Анна-жена и любовница глава 12, начало

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Анна — любовница

Серия вторая


Один из вариантов блуда

В жизни каждого человека бывают периоды такой тяжести, что не знаешь, что делать, куда спрятаться, как прожить ещё хоть час...
Как гром среди ясного неба было для меня сообщение Дим-Дима, что он хочет развода и собирается жениться. «За что такое?» ,— стародавний вопрос женщины, которую бросает мужчина и уходит к другой.
Вот как об этом у Марины Цветаевой:

Вчера ещё в глаза глядел,
А нынче — всё косится в сторону!
Вчера ещё до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче — вороны!

Я глупая, а ты умён,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Испытала ли я, Анна, чувство обиды от очередного предательства мужа? Да. Но больше — разочарования. О разочаровании как-то мало говорят. А это очень сильное чувство. Для меня — сильнее ненависти. Ненависть — злое чувство, когда хочется самого плохого тому, кто сделал больно, даже приходят мечты о его смерти. А разочарование — боль души. И она терзает, как скорбь от потери.

Я не быстро пришла в себя от такого удара «под дых». Но быстро решила, что буду делать.
— И это всё достанется червям? — задала я вопрос самой себе, стоя под душем и разглядывая своё, ещё молодое тело. — Грудь, живот, бёдра, моё прекрасное влагалище, нежная кожа — всё это червям? Ни за что! Потом — да, но не теперь! Мы ещё все порадуемся!
Потом, закутавшись в большое махровое полотенце, я подошла к зеркалу, раскрылась и началась психотерапия:
— Ты не красавица, но чертовски ещё привлекательна. И ресурсы твоего тела далеко не исчерпаны.
В замужестве я предпочитала, чтобы не я себя разглядывала, а он — меня. Сначала мне было стыдно. Потом поняла: если женщина мужчине не нравится, он и не будет её рассматривать; смотрит, значит, что-то интересное видит. А в человеческом теле ничего стыдного нет — человек создан очень гармоничным. В некоторых районах Африки люди ходят голыми: женщины не стягивают свою грудь лифчиками, а мужчины не прикрывают пенисы и яички. Стыдно аморально использовать этот дар природы — тело.

— И мужское тело тоже красивое, — убеждала я себя. — Свет клином не сошёлся на твоём Дмитрии. Ты к нему привыкла, у тебя к нему, как личности, как владельцу талантливого члена, было много хороших чувств. Но есть же и другие мужчины. У них такие же члены, бёдра, те же движения. Может, встретится такой, с которым тебе при совокуплении будет даже лучше, чем с мужем. Всё познаётся в сравнении. Тебе нравилось ласкать яички Дим-Дима. Не отказывай себе в удовольствии; и у других мужчин они такие же мягкие, волнующие...
Тут я вспомнила о затёртых листочках, на которых был напечатан роман «Любовник леди Чаттерлей», о яичках... Дмитрий, помню оценил слова писателя так: «Гениально сказано!» Вот эти слова: «Говорят, что у человека нет мозгов, когда он глуп; и нет сердца — когда он зол; а когда в нём нет чего-то живого и яркого и дикого — говорят,  что  у  него  нет  яичек.  Тогда  он  какой-то ручной».

