Нюркина любовь

Рисунок Олега ГОЛОВАЧЕВА.

Проснувшись, Нюрка с наслаждением потянулась, косточки во всех её суставах захрустели. Она, сама не зная почему – улыбалась, хорошее настроение пришло к ней ещё в её сновидениях. Но что именно она видела во сне, она не запомнила. Может быть, хорошее её настроение пришло к ней во сне оттого, что по дому витал запах чего-то вкусненького.
Резко сбросив с себя одеяло, она опустила ноги на пол, поднялась и, пританцовывая, как когда-то в детстве, на носочках, поплыла на середину комнаты.
Напевая какую-то мелодию, начала кружиться по комнате. На ходу схватила висящую на стуле накидку от подушек и повязала ею голову.
Кружась, она смотрела на своё отражение в зеркале и, остановившись напротив, поворачивалась то одним, то другим боком, то со спины и осталась довольна.
Длинная ночная рубашка напоминала ей подвенечное платье, а накидка на голове выглядела как фата.
- Ба-а, да я ведь невеста. Замуж пора выходить! – любуясь собой, думала Нюрка. Но, почувствовав на себе чей-то посторонний взгляд, вздрогнула и испуганно посмотрела по сторонам. В окне увидела лицо улыбающейся своей подружки Надьки, которая, видимо, давно уже подсматривала за ней.
От неожиданности на Нюрку накатилось негодование и злость, она подскочила к окну, на ходу сорвав с головы накидку, искривила лицо злой гримасой и показала Надьке язык.
- У-у, мымра, - процедила Нюрка, отойдя от окна.
Но Надька, видя какие-то перемены, происходящие с подружкой в последнее время, на злую её выходку внимания не обратила и, смеясь, пробежала мимо окон к двери.
- Здравствуйте, тётя Шура! – поприветствовала она Нюркину мать, войдя в их дом. – «Василиса Прекрасная» спит ещё? На перинах нежится?
- Спит ещё, спит! – подтвердила мать, - а что же ей ещё делать-то?
- Ох, избалуете Вы её, тётя Шура, потом сами же и горя хватите, - не унималась Надька, выговаривая на полном серьёзе свои опасения. – Я с утра уже отца накормила и на работу отправила, потом в магазин сбегала, воды из колодца наносила – вечером огурцы поливать буду.
- Ты, Надя, как свёкор мой, покойничек, сам, бывало, без дела ни минуты не сиживал и на домашних своих глядеть не мог, если кто без дела присядет. Даже когда все отдыхать ложились за полночь, он всегда сожалел об этом.., - улыбаясь, ответила Нюркина мать.
- А как же иначе, труд из обезьяны человека «сделал». Поэтому прошу снимать шапку перед человеком труда! – изрекла Надька и указательным пальцем ткнула себя в выпяченную грудь.
- Ох, и «философ» же ты у нас, как я погляжу. Возьми вот лучше пирожок, да съешь, - предложила тётя Шура.
- С удо-воль-стви-ем.., - нараспев произнесла Надька, потянувшись за пирожком, - а с чем они у вас?
- С луком и яйцом куриным…
- Больше всего на свете люблю пирожки с луком и яйцами! – как-то по-детски улыбнувшись и тут же посерьёзнев, ответила Надька.
- Бери давай, подлиза. Отец-то, небось, вчера снова пьяный был?
- Да! Знаете, тётя Шура, жалко  мне его, окаянного, болеет ведь, давление за двести скачет, а он всё равно пьёт каждый день. Не знаю уж, что мне и делать с ним. На работу что ли сходить к нему, пожаловаться? Собиралась документы в институт отвезти. Да боюсь, пропадёт он тут без меня, как малое дитя.
Женить бы его? Как Вы думаете, тётя Шура, пойдёт за него кто-нибудь? Он ведь ещё не старый, - жаловалась Надька, лукаво посматривая на свою собеседницу.
- Послушай подружка, уж не сватать ли ты меня за своего отца пришла? – не то с удивлением, не то с какой-то обидой спросила Нюркина мать.
- Нет, что вы? – засмеялась Надька и откусила пирожок. – Ой, вкусно как! – похвалила она опять тётю Шуру и, не спросив разрешения, пошла в Нюркину комнату.
- Ну, и болтушка, - беззлобно проговорила ей вслед тётя Шура. Ей жалко было Надьку и отца её, оставшегося через год супружеской жизни вдовцом.
