Следующий!

     — Следующий! — послышалось из-за двери.
     Слегка бесформенная дама, ещё секунду назад мирно дремавшая на краю узкой тахты, подскочила как ужаленная и, не мешкая ни секунды, проскользнула в дверь. «Фёдор Анатольевич Беда, невролог» — безрадостно гласила надпись на выцветшей табличке кабинета.
     «Кажется, пошло дело!» — подумал я лениво. После битого часа отсиживания своего зада у дверей этого неторопливого доктора меня неумолимо бросало в глубокий сон. Очевидно, регистратура поликлиники свято следовала старым, но никем до сих пор не отменённым, советским инструкциям и, не обращая внимания на медлительность врача и его привычку мучить каждого пациента не менее сорока минут, упорно выписывала талоны с вдвое меньшим интервалом.
     — Вот ведь долго-то, а? Сколько уже ждем… — вдруг подала голос сидевшая напротив меня миловидная барышня.
     Она была очень даже ничего, и даже носик с горбинкой не портил ей профиль лица. Быть может, будь я немножко меньше женат, я бы принялся её клеить сразу, как только оказался последним в очереди вслед за ней, но строгие моральные принципы вынуждали делать вид, будто бы она была мне совершенно не интересна.
     — Угу, — бросив взгляд на часы, пробурчал я в ответ. — Но вы не переживайте, для него это в порядке вещей.
     Судя по взгляду, барышня задумалась. Вдруг лицо её просветлело, и она, перекрутив стройные ноги в замысловатый узел, с явным интересом спросила:
     — А вы, значит, к нему не в первый раз?
     «Дай бог, в последний» — подумалось мне, но вместо этого я ответил:
     — Да. Второй...
     Кажется, моя реплика не отличалась красноречием, но барышня уже нащупала путеводную ниточку беседы:
     — И что, помогает?
     Я на секунду задумался, затем ухмыльнулся:
     — Ещё как! Смех, знаете ли, — лучшее лекарство.
     Девушка недоуменно моргнула:
     — Это вы о чем?
     — Ну-у-у, — протянул я, — наверное, это тот самый случай, когда лучше один раз увидеть. Но, смею заверить, приём этого врача вы запомните надолго.
     Барышня недоверчиво улыбнулась:
     — И что в нём, — она кивнула на дверь, — такого особенного?
     — М-м-м, — потягивая затекшую спину, ответил я. Решив, что был чересчур лаконичен, добавил: — Например, он очень оригинален в обращении с пациентами. Вот, я у него уже две недели на больничном, и до сих пор не знаю, какой у меня диагноз.
     — Как так? — продолжала удивляться собеседница.
     — Как, как… — хмыкнул я. — Когда я к этому неврологу первый раз на приём пришёл,  он меня внимательно выслушал и отправил на рентген. Затем, когда я к нему уже со снимками вернулся, он на них пристально так поглядел, поугукал. «Мышечное, — говорит, — походите на массажик». А затем исписал всю мою карту своими каракулями. «Я вам, — говорит, — всё там подробно расписал, и диагноз и лечение, через две недели приходите на повторный прием». «И карту, — говорит, — отнесите, пожалуйста, в регистратуру». Я ещё чувствовал, что где-то кроется подвох, но встал, попрощался и ушел. И ведь только по дороге в регистратуру сообразил, что не поинтересовался у врача, что же со мной собственно не так, да и как это «не так» следует лечить. Ну, думаю, ладно, в карте сейчас всё и прочитаю. Заглядываю, а там — е-моё, натуральная клинопись шумеров. Крючочки, палочки — и ни слова по-русски. По крайней мере, я так изощренно читать не умею. Только и смог разобрать, что «три раза в день», а чего — так и не понял. Что ж, думаю, как раз в регистратуре и спрошу, чего это доктор намудрил — у них-то глаз намётан.
