Аннушка
Вьюнок аккуратной лозой разросся по стене больницы, закрывая добрую часть вида из окна. Это придавало какую-то странную загадочность в ее жизни и большее ожидание свободы от стен, в которых ее тело томилось несколько лет. Но томилось только тело… Душа в свою очередь от долгого, почти невыносимого, но настолько прекрасного ожидания вырывалась из ненужной плоти, которая уже не годилась к использованию. Аннушка эту плоть называла бренными останками себя, или якорем, который держал ее душу и все никак не решался отпустить на волю.
А воли хотелось…
Я помню, как впервые увидела Аннушку. В тот день я выгуливала соседскую собаку и раздражалась несправедливостью сего мира по отношению ко мне, как вдруг из поворота выглянула инвалидная коляска, которую подталкивала женщина зрелого возраста с унылым взглядом и синими кругами под глазами. На коляске сидела симпатичная девушка двадцати лет с коротко стриженым ершиком темных волос на голове. Она вела себя легко и не принужденно, выражая своей светлой улыбкой бескрайнюю любовь к миру. К миру, который так безжалостно поступил с ней.
У меня засосало под ложечкой (такое странное ощущение, когда должно произойти что-то ужасное, либо произошло то, что ранило до глубины души). Еще минуту назад я злобно смотрела на соседскую собаку и долго проклинала себя, за то, что согласилась помочь тете Тане выгулять ее «прелестное создание», которое умудрилось пометить меня, как свою территорию. А сейчас, я еле сдерживала слезы, наблюдая за ныне увиденной картиной.
Женщина, которая везла коляску, остановилась возле подъезда с высокими ступеньками и обреченно посмотрела на дверь. Никаких намеков на спуск для инвалидов ступеньки не давали, и выше упомянутая дверь сурово смотрела на женщину, облупившейся краской.
Я спохватилась, привязала пекинеса Досю к ближайшему дереву и помчалась помогать девочке на коляске и ее матери. После того, как мы затащили коляску, на меня ссыпалась туча хороших слов и благодарности. Я долго смущалась и говорила, что не стоит так возвышать мою персону, но потом, спохватившись о песике, попрощалась с женщиной и ее дочерью.
После этого я не редко приходила в этот двор и несколько раз сталкивалась с ними. К моему удивлению они были людьми исключительной доброты, каких сейчас редко. Женщину звали Мария Александровна, а девушку Аня, хотя все ее называли Аннушкой за веселые глаза и неугомонное радостное настроение. Вскоре я познакомилась с главой семьи Олегом Павловичем, который работал на мясокомбинате и выглядел, как почтенный интелегент с густыми усами.
Но долго общаться с ними я не смогла. Аннушку вновь положили в больницу с очередным обострением, и лежала она в ней, по меньшей мере, два года.
За это время я успела позабыть об этой семье и продолжала спокойно жить, но однажды вечером мне позвонила Мария Александровна и позвала на ПОСЛЕДНЕЕ день рождение Аннушки.
Она сидела на коляске: маленькая, сухая, скрюченная. Единственным признаком живой Аннушки были огромные светящиеся счастьем глаза и радостная улыбка на лице. Увидев ее, я тоже невольно улыбнулась, подумав о том, что редко какой человек может дарить столько счастья своим присутствие как Аннушка.
Погрузив девушку в машину, мы направились к даче Олега Павловича. По дороге Аня о чем-то оживленно разговаривала, смеялась, дурачилась и шутила, заставляя меня смеяться в ответ. Сухими пальцами она перебирала в руках прозрачные бусы, которые ей вручила я.
По-вашему мнению, картина складывается крайне мрачная и не веселая, однако поверьте мне, это далеко не так. Для этой девушки, для меня, и для ее родителей этот день был самым счастливым днем лета. Находится рядом с Аннушкой, слышать ее смех, радостные разговоры тоненьким голоском приносило огромное счастье для нас всех, включая ее.
Каждый июнь я жду одиннадцатое число, и, вспоминая о ней, достаю прозрачные бусины, которые Мария Александровна отдала мне после кончины Аннушки. И каждое воспоминание об этой девушки приносит столько радости и счастья, сколько не бывало у меня до этого. Такие люди, как Аня стирают смутные понятия о жизни, смерти, ночи и дне… После встречи с такими людьми понимаешь, что есть на свете что-то большее и прекрасное, но досихпор неизвестное человеку
Впервые в своей жизни я поняла, что смерть носит другой характер: она не жестока, не мучительна и вовсе не справедлива. Смерть освобождает душу человека от «бренной плоти», «якоря». Она дает свободу тем, кто действительно достоин этой свободы, как достойна была Аннушка.
Елейные поля светились радостью и упоением, встретив ее. Солнце светило ярко, но совсем не обжигающе, как это бывало ранее. Насыщенная листва и травы благоухали незнакомыми, но прекрасными ароматами. Босыми ногами она прошлась по мягкому настилу из трав и ощутила их прикосновение на ступне. Ее счастливая улыбка озарила и без того ясное небо, а яркий смех раздался звоном колокольчиков. Аннушка была счастлива….
Свидетельство о публикации №211070600720