И у меня появился, как бы теперь сказали, проект. Мне захотелось пожить по-другому, узнать побольше (первый опыт у меня уже был), какие бывают в постели другие мужчины, что они делают, чтобы получить оргазм, какие у них сексуальные фантазии, смогу ли я отвечать на их фантазии и понравится ли мне это; какие они знают позы, что говорят во время полового акта, буду ли я им нравиться, как партнёрша — это был тот пласт жизни, который я уже попыталась узнать после первого развода с Дмитрием, но узнала мало.
В конце концов, я просто хотела общаться с мужчинами, разговаривать с ними о разном; может, найти среди них не сексуального партнёра, а друга.
Хотела ли я тут же выйти замуж? Нет и нет! Знаю женщин, которые стремятся во что бы то ни стало снова стать женой — в пику ускакавшему супругу, чтобы доказать ему, что и она на что-то годится, как женщина, что её могут любить. Но скоропалительные замужества, по моему наблюдению, ни к чему хорошему не приводили, случались даже трагические исходы. Даже, если не брать такие крайности, замуж я не хотела, потому, что надорвалась от семейной жизни, тяжёлого (неразделённого с супругом) быта, от того, что мною долго командовали и руководили; я наелась до отвала несправедливых упрёков, ревности, пренебрежения к моей профессии.
Всё в моей семейной жизни постепенно  перепуталось, опошлилось. А ведь так всё хорошо — красиво и романтично, любвеобильно — у нас с Дим-Димом начиналось. И куда всё ушло-уплыло? Я не могла поверить, что с другим мужчиной, как мужем, может быть лучше. У меня не было сил начинать что-то серьёзное.

Слишком долго я была своеобразным фактотумом — человеком, без колебаний исполняющим желания, советы, приказы другого. Мой первый, он же и второй, супруг в самом начале нашего знакомства говорил мне, что исповедует в отношениях с женщинами теорию антихвостизма — жить, не наступая друг другу на хвост. На самом деле, всю нашу совместную жизнь он сидел на моём «хвосте», не позволяя сесть на свой. У меня это было добровольным рабством, но даже, если цепи надевают добровольно, рабство не бывает легче. Как это там в «Маленьком принце» Сент-Экзюпери? «Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать». Правильно сказано!
Иные семьи – не добровольный союз мужчины и женщины, а скорее, по отношениям напоминают мировой суд. Есть истец и ответчик. Истец (она или он) долбит и долбит всю их совместную жизнь: ты виновата (виноват), что я не получил (не получила) образование; ты виновата (виноват), что у нас нет детей; ты не любишь мою мать; ты не ласковый (не ласковая)… И т.д. и т.д. Ответчик «умывается» слезами, или  «уходит» в запой; ходит в храм просить совета у Бога, или «горит» на работе…Так и живут по полвека, и уходят в мир иной, не поняв друг друга, истерзанные и недовольные. А зачем? Всегда есть иные варианты.

Мне нужно было основательно передохнуть. Моя усталость от семейной жизни нарывала, как чирей, — болело, требовало выхода.
Что обычно делают брошенные мужьями (или любовниками) дамы?
Одна начинает топить горе в спиртном — хлещет вино или водку, плачет, размазывая пьяные сопли по лицу. В таком состоянии в её организме перевариваются все обиды, огорчения, развод... Потом она бросает это сомнительное занятие, встряхивается, как утка, вынырнувшая из-под воды, и начинает новую жизнь.
Другая складывает ручки на животе и тупо так сидит, отрешившись от всего мира. Не ест, не спит, или наоборот — объедается, ест всё подряд. И толстеет. На её халате жирные пятна, крошки...
Третья всем продолжает заниматься, как и до развода, но встречным-поперечным рассказывает о своей жизни, что она хорошая, а он — сукин сын. Плачет, ищет сочувствия, запускает дом.

Всё это мне не подходило. Никто не знал о моих семейных проблемах. Для приятельниц я была просто разведённой женщиной, не сдавшейся обстоятельствам жизни. У меня был ребёнок и ответственность за него. Это служило мне спасательным кругом, держало на плаву.
Занималась домом. Как-то в припадке отчаяния передвинула мебель. Когда потом я смотрела на здоровенный шкаф, который умудрилась переставить от одной стены к другой, удивлялась: «Нет, это была не я!» Пересмотрела весь свой гардероб, выкинула всё старое, годами валяющееся в шкафах, рассталась с некоторыми приятельницами, склонными к сплетням и к пережёвыванию моей жизни... Ушла, не оглянувшись.