     В кармане нагло пискнул телефон. Я замолчал, достал аппарат и неожиданно для себя узнал, что оператор сотовой связи начал предоставлять услуги международного роуминга теперь и в Папуа — Новой Гвинее. На душе сразу полегчало.
     Барышня переконфигурировала хитросплетение своих ног и с нетерпением спросила:
     — И что регистратура?
     — А что регистратура, — я пожал плечами, — я у дежурной спрашиваю:  «Вы мне не поможете прочитать, что тут врач написал? А то я разобрать не могу». Она в карту заглянула, нахмурилась и спрашивает так подозрительно: «Беда, что-ли?». «Так точно, он» — говорю. «Ну, молодой человек, — отвечает она мне эдак сочувственно, — я вам ничем помочь не могу. Его письмена, — говорит, — дешифровке не поддаются».
     — Прям так и сказала? — хихикнула собеседница.
     — Представьте себе, да, — улыбнулся я. — «Его каракули, — говорит мне дежурная, — даже главврач не разбирает, так что вам, молодой человек, к самому Беде и надо. Только, боюсь, он и сам не понимает, что пишет».
     Барышня снова захихикала. Я выдержал паузу и продолжил:
     — Я, значит, обратно, а у него кабинет закрыт. Вернулся в регистратуру, спрашиваю: «Куда невролог делся? У него кабинет закрыт». А дежурная мне: «Ушёл, видать. У него сегодня ещё конференция. Приходите завтра». А какое мне, к черту, «завтра»? Живу-то я на другом конце города, да и спина просто колом стояла... Вот так я и остался без диагноза. Решил, что просто отлежусь, да на «массажик» схожу. Главное, что он мне больничный открыл. Всё польза.
     — А что у вас со спиной случилось? — озабоченно поинтересовалась моя нежданная собеседница.
     — Ну что же мы с вами, как старушки на лавочке, будем болячками-то хвастать друг перед другом, — я мягко улыбнулся барышне. — Так, мелочи...
     — Ладно вам кокетничать! — настаивала на своем девушка. — Все мы здесь немножко больные. У меня, например, плечо разболелось. Вроде как защемление. Ноет жутко. Вот, теперь ваша очередь.
     — Да это долгая история… — уже «для галочки» попытался я увильнуть от ответа.
     — А мы никуда и не торопимся, — сказала барышня, кивнув в сторону кабинета невролога.
     — Туше! — я картинно поднял руки к верху. — Ну, слушайте. Однажды мне в голову пришла чудесная идея: поменять полы в своей скромной гостинке — досталась от родственников. Ремонту там сто лет в обед, и полы, конечно, никуда не годятся: скрипят, проваливаются… — Я сделал небольшой глоток водки из предусмотрительно захваченной с собой бутылочки с надписью «Бонаква» и продолжил. — Мысль с делом у меня не расходится: дунул-плюнул, вынес всю мебель, раздал неимущим остатки плинтуса и остался наедине с дощатым полом, на расчищенном поле боевых действий. Здоровенный лом в моих руках, — я грозно потряс воображаемым ломом, — не предвещал облупившимся доскам ничего хорошего. Р-р-раз — и оторвал одну с мясом, два — и другая полетела в угол.
     Не прерывая рассказ, я ненароком оглядел коридор. Слава богу, он оставался так же пуст, как и раньше, так что барышня напротив была единственной свидетельницей моего выпендрежа. Но она, собственно, сама напросилась.
     — Т-р-ри, — продолжил я, — и вот тут-то меня и прихватило. Спину сковало так, что ни разогнуться, ни покланяться. «Беда» — подумал я в тот момент. Нет, я не про него, — я кивнул в сторону немногословной таблички на двери кабинета, — а в том ключе, что как-то неудачно вышло. Хотел же ещё нанять джамшутов, но нет, всё сам. Что я, не мужик что-ли? Видимо, всё-таки мужик, только теперь уже больной и скрюченный. Вот такая бесхитростная развязка, — я улыбнулся и развёл руками, показывая, насколько бесхитростная.