Надька была совсем ещё маленькая, меньше трёх месяцев от рождения, когда её мать, такая маленькая и шустрая, как теперешняя Надька, отправилась в город, чтобы купить что-то для своей дочурки, да так обратно и не вернулась. Случилось такое, что при выходе из магазина – поскользнулась и, падая, ударилась головой о бетонные ступеньки, потеряла сознание. Её отвезли в больницу, там она и умерла.
После похорон Надькин отец сразу же пожух и сник. Второй раз жениться он не пытался, да, видимо, теперь никогда уже и не женится.
Пока Надька была маленькой, отец над ней трясся, что наседка над цыплятами. И отцом для неё, и матерью стал. А когда дочка чуть-чуть подросла и стала сама понемногу дома управляться, отец её запил. Пил много, но тихо. Никто и никогда не слышал от него грубого слова. Напьётся, до дома еле-еле доберётся, сядет где-нибудь и плачет: то ли жену свою вспоминает и оплакивает, то ли Надьку жалеет, то ли себя… Так и заснёт весь в слезах...
От нахлынувших воспоминаний Нюркина мать расчувствовалась и, всхлипнув, села на стул, опустив голову на руки. Вспомнила и свою жизнь, она ведь у неё тоже была не многим лучше. Оставшись одна с маленькой Нюрочкой, работала на производстве, как ломовая лошадь. Всё тянулась на свою дочку, чтобы та ни в чём не нуждалась, жила не хуже других. Жалела и нежила своего ребёнка.
Со своим мужем она развелась давно. Теперь, спустя годы, не единожды перебрав в собственной памяти все дни своей жизни, никак не могла понять, почему же они развелись. Почему она так поступила? Выгнала его, хотя серьёзного повода не было. Теперь, вспоминая тот день, глубоко вздыхала и ругала себя.
Тогда казалось, что в жизни её всё станет лучше, а на деле получилось, что только себе хуже и сделала. Хотя и он, бывший её муж, тоже хорош. Как-то рассудил бы по-мужицки, пришёл бы спустя какое-то время, хотя бы на дочь свою посмотреть – родная ведь. Она бы ему и слова плохого не сказала, простила бы всё, что было и чего не было. А он, видите ли – ушёл и как в воду канул.
Так вот и шла по жизни: и за бабу, и за мужика, всё в одной упряжке…
Войдя в комнату, Надька увидела Нюрку на прежнем месте, только подружка уже переоделась в платье и стояла, как ни в чём не бывало, напротив зеркала, причёсывалась.
- Привет! Что это ты так долго дрыхнешь? Все уже давным-давно на работе трудятся, а ты в постели нежишься, - язвила Надька.
- А тебе-то, что? – парировала Нюрка, не оглянувшись на гостью. И не ответив на её приветствие.
Но Надька на такую мелочь не обращала внимания, поэтому сразу же перешла к делу, с которым пришла.
- Слушай, ты знаешь, кого я сейчас видела? Никогда не отгадаешь! – тут же заинтриговала она свою подружку.
- Кого? – не утерпела Нюрка, тут же повернувшись в Надькину сторону.
- Юрку Шилова! – сразу же ответила Надька. – Представляешь, идёт мне навстречу в костюмчике, при галстучке, и земли под собой не чувствует. Прошёл мимо,  даже не поздоровался. А я, не оглядываясь, передразнила его, вслух - пижоном обозвала.
Он остановился и вослед крикнул, что я «сопля - зелёная», что при следующей встрече он надерёт мне уши. Вот хам, а? – протараторила Надька, взглянула на подружку и чуть не ахнула. – У-у-у, слушай, ты что это разгорелась, как помидор?
Нюрка ничего не ответив, отвернулась и пошла заправлять свою постель.
Но Надька не унимаясь, вертелась возле неё.
- Послушай, Нюрка, я ведь серьёзно хотела поговорить с тобой. Смотри, подруга, завертит он тебя, голову потеряешь. Потом локти кусать будешь, да не достанешь!
Ты ведь помнишь, наверное, когда он из армии пришёл, собрался жениться на Гальке Ястребовой: сосватал её, к свадьбе готовились, а он собрался и уехал куда-то.
Галька тогда от позора руки пыталась на себя наложить, её кое-как в больнице откачали. Чуть на тот свет не ушла. А, он - гад такой, два года после этого носа не показывал. А сейчас, посмотрите-ка, заявился - не запылился. Глаза бы мои на него не смотрели.
