Страх и ненависть

- Редко, кто признает, что ему ху*во. Кто же сознается, что он болен? – произнес мужчина в очках.

 - Ты о чем? – спросил юноша.

 - О нас.

На улице было пустынно. Накрапывал дождь, и под козырьком подъезда было как никогда уютно. Молодой человек и его спутник сидели на лавочке рядом с яблоневым деревом. Было свежо и пахло зеленью. Больница закрывалась еще только через 50 минут.

 - Может тебе уже хватит? – спросил юноша, указывая на бутылку пива в руках соседа.

Мужчина лет сорока затушил сигарету и небрежно бросил ее в стоящую рядом урну.

 - Нет, я хочу еще одну бутылочку. Крайнюю на сегодня.

Мужчину в очках звали Димой. Ему было 37, он работал юристом в крупной консалтинговой компании и очень боялся одиночества, которое его никогда не покидало. Он постоянно жил в страхе.

 - Сходишь один? – было очевидно, что юноша не хотел никуда идти.

 - Давай вдвоем: не хочу один… Не могу.

Последние несколько месяцев Дима испытывал на себе новые социальные роли: изгоя, сноба и алкоголика. Первая роль давалась ему тяжелее всего. Ведь быть изгоем в мире снобов и алкоголиков совсем непросто.

 - Ты пойми: никто не застрахован от болезни. От того, что у нас с тобой, - было очевидно, что мужчина пьян, и этот факт все больше расстраивал юношу. – Все думают, что они такие здоровые-разздоровые, а потом доходят до ручки. И все – пи*дец: тебя просто нет, или ты смотришь на мир из-за решетчатого окна. Как наши психи с третьего этажа.

Часом ранее Дима съел привычную для себя дозу медикаментов: по таблетке «Сонапакса», «Финлепсина» и пол драже «Галоперидола». Сочетаемость или скорее не сочетаемость лекарств и алкоголя его ничуть не смущала. Диме было без разницы, что с ним может произойти. Единственное, что его пугало – одиночество. Он так и говорил: «ничто не вечно, кроме страха».

Дима подошел к ларьку. Юноша стоял несколько поодаль. Он взглянул на небо – оно было затянуто серыми тучами до самого горизонта: солнце сегодня уже не появится.

 - Облака, как люди: плывут себе куда-то, иногда «грозят», а потом растворяются… - Дима выглядел подавленным.
 
 - Никогда не видел перистых людей, - юноша попытался перевести разговор в шутку, но, поняв, что это не удалось, негромко произнес. – Да люди и не способны подняться выше своей головы…

 - Вот и все так думают! И ты такой же! А я другой: я могу. Когда не боюсь…

 - Ты действительно другой: ты – больной, Димон. Пойдем уже. Времени остается мало.

 - Времени не может быть мало. Его просто не хватает иногда.

 - Что ты говоришь? Серьезно?! А ты, можно подумать, весь такой собранный? И вообще, Дим, хватит нести чушь: люди-облака, время. С такими разговорами тебя точно переведут на третий этаж.

Дима снова сел на лавку.

 - Знаешь, мы и так пограничники: дальше – только психи. У них все по карточкам: вход, выход, туалет, еда. На третьем этаже даже умереть без разрешения санитара нельзя.

 - Ну, ты уж это завернул. Какие же мы пограничники? Мы просто немного дали слабину. Ты же сам говорил: депрессия может ударить по любому человеку…

Из подъезда вышла женщина с ребенком. Упитанный мальчик тащил за собой игрушечную машинку. Молодая мама явно нервничала.

 - Ну, что за ребенок! Сергей, давай уже быстрее – я и так опаздываю.

 - Это как раз тот самый случай, когда сочинять ничего не надо: она плохая мать, и, в общем, с*ка, – на этих словах юноша понял, что Дима окончательно поплыл.

 - Димон, давай ты больше не будешь. Пойдем - скоро ужин. Сегодня курицу давать будут с пюре. И икру.

 - Да, сейчас. Действительно пора.

 - Вот и я о том же.

Они вышли из двора и направились к черному входу больницы. Они всегда возвращались этим маршрутом, когда выпивали. Так было меньше шансов нарваться на врачей.

 - Она тоже была с*кой! – Дима произнес эту фразу ровно, так, как могут только люди разочарованные во всем.

 - Кто она?

 - Светка… С*ка и бл*дь. Я ее из говна вытащил, работу нашел, домой к себе перевез, денег на нее не жалел никогда, а она меня бросила, с*ка… Ушла к какому-то богатею. И знаешь, что я сделал?

 - Что?

 - А ничего, по сути я и не сделал. Просто упаковал все ее вещи в три чемодана и выставил за дверь с припиской «П*издуй отсюда нах*й». Вот что я сделал.

 - Так ты из-за женщины попал сюда?

Дима не ответил. Его пошатывало. Юноша не на шутку опасался, что их спалят. Если кто-нибудь узнает, что они пьяные, то их выбросят из клиники ко всем чертям. Такие уж здесь порядки. Все, как в армии: подъем, сигарета, завтрак, сигарета, процедуры, несколько сигарет, обед, несколько сигарет, свободное время, полпачки, процедуры, сигареты, запрет на выход после семи вечера, снова сигареты, ужин, все также херня, отбой в десять часов, сигареты в туалете. Скука. Но, как ни странно, это работало: в этой клинике вытягивали даже безнадежных депрессантов. Юноша надеялся, что помогут и ему.

До перекрестка они дошли молча.

 - Знаешь, когда я начала серьезно пить, а серьезно пить я начал год назад, то, выходя из дому, вот также стоял на перепутье дорог. Я стоял и думал, куда пойти: направо – к работе, или налево – в 10 утра уже продавали коньяк.

 - И что?

 - Я всегда шел налево. Потому что пока я не выпивал, до тех пор не жил. Ты еще молодой совсем, тебе меня не понять. Но представь только: ты не можешь работать, ты не можешь любить, не можешь жить, потому что твои мозги постоянно заряжены на допинг. Ты топишь свои алкоголе свои страхи и переживания, а алкоголь топит тебя.

 - Завязывай ты с этой философией. А еще лучше – просто прекращай бухать.

 - Надо бы.

Потом они зашли в больницу с черного входа. Вечером, на осмотре, Диму спалил завотделением. На утро его выкинули из клиники. Еще через два месяца Диму нашли мертвым в своей квартире. Он умер от передозировки алкоголем. Квартиру он описал на с*ку Светку. Когда-то она была смыслом его жизни, а сейчас стала причиной его смерти. Но Дима никогда не переставал ее любить. Даже тогда, когда называл бл*дью.