     Судя по начавшему раскрываться рту, моя собеседница намеревалась подлить ещё масла в огонь нашей беседы, но тут на лестнице, располагавшейся шагах в десяти дальше по коридору, кто-то шумно затопал. Девушка повернула голову в сторону приближающихся шагов. Я только покосился в направлении лестницы: там уже показалась лысая мужская голова в очках. Барышня бросила на меня взгляд и заботливо произнесла:
     — Не косите, позвонок выскочит.
     — Выскочит — обратно засунем, — отмахнулся я, но на всякий случай вернул взгляд в пространство перед собой и уставился на свою нежданную собеcедницу. На вид барышне было лет двадцать пять, не больше. Личико её было вполне симпатичным, и сквозь слой косметики местами даже проглядывал интеллект. Я перевел взгляд на безымянный палец своей правой руки, на котором золотом отливало тонкое обручальное колечко. Аккуратно развернул ладонь с растопыренными пальцами к себе, не спеша положил большой палец между указательным и средним, после чего резко сжал пальцы в кулак и принялся созерцать получившийся кукиш. «Ферштейн? — спросил я сам себя и тут же сам себе ответил: — Но кто сказал, что я не имею права на досужую болтовню, как альтернативу тоскливому просиживанию штанов?». Такой расклад был мне по душе. «Отмазался» — не без удовольствия отметил я про себя.
     Тем временем, лысый мужик дотопал до дверей кабинета, у которого мы с барышней сидели в ожидании чуда.
     — Кто последний, — кивнул он в сторону кабинета, — туда?
     — Был я, теперь вы, — ответил я на повисший в воздухе вопрос и нагло ухмыльнулся.
     Мужик посмотрел на меня осуждающе. Веко на его левом глазу неодобрительно подергивалось.
     — Мда? Тогда я за вами буду, — констатировал очевидный факт лысый немолодой человек и уселся рядом со мной.
     Под его хмурыми взглядами моя беседа с барышней увяла сама собой. Хотя с момента его появления прошло не более пяти минут, наш новый коллега по несчастью начал проявлять признаки серьезного беспокойства: он откровенно постукивал туфлей по ножке скамьи, вертелся из стороны в сторону и даже начал подскакивать на месте. Не то чтобы очень высоко, сантиметра на два, верно.
     «Наш пациент», — отметил я про себя. Мужик вдруг вскочил на ноги, метнулся к одной стене, к другой и снова вернулся к кабинету невролога. Глаза его были наполнены нешуточной тревогой.
     — Так! Я за вами! — выпалил он. — Я скоро вернусь. Если кто придет, скажите, что за вами я!
     —  Как скажете, кэп! — я взял под козырек.
     Кажется, мужику было не до моих кривляний. Он опрометью бросился вниз по лестнице, и вскоре громогласный топот его шагов утих где-то в другом крыле поликлиники.
     — А он ведь по адресу пришел, — я заговорщицки подмигнул барышне напротив.
     Моя собеседница расхохоталась от души.
     — И правда! — отсмеявшись, согласилась она.
     — Вот и... — я внимательно посмотрел на табличку кабинета невролога, — Фёдор Анатольевич тоже тот ещё хохмач.
     Барышня вопросительно приподняла левую бровь.
     — О-о-о, — картинно протянул я, — этот доктор воистину нашел свое призвание в неврологии. Он пока мне мою карту расписывал под хохлому...
     Собеседница легонько хихикнула и вдруг икнула. Пожалуй, это было даже мило.
     — Будьте здоровы, — улыбнулся я и продолжил рассказ.— Так вот, пока он там креативил, он раза два успел натурально зависнуть. Ну, знаете, как компьютер. Я смотрю на него: вот он пишет, и тут — бац! Замирает как был, и не двигается. Мне в первый раз даже как-то не по себе стало, думаю: «Вдруг мозг отказал у человека? Может позвать кого на помощь?». А он, представляете, пока я обо всём этом размышлял, где-то через минуту, взял да и начал снова писать! И ведь что самое удивительное, — я весомо помахал в воздухе указательным пальцем, — он даже не дернулся! В каком положении был, до того как «завис», так и «включился», и продолжил функционировать, будто и не было нескольких томительных минут. Тут-то я и начал кое-что подозревать...
