Многонациональность, 19 глава

Солнце ласково грело, припекая своими вездесущими лучами и как бы напоминая: «А не пора ли перевернуться на другой бок?» Проводив взглядом затерявшийся в синеве одинокий парус, Сергей вновь вернулся к чтению. Пробежав взглядом несколько строк, и отыскав место на котором становился, он вновь стал вгрызаться разумом в непонятные фразы древнего пророка.

«Так говорит Господь Саваоф: будет в те дни, возьмутся десять человек из всех разноязычных народов, возьмутся за полу Иудея и будут говорить: мы пойдем с тобою, ибо мы слышали, что с вами Бог.» (Захария 8:23)


«Очередная идея о всеобщем братстве, - подумал Сергей – жаль, что все только об этом мечтают, а на самом деле люди хуже кошки с собакой, постоянно что-то делят, хотя можно ведь жить мирно и дружно».

И опять глаза продолжали перебирать строчки в книге, а память понесла в другом направлении. Вспомнилась срочная служба в понтонной роте.

Было это давно, а казалось, как вчера. Старая трёхэтажная казарма из отшлифованного ветрами красного кирпича, встречала вновь прибывших новобранцев своей аккуратностью и не по возрасту наложенным макияжем на оконных и дверных косяках из отшелушившейся во многих местах краски.

Безусые юнцы, а ныне бойцы Советской Армии, в новенькой военной форме, мешком весящей на вчерашних завсегдатаях молодёжных дискотек, стояли   перед своим командиром на строевом плацу. Сержант Кушнир с серьёзным и очень строгим видом рассматривал тех, кто в ближайшем будущем должен сменить их - дембелей в понтонной роте. «Да пополнение, что надо! Любой враг в ужасе наутёк пустится, только глянет на их лысые черепки» - смеялся про себя сержант, продолжая пугать грозным взглядом новобранцев.

- Рядовой Горгадзе, дык тебя через кадык, ты что же Грузию позоришь? Почему от строя отстаёшь?

- Вай, товарищ сержант! Не могу я, ноги болят, руки болят, сердце болит, душа болит! – и Гога Горгадзе сделал такое лицо будто ему сунули в рот самый кислый лимон на свете.

- Разойдись! Рядовой Горгадзе ко мне! Остальным перекур пять минут.

Весело загомонив, как ученики на переменке, будущее Вооружённых Сил СССР ринулось в ближайшую курилку. Рафик Мамедов, как всегда угостив всех желающих бакинским «Беломором» стал рассказывать очередную байку о своей гражданской жизни.

- Когда я в тюряге сидел, мы махорку курили, как на фронте.

-Рафик, колы же ты успив в тюрьму попасты, ведь тоби тильки недавно 18 исполнылось? – как всегда весело улыбаясь спросил Богдан Цыбулько с Полтавщины.

- У меня дядя в паспортном столе работает, он новый паспорт сделал, а так мне уже двадцать. А в тюрягу за переход границы попал, в Иран за гашишем ходил. – уверенно врал Мамедов и все это понимали, но внимательно слушали его байки.

- Рафик, дорогой, языком ты молодец, хорошо работаешь, а почему на машине так плохо ездеешь, совсем, как не умеешь? – прервал рассказ говоруна армянин крепкого телосложения Вреж Кримлян, он единственный из новобранцев, кто с трудом помещался в новенькую форму самого большого размера.

- Так ведь я дома только на «Волге» ездил, а на грузовую дядя права подарил на день рождения.

- Как это подарил? Разве права можно дядя дарить? – с наивным простодушием воскликнул молдованин Мунтяну с трудом успевающий переводить в уме русскую речь на родную.

- А я етому верю! – вмешался в разговор  белорус Сашка Журавлёв, ставший ротным запевалой, благодаря своему звонкому голосу – як ты машину водишь, толька за подарянные права и можна за руль попасть, а меня и пушкай не запхнешь в машину, где Рафик за баранкой.

- Саша-джан, зачем пушка, я плов буду делать, пальчик будешь скушать, не надо пушка! – запричитал узбек  Абдулла Мухатбалиев, который почти ничего не понял из разговора однополчан, кроме слова «пушка».

- Не, гляди, мужики, как Гога наяривает! – прервал разговор своим восклицанием Иван Фролов с Камчатки и все устремили свои взоры вслед за его пальцем направленным в сторону плаца.

Картина была не из приятных, особенно для Горгадзе, проходившего курс физиотерапии в виде отжиманий. Гога крехтя и обливаясь потом силился в очередной раз оторвать свой живот от асфальта, а сержант Кушнир стоял рядом и монотонно считал отжимания:

- Давай, давай, Гога, дык тебя через кадык, ещё пару раз и душа твоя перестанет болеть!

Видя, что попытки Гоги сделать очередной подъём тщетны сержант сжалился над «больным» и скомандовал:

- Рота в три шеренги становись! Рядовой Горгадце бегом в строй! Если ещё раз, дык тебя через кадык, отстанешь, будем лечиться дальше!

Рота  замерла перед сержантом, натужно изображая из себя грозную боевую единицу. Кушнир ещё раз посмеялся про себя над их смешным видом и браво скомандовал:

- Напра-во! Прямо с песней шагом марш!

И над плацем зазвучал звонкий голос ротного запевалы, который дружно подхватил многонациональный хор, собранный со всех уголков огромной страны. Лихая песня чеканила шаг звонко разлетаясь далеко за казармы и унося с собой личные обиды, сильную непохожесть и всё то, что мешало этим парням быть единой, сплочённой семьёй на два года ставшей родной и близкой.