Нюрка, заправив постель, медленно подошла к Надьке, встала напротив - положила свои руки на её плечи и в упор посмотрела в её глаза:
- Слушай, подруга, ну что ты лезешь не в свои дела? Понимаешь, люблю я его, люблю и всё тут!
Надька от услышанного подскочила, как ужаленная, сбросила с плеч Нюркины руки.
- Нет, я просто так такого не оставлю, сейчас же скажу тёте Шуре, чтобы она запёрла тебя на замок и никуда не выпускала. А то этот волчище тебя, как ягнёнка, «скушает» и не поперхнётся. Потом соберётся и снова уедет куда-нибудь, - резюмировала Надька и отправилась к двери.
Нюрка, как пантера, бросилась вслед, схватила её за руку и неучтиво потянула её обратно, зашептала:
- Поздно уже, подруга моя дорогая, поздно меня запирать. Просмотрела ты! Вот ведь какая досада вышла.
Надьке показалось, что у Нюрки на глазах выступили слёзы, она отпустила её руку и, отвернувшись ,отошла к окну. Разговор дальше не клеился. Надька подошла к подружке, погладила её своими маленькими ручками по плечам.
- Ну, ладно, я, пожалуй, пойду, дома суп варится, отец обещал к обеду подойти, - сказала Надька и, повернувшись, быстро вышла из дома.
- Что это она, как ужаленая, убежала. Поругались вы, что ли? Сроду у вас такого не бывало, - спросила Нюркина мать, заглянув в комнату дочери.
После ухода Надьки настроение у Нюрки ухудшилось, она почувствовала озноб, подошла к кровати и, не снимая покрывала, легла. Вспомнились события последней недели.
В воскресенье она возвращалась из города, на автобусной остановке нос к носу столкнулась с Юркой. Он её узнал и, заулыбавшись, подвалил.
- У-у-у, Анна Петровна, здравствуйте! Как вы вымахали и похорошели, глаз не оторвать! Невеста! Ты домой едешь? Я тоже, – ворковал Юрка, как голубь перед голубкой, и распушив веером хвост, накатывался на неё.
Нюрка понимала, что все его слова пустой брёх, но ей с ним было весело.
Юрка вплотную приблизился к ней, она почувствовала, что он слегка пьян. Тем не менее, вид его был привлекательный. Одет он был в тёмно-синий костюм, в белую рубашку, при галстуке.
- Как будто на сватовство собрался, - подумала она.
Кудрявые волосы спадали ему на лоб, и это очень красило его лицо.
- Похож на Сергея Есенина, - отметила она про себя ещё одну черту его привлекательности.
Тем временем Юрка без стеснения откровенно буравил её своими глазами. Но её это не смущало, ей с ним было хорошо. Подъезжая к предпоследней автобусной остановке, соседней деревне, Юрка засуетился, сказав, что ему нужно зайти к своей тётке по какому-то делу, и пригласил с собой Нюрку. Она согласилась с его предложением.
Зашли к тёте, попили у неё чай, а когда стало вечереть, отправились домой.
Можно было идти на автобусную остановку, но и пешком до своей деревни было недалеко. Во всяком случае, попасть засветло домой они вполне успевали.
Дорога к их деревне шла вдоль берега реки с редким пролеском. Вечер был тёплый, они шли, не спеша в свою сторону.
Юрка рассказывал разные интересные истории о своей службе в армии, о похождениях и работе на севере, где он пробыл уже два года. Забавные истории веселили её, и она смеялась.
Потом Юрка предложил посидеть на берегу, посмотреть на пароходы и лесосплав.
Присели и некоторое время, молча смотрели на течение реки. Затем Юрка поднялся и начал кидать в воду плоские камешки, делая блинчики. Когда получалось удачно, он с задором колотил себя кулаками по коленям и громко смеялся.
Солнце, совсем уже скрывалось где-то за горизонтом, от реки потянуло холодком. Нюрка стала зябнуть, передёрнула плечами. Юрка заметил её движение, сбросил костюм и набросил на её плечи. Сел рядом, заглянул в её глаза и неожиданно начал целовать.
Нюрка не сопротивлялась, у неё возникло какое-то желание, томящее и ломающее её всю, которого раньше она никогда в себе не ощущала. Юрка приподнялся, нагнулся и поднял её на руки, понёс к копне свежего лугового сена. Нюрка обхватила его руками за шею и, положив голову на его плечо, прижалась к нему.