     Моя собеседница продолжала тихонько хихикать, наблюдая мое театрализованное представление. Кабинет невролога, меж тем, хранил гробовое молчание. Мне начинало казаться, что я пришел сюда не к врачу на прием, а так, поупражняться в остроумии перед благодарной аудиторией.
     — Но ведь этим дело не кончилось, — продолжил я. — Буквально через несколько минут этот удивительный человек поднял голову, взглянул мне в глаза и эдак проникновенно произнес: «А знаете...» и снова отключился, продолжая сверлить меня неподвижным взглядом. Мне сразу стало как-то не по себе. Помню, я ещё подумал с опаской, не «голубой» ли он часом? Но Фёдор Анатольевич, кажется, вообще отсутствовал в этой вселенной. Через долгие полминуты у него, видимо, снова произошла «перезагрузка процессора», и он, как ни в чем не бывало, опустил голову и продолжил упражняться в каллиграфии. По-моему, он даже не заметил, что с ним произошло.
     Я замолчал и бросил задумчивый взгляд на кусочек далёкого неба, видневшегося в узком высоком окне. Затем наклонился к барышне и, понизив голос практически до шепота, произнёс:
     — Знаете... — я демонстративно повертел головой, будто бы удостоверяясь, что мы одни, — после всего, что тогда произошло, я практически на сто процентов уверен, что Фёдор Анатольевич Беда... — я наклонился ещё ближе к собеседнице и тихим, но твердым голосом закончил, — секретный робот-андроид!
     Сидевшая напротив меня девушка захохотала.
     — Нет, ну вы тоже, придумали — робот... — она смеялась так отчаянно, что вдруг захрюкала. От неожиданности барышня схватила себя рукой за нос и густо покраснела.
     — А что? Чем не версия? — я сделал вид, что ничего не заметил. — Вот он и пишет в машинных кодах. Конечно, кто ж такое разберет?
     На лестнице снова послышались торопливые шаги. Судя по звукам, к нам возвращался наш недавний знакомый. Так и оказалось: лысый мужик влетел на этаж так стремительно, будто за ним гнался сам черт.  Подбежав к нам, этот беспокойный человек бесцеремонно прервал нашу досужую болтовню:
     — Так! Кто-нибудь выходил? Заходил? Приходил? — выпалил он, подозрительно оглядывая пространство перед кабинетом.
     — Никак нет, — ответил я, зачарованно поглядывая на его веко, дергающееся в ритме ча-ча-ча, — ни то, ни другое, ни третье.
     — Хорошо! Тогда я сейчас снова отлучусь! Ненадолго! Минуты на 3! Не больше! — он отчаянно нам подмигивал.
     — Конечно, конечно, вы за мной. Я все помню, — мягко сказал я тоном профессионального  психотерапевта.
     — Вот именно! — мужик развернулся на правой пятке и покинул нас столь же стремительно, как и появился.
     Мы с барышней обменялись выразительными взглядами. Моя собеседница усмехнулась:
     — Знаете, он это так сказал… будто «я пошел, 3 минуты ваши».
     Даже если бы я был паталогически туп, её намек все равно показался бы мне чрезвычайно толстым. «Ай да барышня» — подумал я и даже несколько растерялся от такой милой откровенности. К счастью, затягивающуюся паузу прервал виновник нашего случайного знакомства — Фёдор Анатольевич Беда, собственной персоной. Он вдруг выглянул из кабинета и уставился на меня. На шее его болталась помятая марлевая маска, стекла очков с прямоугольными линзами вопросительно поблескивали.
