Память запаха

                Память запаха

   В окошко электрички пахнуло креозотом - вечным запахом железных дорог. И сразу вспомнилось раннее детство.
   Мама  в  молодости  работала  стрелочницей  на  маленьком  разъезде.  Во время  томительных  двенадцатичасовых  дежурств  деревянная  будочка раскачивалась  от  грохота  проходящих  составов,  поскольку  стояла  между путей.

   На столе  горел, а точнее  тлел керосиновый  фонарь, с которым  мама  выходила встречать поезда.  "Почтовые  и скорые,  пассажирские  поезда"- как пелось в одной из песен 60-х годов  исполненных романтики. Целина,  геологи,  космос.
И  мои  родители  вдосталь  хлебнули  сего лиха.  На их памяти Голодная степь и Караганда,  Арысь, Андижан  и  прочие  Янгиюли.

   Помнится, как   мама   рассказала  мне  о встрече в Узбекистане со своим  родным  братом   Анатолием,  моим  дядей  Толей.
Говорит  она   подругам, а  точнее,  сотрудницам: «Вон   тот   парень  на  моего  брата  похож».
-  А  ну,  подойди  поближе,   сестренка,   может  и   узнаешь -  воскликнул   худощавый   смуглый   парень.
Действительно,  этот  незнакомец  оказался   родным  братом   мамы,   проживающим   на  поселении   после  отбытия  срока.
Всякое  бывало  на  просторах   Державы.
   
    Железные  дороги.  Порой  мы и не задумываемся над тем, сколь торжественно это словосочетание.  Словно чем-то вечным веет от этих слов - железная дорога.  Наша  дежурка  пропиталась  запахом угля, которым топилась маленькая  «буржуйка».  Но все же самый главный из всех  запахов  был  аромат креозота.  Не какого-нибудь мазута,  а именно креозота.

   - Как пахнет, мама! - восклицаю удивленно.
 -Это креозот, им  шпалы пропитывают, чтобы не гнили, -  Слушаю мамино разъяснение,  а сам  думаю, что это за  «кривозот» такой.  Как это то, чем шпалы мажут, кривым  может быть?  А если и способно, то почему?

   Через год маму сократили.  Сплошная  электрификация   сказала свое слово. Стрелочницу  «нашли». 
   Взамен  утешения мама получила запись в трудовой книжке, а я – обрезки  свинцовых  и  медных  трубок.  По нашим  временам ценность немалая.  Нынче  шпалы  все  больше  бетонные. Рельсы  длиннющие,  почти   без стыков.   Шпалы  не  пахнут,  колеса  не  стучат.  Пути обновляются.


                -2-
 
   И все же нет-нет, да  и  повеет креозотом, нанесет, словно  пургой сибирской занесет.
Весна 1979-го.  Учебная часть в Архангельской области.  Если точнее, " в междуречье  Двины  и  Онеги",  цитируя  себя,  молодого и  раннего.

   Итак, северной поздней весной, второй взвод седьмой /счастливой/  батареи целый километр  шествовал по бетонке развалистым "гусиным шагом".  Это не зарядка и не "физо",  а наказание, вмененное  нам "замком", то есть сержантом на должности  заместителя командира взвода.  Кара  была отпущена  нам  за "чревоугодие  и  тайноядение", проявленное курсантом С., в тумбочке которого нашли 20 булочек, похожих то ли на чуреки, то ли на лаваш, поскольку пекли их в солдатском кафе то ли армяне, то ли  азербайджанцы…

   Рядом с нашей дорогой страдания проходила линия железной дороги, исчезавшая в холме за огромными деревянными воротами. Ржавые рельсы крепились к светло-коричневым шпалам, тоже словно поржавевшим от времени.  И вновь  резкий  запах  креозота  щекотал  глаза  и  ноздри.

   …Та  же  "учебка",  но ближе, к осени, к  выпуску и  распределению  после строевых,  вождения,  мытья  транспортеров  и  собирания  клюквы  на  болотах невесть для кого.
-К вечеру мотовоз должен быть загружен - приказ полковника  С., начальника  штаба, тощего словно  журавль, по-птичьему  вскидывающему  ноги при ежедневном  докладе  командиру.               
 
   Весь день и  вечер,  до самой  полночи,  восемнадцатилетние  "духи" грузили  с помощью  автокрана металлолом,  выворачивая  голыми  руками  из густой  мазутной  грязи  рельсы,  накладки,  какие-то  трубы  и  прочие  железяки. Придя  в  казарму,  отмывали  руки,  но прежде сапоги. Так  уж  повелось  у солдат.  В  пальцы  въелся  нефтепродукт,  мыло не брало.   Наконец,  кто-то из нас догадался  отдраить  ладони  жёсткой  сапожной  щеткой.

    Засыпали  в  казарме,  наполнившейся  вонью.   Подумалось,  как  все же удивительно  точны  определения  армейских  «классов».  Самый  юный  солдат -  «дух»,  поскольку  он  не  только  летает  мухой,  стремясь  угодить  сержанту или «фазану»,  «деду»,  «гражданину»,  но  он  ещё  и  пахнет  вовсю  новенькими  х/б и  «кирзачами».  Оттого  и   зовется  «духом».  Между  тем   вечерняя  возня  в мазуте  лишила  нас  этих  ароматов   воинской  юности.  Теперь  мы  уже  «стрючки», ещё   зелёные,  но  уже  не  пахучие.

   Что ж,  на этом,  пожалуй, закончу.  0б  аромате  роз  писали   Хайям  и Хафиз,  о  запахе  сена  Есенин,  но  кто  же  поведает  об  индустриальном дуновении  креозота.   Решил,  что  я, и  написал.

                Сергей   Жуков.