Эстетика бытия

Иногда, после глубокой затяжки, замечаю, как с каждым выдохом легкие очищаются от дыма…
И некий слиток эрудиции подкидывает варианты феноменов и физических законов, рационально-аналитический ум подставляет формулы и производит оптимальный по точности расче5т всех образовавшихся уравнений, пространственное мышление рисует параболу на координатной сетке, одной из осей которой является время, которое, если верить графику, стремится к бесконечности, но так и не достигает своего совершенства…
И тут предо мной предстает все это стремящееся к бесконечности время, на холсте которого я вижу себя разбрызганным грубыми мазками, которые в некоторый четкий, но неустойчивый временной феномен на границе между множеством прошлого и множеством будущего вдруг проявляется чистым звуком струны в величественном аккорде реальности…
И в этом до пафосности торжественном крещендо я отыгрываю свое легато и говорю себе: «Бобер, выдыхай!»

Прим. ред.
Концовка этого произведения апеллирует к древней притче, повествующей про Обезьяну, которая, сидя под деревом бо, принесшим просветление Гаутаме, на берегу реки Ниранджаны, курила бамбук.
Набожный Бобер, который каждый день приплывал и молился на этом священном месте, очень удивился занятию Обезьяны. И он обратился к мартышке:
- Обезьяна, чем ты занимаешься?
- Бобер, неужели тебя так подводят твои зоркие глаза? Я сижу и курю бамбук!
- Но ответь мне, достопочтимая приматица, какой смысл заложен в столь странном твоем занятии?
- Единственное, что я воспринимаю странным – это такой вопрос из уст такого просвещенного создания, как ты, Бобер. Неужели ты не знаешь, что курящему бамбук в этом священном месте духи открывают тайные знания, которые были бы написаны Буддой на папирусе, который был бы сделан из этого бамбука?
- Обезьяна, научи и меня пользоваться этими тайными знаниями!
- Все очень просто. Тебе надо затянуться и задержать дыхание. А чтобы твоя голова была свободна для мудрых мыслей, а не подсчетом времени задержки дыхания, возьми и после затяжки просто нырни и плыви к тому берегу, а оттуда возвращайся, выныривай, выпускай дым и уходи в нирвану.
Бобер послушался совета обезьяны: наполнил легкие чудесным дымом, нырнул в священные воды Ниранджаны и поплыл к противоположному берегу. Но от непривычки у него запершило горло, и он, достигнув того берега, всплыл, закашлялся и решил, что он еще не готов к таким практикам просветления – и отбыл восвояси.
Спустя непродолжительное время поблизости священного дерева бо, под которым курящая обезьяна и думать забыла о мудром Бобре, вдруг всплыл Гиппопотам. А Обезьяна, витающая в мудрых размышлениях о причинах страданий и перерождений, приняла его за Бобра, после чего и произнесла сакраментальную фразу, венчающую произведение.