     — Молодой человек, я так понимаю, что эта женщина, — доктор ткнул указательным пальцем в глубину своего кабинета, — пришла с вами?
     — М-м-м… — промычал я от неожиданности.
     — Ну, вы её сын, да? — не отставал невролог.
     — Вообще-то нет.
     — Как нет?! — кажется, Фёдор Анатольевич Беда был немало удивлен.
     — Да вот так, — ответил я с неудовольствием, — с чего вы вообще взяли, что я её родственник?
     — Ага, — доктор даже не обратил внимания на мой вопрос, — значит... — он перевел взгляд на сидевшую напротив меня барышню и спросил, — значит, вы её дочь, да?
     — Нет, — помотала головой моя собеседница, — я её вообще не знаю.
     — Что за дела? — кажется, Фёдор Анатольевич Беда начал впадать в ступор, — неужели она сама пришла? — он обращался не столько к нам, сколько в открытое окно напротив его кабинета.
     — Ну, не знаю, — протянул я, — а ей без сопровождения никак нельзя?
     — А-а-а, — отмахнулся невролог, — что вы понимаете...
     — Вот теперь, Фёдор Анатольевич, вообще ничего, — честно признался я.
     Сидевшая напротив меня девушка робко вставила:
     — Тут ещё какой-то мужчина крутился, очень нервничал и переживал, может он с ней?
     Фёдор Анатольевич Беда внимательно посмотрел на барышню, сморщился, задумчиво почесал нос и неожиданно спросил:
     — А вы, что, его жена?
     — Нет... — растерялась девушка.
     — Тогда вы, — врач поочередно ткнул пальцем в мою сторону и в направлении сидевшей напротив барышни, — наверное, брат и сестра?
     — Нет! — не сговариваясь, хором ответили мы оба.
     — Ё-мое, вы муж и жена что-ли? — спросил Фёдор Анатольевич Беда с подозрением в голосе.
     Барышня отчего-то притихла. Я ответил за нас обоих:
     — Вообще-то нет. Но еще, блин, полчаса в этой очереди, и кто его знает?
     Моя собеседница тихонько прыснула в кулак. Невролог потоптался на пороге кабинета, все ещё держась за ручку двери, которую он повернул несколько минут назад, пробубнил: «Нда...» — и прикрыл дверь. «Может, показалось?» — подумал я, уж больно фееричным было появление этого удивительного доктора.
      Я посмотрел на свою собеседницу.
     — Вот видите, он просто душка, — сказал ей я с усмешкой. — Правда он упустил из виду ещё один вариант: вдруг я брат того мужчины? Или может сын? Или того хлеще, любовник. Тьфу-тьфу-тьфу, — я постучал по деревянной ножке скамьи. — Он, наверное, решил, что к нему целая шведская семья на прием пришла.
     — А чего это он такой любопытный? — поинтересовалась барышня.
     — Если б я знал... на моей памяти он такие кренделя не откалывал, — ответил я совершенно искренне.
     В этот момент за дверью кабинета раздался женский голос. По-видимому, это очнулась пациентка доктора Беды, не подававшая признаков жизни все прошедшие полчаса. Её голос что-то невнятно бубнил и изредка перебивался чуть более отчетливыми вопросительными фразами невролога.
     — О, вот и та женщина проснулась, — сказала, потягиваясь, моя собеседница. — Они там что, все это время молчали?
     — Я думаю, Фёдор Анатольевич просто ждал, когда она сама начнет, дал ей время собраться с мыслями, — на ходу сориентировался я. — Ну, знаете, может, эту женщину комплексы душат. Или заикается она. А Беда — он же профессионал до мозга костей, и чисто в терапевтических целях не торопил пациентку, ждал, пока та наберется смелости изложить свою проблему. Теперь вот, — я ткнул пальцем в сторону двери, — после битого часа молчания, не выдержал и спросил, наконец: "Ну, и на что же мы жалуемся?".
