Наброски

Звонок  стучал, как пара выбитых зубов.
Где и кем?
Нет,  зубов ни кто не выбивал, по крайней мере у меня дома и сегодня. Но он СТУЧАЛ а не ЗВОНИЛ!
Кому он стучал? Это для меня загадка: после первых же двух вопросов и ударов по печени он обозвал меня  « нехуйруллоой», спросил – обрезан ли я? После чего разбился неожиданно и предательски об стену, не оставив мне возможности узнать: кто звонил и зачем? Имя умершего  - Телефон, вам ничего не скажет. Эта ****ь есть у всяких.
Демедрол уже не действовал, а пить водку не хотелось. Да и не было её. У меня осталось двадцать три образа, что бы засрать вам мозги – не считая Пелевина, но мне хотелось рассказать всем пионерам советского союза обо мне и моих друзьях.
Звонок, сука… Я снова сел за пишущую машинку: и так:


                Тимур

Тимура вы знаете по рассказам Гая Дара. Он с ним плыл по революции в одной повозке, и когда он предал Гая  Дара и создал свою команду – банда «Тимур и его коБанда» - я сразу так назвал своего кота. Это было в 1920 году. Я тогда был зулусом, приглашённым в СССР для изучения тактики кочевнических войн в условиях ядерной пустыни.
В своём рассказе Гай Дар не совсем точно описывал деяния Тимура. Он его сильно идеализировал, потому что боялся: выйдет книга, Тимур её прочитает, придёт и убьёт Гая Дара.
Гай Дар не очень боялся смерти, но он знал, что у него родится внучка Маша, которая через девяносто лет за…бёт всю Россию. Ради этого он жил и врал хорошее о Тимуре.
А Тимура потом убили в пьяной драке в пивной «Стоп Сигнал», где он зарабатывал на выпивку игрой на гармони. Но Гай Дар до этого не дожил. А книга дожила.

                Павлик

 Павлика сейчас знают все, но тогда это был обыкновенный засранец, который приторговывал педерастией и любил угостить друзей на «ху...вые деньги». Он всегда говорил, что революция – это его будущее. Мы смеялись над ним. Но я тогда ещё никак не мог осознать себя, и прошлое мешало мыслить адекватно, да и устал я. Зулус, монгол, собака Баскервиля, паровоз – убивший Анну Коренину. Это мои прошлые жизни. И не все. Это моя судьба.
Осудили его за воровство и педерастию, и отправили на лесоповал. Там он и валил лес, пока не помер от чахотки. Я рассказал о нём Гаю Дару, и он загорелся написать роман про пламенного коммуниста, надеясь срубить немного денег по лёгкому на фоне идеологической работы. Денег ему не дали,- тогда все писали о коммунистах.
А кличку Корчагин Павлику я придумал: он же весь остаток жизни пни корчевал. Вот и стал Корчагин.               
   Кличку Корчагин потом историки приняли за фамилию, и о Пашке узнал весь М-ценский уезд. Посмертно, как было принято в те времена.
 
               

               


                Толя

Дальше была пошлость, такая же, как была в 1993 году, когда мне пришлось  стать  частью грозовой тучи, которая убивала Россию. Тогда я познакомился с Толей, которого потом сделал Злом России.
   Я был энергосистемой, и я должен был кому то дать. Мне стали поступать заявки на лампочки, и, анализируя спрос, я неожиданно понял одну странную вещь. Лампочки не перегорали, - тогда бы я мог организовать скандал и рекламации моих рабов (того же Ельцина) к компании «ФИЛИПС», прошу не путать с однофамильцами.
  Лампочки просто воровали.
  И это насторожило: кто дозрел до понимания смысла бытия и готов выгнать торговцев из храма? Кто готов поднять руку на Меня? Неужели ОН?
  Но опасения мои быстро рассеялись: ВВП ещё не был у власти,  и мне никто не сказал, буду ли я в той жизни им (меня как раз убили  два подростка педераста на спор, что они могут убить мужчину).
  Но я успел узнать, кто ворует лампочки!
  Это был Толя. Простой москвич – лимитчик, не путать с минетчиком  (см. Соложеницина ), то есть настоящий россиянин, ещё не получивший визу в Израиль. Но он был слишком молод для такой аферы. Он был молодой аферист.
   Оказалось, что Толик с детства не видел света. Был только Божий Свет. И Божий Свет настолько покорил Толика, что он решил давать его людям сам.
   Но как?
   И тут Толя придумал уникальную  схему начального террора: надо воровать лампочки. Нет лампочки – нет света. И он начал ходить по знакомым, и проситься в туалет. Там он выкручивал лампочку, и отец или мать его одноклассников, не в силах скоординировать свои действия в темноте, очень не любили без света.
    Его, конечно, били и не понимали. Друзья и одноклассники пытались стыдить его: в темноте и в дерьме наши родители, и не стыдно ли тебе? Но он отвечал: Она мой отец!  И Она мне судья! А в вашем мире чуждо мне, и только деньги ваши мне понятны!
   И я взял его в себя. Так Толя получил доступ ко всем лампочкам России, а заодно и всей энергосистемы.