Подойдя к копне и не выпуская её из своих рук, плечом повалил сено, на образовавшееся «плато» осторожно положил её, сам лёг рядом и без устали начал целовать её в губы, в шею; а затем, расстегнув пуговицы на её платье, и в грудь.
Нюрка, немного отстранив его от себя, разделась. Юрка тоже разделся. Чтобы не кололось сено, он подстелил на их ложе свою одежду и теперь целовал её всю, всю…
Нюрка была счастлива, она обхватила его своими руками, прижалась к нему. Ей казалось, что теперь её от него никто и никогда не оторвёт.
- Юра, милый мой! – шептала она, - я люблю тебя очень-очень. Когда ты в армию уходил, а я училась в седьмом классе, то бегала провожать тебя. Но ты тогда на меня даже и внимания не обратил…
А теперь ты мой, мой, мой. Навсегда! Ты ведь меня не бросишь? Иначе, как же я теперь без тебя буду?..
…Юрка на её слова, что-то нечленораздельно мычал, целовал и гладил её.
От его поцелуев и прикосновения рук у Нюрки сжималось сердце, она вся переполнилась томящими её ощущениями и чувствами.
- Юра, миленький мой, я буду тебе самой верной и любящей женой, не бросай меня! Я этого не переживу…
После всего произошедшего она с ним не виделась целую неделю. Это время показалось ей целой вечностью. Ждала его и думала, что он вот-вот придёт. Но он не шёл.
Нюрка хотела сама к нему сходить, но не могла набраться смелости. Хотела послать к нему Надьку, но та, сегодня, так неучтиво отозвалась о её возлюбленном, что теперь и эту идею она напрочь отбросила.
- Сегодня вечером сама к нему пойду! – решила она, в конце концов.
Когда мать ушла из дома, она достала из шифоньера своё самое лучшее платье, отгладила его, сделала причёску. Переодевшись, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольной, выглянула в окно, на улицу, подумав:
- Вдруг Юра сам к ней идёт, что было бы сейчас так кстати, - только подумав так и выглянув в окно, она тут же от него отпрянула, словно ошпаренная кипятком или холодной ключевой водой – в ворота их вошла Надька и чуть ли не бегом шла в дом.
- Ух, сорока проклятущая, снова какую-то дурную весть на хвосте несёт, – зло подумала Нюрка о своей подружке и, внутри у неё всё похолодело.
- Мать дома? – войдя, тихо спросила Надька. На что Нюрка лишь замотала отрицательно головой. После чего Надька во всё своё горло закричала: - Нюрка, он с чемоданом на пристань поехал!..
- Кто? – тихо, с испугом, только и смогла спросить Нюрка.
- Кто, кто? Юрочка твой! – так же тихо, передразнивая свою подружку, проговорила Надька.
От услышанного, Нюрку словно каким-то ветром подхватило. Она без памяти выскочила на улицу и быстрым шагом заспешила к реке.
За деревней не в силах больше идти побежала. На ногах у неё были высокие туфли на высоком каблуке, бежать ей в них было неудобно. Тогда, остановившись на мгновение, она сняла их и, зажав в руках, быстро побежала босиком.
Дорога казалась ей очень длинной. Она запыхалась. А когда выбежала на поворот, откуда виднелась пристань, с содроганием сердца посмотрела в ту сторону. Пароход, отчалив от пристани, разворачивался в направлении своего движения. На корме его стоял Юра и курил, глаза его смотрели куда-то вдаль, совсем в другую сторону от неё.
Нюрка, из последних сил побежала ещё быстрее, закричала: «Юра, Ю-ра-а-а...». Ей казалось, что если она догонит пароход, если Юра её услышит и увидит, то вернётся к ней. Спрыгнет с парохода и вернётся.
Добежав до того места, где неделю назад они сидели с ним, Нюрка запнулась и, сильно ударившись обо что-то твёрдое коленкой, растянулась на земле. Туфли из её рук выскочили и разлетелись в разные стороны. Ей стало нестерпимо больно. Вцепившись руками в траву, растущую из земли, она начала царапать и рвать её, как бы пытаясь разорвать на части и саму Землю.
- Уехал, уехал, у-е-хал, - с ужасом и надрывом прокричала она и громко зарыдала.