     Анекдот-то, конечно, был с бородой до пупа, и, тем не менее, барышня натурально заржала. Да так неприлично, что её декольте заходило ходуном. Я, конечно, туда заглянул одним глазком. Не поймите меня неправильно, чисто инстинктивно. Декольте, надо заметить, было в полном порядке.
     На завершающем смешке барышни дверь кабинета невролога распахнулась, и оттуда высокомерно выплыла та самая пожилая дама, сопровождающего которой так настойчиво искал Фёдор Анатольевич Беда. Она прошествовала в сторону лестницы, даже не удостоив нас взглядом. Я, в общем-то, не расстроился.
     Кажется, в тот день доктор Беда был настроен поговорить. Он вновь покинул недра своего служебного помещения и стоял в проеме, поглядывая попеременно на меня и сидевшую напротив барышню.
     — Так-так, — произнес Фёдор Анатольевич Беда.
     — Да-да? — непроизвольно передразнил я доктора.
     — Кхм-кхм, — продолжал гнуть свое невролог. — Кто следующий? Вы? — спросил он, показывая на меня ладонью.
     — Нет…
     — Я, — привстала девушка. — Можно?
     — Проходите. А вы разве не вместе?
     — Да нет же, Фёдор Анатольевич, — ответил я.
     — Точно? — невролог был удивительно настойчив.
     — Сто процентов, — я подмигнул доктору правым глазом. Просто подумал, что левым бы вышло чересчур похабно. — Вы спрашивали уже.
     — Странно. Да вы проходите, проходите, — это он уже барышне.
     Девушка бросила в мою сторону скользящий взгляд из-под ресниц и быстренько шмыгнула в кабинет врача. Невролог, однако же, не торопился закрывать дверь и продолжал стоять на пороге, вперив в меня свой ставший задумчивым взгляд.
     — А кстати, что у вас? — наконец поинтересовался доктор Беда.
     — Где?
     — Ну, вы с чем пришли? — уточнил он.
     — Я? Ну, вот бутылочка у меня с э-э… минералкой. Ещё пакетик есть полиэтиленовый. Но он, правда, черный, — я посмотрел на доктора самым искренним из своих взглядов.
     — Молодой человек, прекратите паясничать. Вы у меня лечитесь? — Фёдор Анатольевич Беда оставался профессионально невозмутим.
      «Андроид» — пронеслась у меня в голове мысль.
     — Да, лечусь. Более того, я у вас на больничном.
     — У вас что, — Фёдор Анатольевич Беда на секунду посмотрел в окно и вдруг подозрительно взглянул из-под тонких бровей, — остеохондроз?
     — Да нет, боже упаси!
     — А вы, наверное, снимок не делали?
     — Делал. Вы сами же его посмотрели и сказали, что остеохондроза у меня нет.
     — Мда? А что тогда? — на лице врача проступила гримаса легкого удивления.
     — Не знаю, — я пожал плечами. — Вы мне вслух ничего не сказали, а в карте я ваш почерк разобрать так и не смог, сколько ни старался.
     — Ну, это дело наживное, — усмехнулся невролог, — давайте вашу карту.
     Я развернул свой черный полиэтиленовый пакетик, достал оттуда карту, которую часом ранее мне любезно выдала дежурная сестра в регистратуре, видимо, чтобы не нести  самой, и протянул тетрадь врачу. Фёдор Анатольевич Беда раскрыл мою карту, нахмурился, поджал губы, затем задумчиво их пожевал и, наконец, захлопнул тетрадь.
     — Освещение тут... Не видно ни черта.
     Кажется, доктор Беда сам пал жертвой своего небрежного отношения к письменному слову.
     — А как у вас сейчас спина? — между тем спросил он.
     — Вообще неплохо. Но знаете, до этих посиделок на ваших «диванчиках» было намного лучше.
