Танцы, шманцы, обниманцы. Ужель за это премии дают

Об Ирэне Сергеевой я раньше что-то слышал то ли как о секретарше, то ли как о машинистке, работающей в каком-то журнале. Точно не помню. О стихах Сергеевой ничего не знал, о них никто из серьёзных людей не говорил. Но доходили до меня постоянные слухи о том, что ненавидит Ирэна Андреевна мою поэзию лютой ненавистью. За что? Толком и сейчас не знаю…
Но вспоминаю день, когда я выступал на секции бывшей пис-организации, возглавляемой И. Сабило. Председатель приёмной комиссии Б. Орлов нагнал дюжину дешёвых критиков заливать меня ушатами грязи. Правда, некоторые потом просили у меня прощения. Принцип сговора, принцип шайки действовал безотказно. Орловско-шестаковские шестёры, которым посулили невесть что, перекрикивая друг друга, «защищали» от меня «свой», уже тогда просроченный союз, памятуя о главной совковой заповеди: «Не пущать!»
Страстно заверив аудиторию в том, что ею такие пис-тусовки не посещаются, под тринадцатым номером выступила в этом «орловском спектакле» Ирэна Сергеева:
– Раевский – эстрадный поэт, такой, как Асадов, Высоцкий, Галич и прочие… Но не для союза писателей.
Блистательные сравнения, но лишённые всяческой логики после вышеупомянутой похвалы, странной, но, видимо, невпопад сказанной.
Мне очень захотелось почитать то, что пишет лауреат литературных премий.
Передо мной книга Ирэны Сергеевой «Горюч-камень» (1996 г.), где, как сказано в аннотации, напечатаны её лучшие стихи.

Как прекрасны острова,
И мосты, и мостовые… (с. 3)
Где эти места находятся, в первых строках не сказано, но автор пишет во втором четверостишии:

Я гляжу в тебя, Нева,
Словно в очи голубые.
В Неву автор смотрит, как в очи, а чем острова-то видит? Не лучше ли было, по крайней мере, переставить четверостишия местами?
Но перевернём страницу:

Любимый Росси, только россы
Тебя оценят и поймут.
Жемчужных всех творений россыпь
На севере осталась тут.
Всемирное признание великого зодчего И. Сергеева напрочь отрицает, более того, превращает его в скромного ремесленника-ювелира, который специализируется только на изделиях из жемчуга, притом исключительно на Севере.
Далее следует:

…Под небо, под тугие арки
К тебе на площадь я бегу.
Чертёж твой без одной помарки
Живёт на бархатном снегу.
От какого неба к какому небу автор бежит, почему арки тугие (наверное, свиты из ивовых прутьев)? Кто является собственником этой «приватизированной» безвестной площади? Что это за чертёж без одной помарки, которой, надо полагать. На чертеже явно не хватает, и поэтому он «живёт» на холодном утоптанном или рыхлом, но необъяснимо «бархатном» снегу. Интересно, а без двух помарок чертёж выживет?
Поражает изысканной пустой надуманностью стихотворение «Последний снег» (с. 19).
Автор обращается к снегу:

Что ты танцуешь в одиночестве?
Без музыки…
Но снег – не одинокая снежинка, а явление множественное, на одиночество не обречённое даже на «гулкой площади» (к чему тут это?). «Другой» последний снег в четвёртой строке у автора уже не танцует, а «лежит на всаднике» – видимо, обессилел от одиночества.

Далее авторесса пишет:
Блестит асфальт.
И пусто в садике,
А ты танцуешь танец свой.
Что это за маразм! Один последний снег у Сергеевой танцует, другой лежит, но почему и отчего блестит асфальт? Видимо, автор, видит этот «блеск» сквозь снег, ибо о таянии ничего в стихах не сказано.
Концовка стихотворения настолько иллюзорна, что диву даёшься:

…Но ведь должно же это
…Но ведь должно же этокончиться,
и кто-то должен крикнуть:
и кто-то должен крикнуть:«Стой!»
Итак, мы имеем дело со снегом танцующим, со снегом лежащим, но иметь дело со снегом стоящим?! Это граничит с полным абсурдом. Какой поистине бездарный сертификат навязывает нам литераторша! Как говорится, «дошла до ручки», но с наглецой движется дальше…
Стихобред читать трудно, и я решил листать книгу наугад:

Всю ночь рычали самосвалы
На дальних отмелях реки.
Подумать! Дня им было мало,
И ночь дробили на куски…
Если самосвалы рычат, как звери, в этом есть что-то мистическое, но я сомневаюсь в том, что эти машины работают, ведь об их рокочущих моторах ничего не сказано. И с большим трудом можно подразумевать, что эти самые самосвалы дробят ночь на куски. Знать бы ещё, куда эти злополучные куски ночи деваются! Ах, да:

Огней неясную тревогу
Они вкрапляли в темноту…
В ту самую «кусковую» ночную темноту, которую только что раздробили. Круто, господа читатели, браво! Бис! Оказывается, крапчатыми бывают не только мустанги, краплёные карты, но и ночи. Но это ещё не всё:

…Роса легла… Заря вставала…
Бегала роса, прыгала и вдруг, не появляясь, не образовываясь, легла… Куда легла, на что легла, под кого легла? …А несчастная заря… вставала, несомненно, потому, что её разбудило дикое рычание безмоторных самосвалов.
На с. 65 книги «Горюч-камень» в стихе «Снег в октябре» автором написана полная абракадабра:

Красавец снег,
Как добрый человек,
ТАЛАНТЛИВЫЙ,
Но БЕСТАЛАННЫЙ. (?!)
Это как это? Все тарабарские языки меркнут при прочтении такого, да и И. Сергеева сама ярко заявляет о своей бездарности:

…Его усилья зря –
В итоге октября…
Но будем считать вышеизложенные строки ранним опытом И. Сергеевой, т.к. это стихотворение было написано в 1964 году. Перенесёмся на 20 лет вперёд:

Я-то знаю: любви не бывало и нет.
Есть её ожиданье. Ты только не лги.
И порой отступленье
От счастья, от бед –
Это, может быть,
Лучшие наши шаги.
Смею сказать заблудшей авторессе, что эти строки применительны только к ней самой, такие женщины просто недостойны любви. Если судить по стихам И. Сергеевой, то её любовные романы продолжаются не более двух недель, на это указывают даты под её стихами. Да и ожидание любви для таких женщин бесполезно. Пусть И. Сергеева просит лгать мнимого возлюбленного, но она постоянно лжёт сама себе, а значит, и читателям…
Перенесёмся ещё на 6 лет вперёд, в 1990 год, и мы поймём, что какой-либо рост в творчестве И. Сергеевой отсутствует. Цитирую полностью одно из стихотворений и тут же задаю вопросы:

Иностранцы надоели
Иностранцы вечно тут
По-иному пили-ели
По-иному и на… труд
Глядя, нас, рабов, учили
Больше пить и меньше есть.
Сдачи с нас не получили
Иностранцы снова здесь
Танцы-шманцы-обжиманцы
Договорцы-вранцы-дранцы
Ох, уж эти мне… поганцы,
Иностранцы…  (Кому?)
(Где?)
(Кто?)
(Кто? На какой труд?)


(Какой сдачи, за что, чем?)
(Где?)
(Кто танцует?)
(???)
 
 
Это стихи лауреата литературной премии, господа читатели! В чём провинились перед историей эти «поганцы-иностранцы», остаётся тайной, но русский язык поганят вот такие ирэны сергеевы, притом, безнаказанно. И много-много лет.
Пользуясь случаем, я выражаю искреннее сочувствие Боре Орлову – любимому ученику Ирэны. Если бы он общался с настоящими поэтами, из него ещё мог бы выйти толк.
А нашей авторессе-лауреатке я порекомендовал бы позаниматься вместе с детьми в литературном клубе «Дерзание», впрочем, литературный уровень воспитанниц Сергея Макарова намного выше, чем у моей «героини».
Пожалуй, «Молодой Петербург» Алексея Ахматова был бы Ирэне Сергеевой в самую пору.
Меня же переполняет искреннее чувство гордости и благодарности за то. Что однажды Господь отвёл меня от вступления в организацию, где «командуют» такие «поэтессы» – такие члены правления.

Публикуется по общероссийской писательской газете «Русь».– 2001, № 9 (10)