. С этими словами старик потрепал ученика по колену и начал укладываться спать. Питер еще долго сидел у очага, с остывшим отваром в руках. Он выполнит свой последний долг перед учителем и пойдет в город учиться. Иначе никак не постигнуть всего услышанного.
Воспоминания об учителе помогали отвлечься и придавали сил, когда Питер с тяжелым грузом на плече поднимался по склону. Ноги утопали в снегу, а ветер будто затеял с ним игру то услужливо подталкивая в спину, то бросая в лицо рой обжигающих холодом снежинок. Наконец, показалась вершина холма. Могила и камни были заранее расчищены от снега. Питер опустил тело учителя в яму и заполнил ее камнями. Когда похороны завершились, он замер глядя на каменную насыпь, навсегда разлучившую его с единственным близким ему человеком.
Питер любил родителей и сестер, и они его любили, но между странным ребенком и его семьей постепенно выросла стена страха. Непонятный, выпадающий за рамки понятия "нормальный" ребенок стал для них угрозой. Теперь единственной настоящей семьей для него был старый Роувен, лежащий в могиле под грудой камней. Нужно было сделать что-то еще. Как-то попрощаться с учителем. Питер на минутку задумался, затем присел на самый большой камень и попытался мысленно поговорить с покойным стариком. Сначала ничего не выходило, а потом он вдруг перенесся на полтора года назад.
Весна была в разгаре. Они бродили по лесу в поисках лечебных трав. Роувен рассказывал ему о свойствах каждого найденного растения. Как его собрать, сохранить и использовать. Питер старался все запоминать и, на удивление, ему это удавалось.
- Растение не умрет, если правильно его собрать и сохранить. Оно будет жить в настое или отваре, конечно если все сделать умеючи. Его жизненные силы и помогают захворавшему.
- Жалко что с нами все не так. - Сказал Питер,  с горечью вспоминая отца.
- А с чего ты взял, что не так, - лукаво заулыбался учитель.
- Каждый умрет, и уберечься от этого нельзя.
- Смерти страшиться нельзя, - лицо учителя вдруг стало серьезным, даже суровым. - Будешь бояться смерти - прогоню.
Старик упрямо поджал губы и зашагал дальше по тропе. Питер поспешил за ним.
- А как человеку уберечься? Как ее не бояться?
Роувен молча дошел до небольшой опушки. Уселся в траву и достал из котомки кусок хлеба. Разделил обед с учеником, и только тогда заговорил.
- Бегал, небось, за тумаки с друзьями.
Питер покраснел. В детстве он не любил эту забаву, когда ребята бегут до реки, дома или дерева наперегонки. Последнему каждый дает по тумаку. Не слишком развитый физически Питер частенько собирал все подзатыльники. Учитель улыбнулся.
- Значит бегал. Вот скажи, ты боялся добежать до назначенного места?
Со ртом полным хлеба Питер в недоумении помотал головой.
- Понятно, что не боялся. Ты боялся того, что будет потом, когда прибежишь последним. Страшно не добежать, а быть последним. Со смертью похоже, только никто толком не знает, что потом, вот и придумывают всякие страхи. И боятся не самой смерти, а того, что сами насочиняли. Запомни, сынок, умирать страшно тому, кто не знает ответов на свои вопросы. Тому, кто не знает зачем жил, страшнее всего умирать.
Каждый остается жить в том, к чему приложил руку, но только если это что-то после его прикосновение меняется. Только делать нужно все умеючи, я вот тебя учу отвары делать, вот спасешь чью-то жизнь и навсегда в том доме останешься… А дальше одному Богу известно, чему ты научишься… - Глаза старика стали затуманенными, словно он был далеко от этой опушки. Его речь вдруг лишилась характерной простоты, последнюю фразу он произнес речью хорошо образованного человека. – Жизнь, сынок, похожа на сон. Иногда непонятно, что в прошлом было, а что привиделось или приснилось. Души как сны: некоторые забываются до пробуждения, а некоторые живут в памяти вечно и меняют судьбы других. Важнее всего, чтобы твой след вел других к добру, а не отворачивал к пропасти…
Учитель ненадолго замолчал, дожевывая хлеб, будто решал говорить дальше или нет. Доев обед, Роувен, с завидным для своих лет проворством поднялся на ноги.
- Пошли, уже полдень скоро, а мы только харчи переводим, да болтаем. У каждого свой путь у, тебя тоже. Сам и ответы найдешь. Вечно ты старого болтуна в разговоры тянешь, я тебе своими сказками только голову задурю. Найди свой путь, иди по нему - там и ответы.
Последнюю часть разговора Питер вспоминал, уже спускаясь с холма. За лесом раскинулась равнина с большим городом на реке. Туда лежал его путь.