     — Ничего, ничего. Сидеть надо прямо, а не расползаться по стульям. Тогда и болеть ничего не будет. А мягкая мебель только портит осанку, —  доктор Беда был неумолим. — Кхм, анализы вы, наверное, не делали, да?
     — Как не делал? — я даже привстал. — В первый же день всё сдал.  Всё у вас должно быть.
     — Да? Ну, ладно, разберемся. — Фёдор Анатольевич Беда неспешно почесал за ухом, развернулся и захлопнул дверь своего кабинета.
     Коридор сразу как-то поскучнел. Моя бывшая собеседница теперь собеседовалась с неврологом, а лысый мужик, грозивший вернуться через несколько минут, все не появлялся. «Вот и верь после этого людям» — подумал я. Снова начал подкрадываться ленивый сон.
     Но не успел я толком задремать, как дверь кабинета врача распахнулась и выпустила барышню вместе неврологом. Фёдор Анатольевич Беда не отставал от девушки ни на шаг и что-то негромко втолковывал:
     — … вам сейчас нужно будет пройти в 26 кабинет. Это на первом этаже, да. На первом. Поворот за регистратурой, — услышал я обрывок разговора. — Только обязательно скажите им, что... ладно, я вас провожу, пойдемте быстрее.
     Барышня посмотрела на меня извиняющимся взглядом. В этот момент невролог повернулся ко мне и твердо произнес:
     — А вы заходите в кабинет, я скоро буду.
     Я ответил извиняющейся барышне взаимностью. Она с некоторой нотой сожаления развернулась и устремилась вслед широко шагающему доктору-андроиду.
     В кабинете невролога отчего-то пахло маргаритками. Стоит заметить, никаких маргариток не наблюдалось даже под окнами. «Однако!» — подумал я. Присев на неудобный деревянный стул, я приготовился ждать. Но Фёдор Анатольевич не обманул: он вернулся уже через две минуты, я специально засёк по настенным часам.
     — Так-так, теперь давайте разберемся с вашим остеохондрозом, — заявил он с порога кабинета.
     — Нет у меня никакого хондроза, — пробурчал я в ответ.
     — Ну, нет, так будет, — оптимистично произнес доктор, присаживаясь за свой стол. — А что вы так смотрите, молодой человек? Рано или поздно это может случиться практически с каждым прямоходящим. Как вы себя сейчас чувствуете? Жалобы есть? — задав последний вопрос, невролог погрузился в чтение каких-то бумаг.
     — Эм... пожалуй, что нет, — ответил я. — Мне бы больничный закрыть.   
     Фёдор Анатольевич Беда никак не отреагировал и продолжил внимательно изучать ворох расположившихся на его столе документов.
     «Ну и зачем спрашивал?» — мысленно задал я вопрос врачу, затем вслух:
     — Фёдор Анатольевич?..
     — Секунду, — не поднимая головы, ответил невролог, после чего взял в руки мою карту, повернул её к падающему из окна свету, полистал, потер подбородок, потеребил болтающуюся на шее маску и, наконец, произнес:
      — Хм.
     «Содержательно» — подумал я.
     Фёдор Анатольевич Беда между тем достал из ящика своего стола снимок и принялся его изучать на просвет. Судя по легкому искривлению в районе седьмого грудного позвонка, снимок принадлежал мне.
     — Говорите, не болит ничего, — невролог посмотрел на меня с прищуром и неожиданно улыбнулся. — Ну и славно! Так и запишем.
     — Вот и я о том же, Фёдор Анатольевич. На процедурки походил, и всё как рукой сняло. Мне бы больничный закрыть, а то в командировку ехать надо.
     — Угу, — сказал невролог и что-то невнятно пробормотал, похлопав себя по карманам халата. — Где моя ручка?! — вдруг неожиданно тонко взвизгнул Фёдор Анатольевич Беда и уставился на столешницу перед собой. Глаза его дико метались в лихорадочных поисках своего письменного прибора. Выбор и вправду был непрост: на столе перед доктором лежали аж целых 4 одинаковых шариковых ручки.
     — Вот она! — победоносно воскликнул доктор Беда, ухватив одну из ручек, которая даже на второй взгляд ничем не отличалась от остальных, и начал что-то активно писать в моей карте.
     В коридоре послышались быстрые шаги, затем дверь кабинета раскрылась без стука, и внутрь по-хозяйски вплыла невысокая полноватая женщина в белом халате. Судя по бейджику, который у неё, в отличие от Фёдора Анатольевича Беды, имелся, это была заведующая отделением.
     Невролог продолжал что-то царапать в моей карте и, кажется, даже не заметил появления нового действующего лица. Заведующая подошла к столу и, слегка наклонившись к доктору Беде, вкрадчиво произнесла:
     — Фёдор Анатольевич, вы сегодня со мной поедете на конференцию?
     Невролог испугано подскочил на месте и неуловимым движением натянул на нос болтавшуюся на шее маску. То ли вспомнил про корпоративные стандарты, то ли от испуга сделал первое, что пришло в голову. Затем Фёдор Анатольевич всем телом повернулся к вошедшей женщине и принялся задумчиво сверлить её взглядом. Прошло уже секунд пятнадцать, но ответ невролога так и не последовал. Заведующая терпеливо ждала, видимо, привыкла.
     Не меньше, чем через двадцать секунд Фёдор Анатольевич Беда неуверенно спросил:
     — А что, разве сегодня надо ехать?
     — Ну да, я же вам вчера вечером напоминала, и сегодня утром, на планёрке.
     — Да? А я и забыл, — невролог почесал  свою лысеющую макушку. — Нет, наверное, не поеду, тут у меня ещё пациентов вагон... — добавил он, махнув ладонью в мою сторону.
     — Ну, как знаете, — недовольно буркнула заведующая и скорым шагом покинула кабинет невролога.
     Фёдор Анатольевич Беда продолжал сидеть, повернувшись к двери, и беспощадно теребил свою маску.
     — Во дела, конференция... — наконец проворчал он, обращаясь, по-видимому, к себе самому, и стянул маску с лица.
     — Так, молодой человек, собственно, всё, — теперь он обращался уже ко мне. — Карту, будьте добры, отнесите в регистратуру. Держите ваш больничный, — Фёдор Анатольевич нарисовал на листе закорючку, которая, видимо, обозначала его подпись. — Не забудьте проставить на нем печать там же, где его получали.
     — Спасибо, — сказал я, принимая документы из рук врача. — До свидания, Фёдор Анатольевич.
     — Всего доброго. — Доктор Беда притянул к себе папку, обклеенную желтыми стикерами и погрузился в изучение её содержимого.
     Я встал и уже почти дошел до двери, когда вспомнил, что так и не узнал, как по-научному именуется недуг, столь внезапно поразивший меня в спину две недели назад. Не то чтобы это было жизненно необходимо, но, как минимум, любопытно. Я обернулся:
     — Фёдор Анатольевич...
     Продолжать, судя по всему, было бесполезно. Но я все-таки попытал счастья:
     — Фёдор Анатольевич?..
     Кажется, доктор Беда вновь покинул этот бренный мир: его взгляд безмятежно замер где-то посередине между оконной рамой и сегодняшним вечером.
     «Да и бог с ним. Главное, что не хондроз» — подумал я и вышел из кабинета.
     В коридоре переминался с ноги на ногу угрюмый лысый мужик, что так отчаянно занимал за мной очередь. На кушетке у окна, ухватив авоську в охапку, сидела какая-то старушка. Само собой, я и не надеялся, что моя недавняя собеседница дождется меня после приема. Хотя, вру, конечно, была такая мыслишка. Но, в общем-то, оно и к лучшему, что всё так вышло: меньше соблазнов — крепче семья.
     — Следующий! — крикнул за моей спиной голос.
     «Перезагрузился» — догадался я.
    
     2011 © Пятовы: Алексей и Пётр