Я начинала новую жизнь. Готовилась к ней, как военачальник — к бою.
И бросилась в блуд.
Сама выбирала мужчину, с кем бы хотела завести роман и, конечно, спать с ним. Но я давала возможность ему сделать первый шаг ко мне. Достаточно уже знала мужскую психологию и играла на этом. Пусть думает, что он меня покоряет. Для мужчин это важно. А я никого не хотела унижать и оскорблять.
Словом, сама стала охотиться за мужчинами. И никакой особой морали — все эти фигли-мигли в себе задушила. «Разве мужчины думают о том, что аморально иметь любовницу при живой жене, рожать детей на стороне? Не думают! И я не буду думать», — убеждала я себя.
Вот такая мессалина появилась — продукт необдуманного поведения современного мужчины.
Профессия позволяла мне часто бывать в разных учреждениях. Бу¬дучи замужем, я бы могла иметь любовников, сколько бы захотела. Потому что с молодой дамой джентльмены разных должностей и возраста начинают кокетничать уже при первом рукопожатии, а она — с ними. Что нормально и естественно, на то мы и разный пол.
Но, пока я была замужем, любовников не заводила: а) Дим-Дим меня полностью удовлетворял и сексуально, и душевно; б) для меня верность жены, так же свята, как невинность. Когда же поняла, что, то, что для меня свято, то не свято для моего благоверного, стала задумываться, в чём же суть этого явления.
А после окончательного развода с Дмитрием я повела себя с мужчинами, как скорпион. Он ведь не жалит до тех пор, пока сыт и его не обижают. Он жалит, защищаясь.
Не знаю, чувствовали ли мужчины, что они мне безразличны, как мужчины? Я позволяла им быть моими любовниками. Как у Оноре Бальзака в романе «Блеск и нищета куртизанок»: «Все вы были более или менее её любовниками, но никто из вас не может сказать, что она была его любовницей».

Чтобы привлечь внимание мужчин, я пускала в ход все свои секреты. «Переспав» один-два-три раза, бросала любовника (за редким исключением). Бывало, что любовник меня чем-то задевал, и я испытывала к нему нежность и интерес. И никто из моих любовников не мог бы пожаловаться, что я относилась к ним с пренебрежением, без малейшей симпатии.
Половой акт — тонкий  процесс не только по сексуальным параметрам, но и по душевным; поэтому для меня невозможно лечь в постель с мужчиной, который меня чем-то раздражает и противен.
Не могу сказать, что мне легко давались эти романы. Не похоть вела меня к этим мужчинам. Да, я чувственная женщина, хоть и не толстозадая (кто-то из специалистов по изучению степени зависимости любовного темперамента от строения тела, сделал вывод, что дамы с широким тазом и короткими ногами очень сексапильные и в постели настоящие гетеры). Я и романтическая женщина. Мне нужна красота в отношениях.
К сожалению, мало мне досталось любовников, которые на такое способны. Но какие были, такие и достались.

Как у людей всё сложно! Мужчинам и женщинам надо постоянно что-то друг другу доказывать. У людей не принято, чтобы дама «бегала» за джентльменом; такое случается, но как из ряда вон выходящее. У животных всё проще. Самка однорогого панцирного носорога каждые полтора месяца готова стать беременной. И она начинает бегать (в прямом смысле) за самцом, предлагает себя. И не отстаёт от него до тех пор, пока своего не добьётся. Лафа для самцов!
Сексуальные отношения в моём проекте все же не были на первом месте. Прежде всего, я хотела завести себе среди мужчин друзей. При Дим-Диме это было невозможно из-за его ревности. Потому я была вынуждена общаться лишь с его знакомыми и приятелями. Наверное, мой Дмитрий был убеждён, что его друзья и приятели не могут (по моральным соображениям) соблазнить или увести его жену.

НАИВНЫЙ! КАК РАЗ, ЧАЩЕ ВСЕГО ВПЕРВЫЕ СОПРИКАСАЮТСЯ МУЖСКИЕ И ЖЕНСКИЕ КОЛЕНИ ПОД СТОЛОМ ВО ВРЕМЯ ДРУЖЕСКИХ ПИРУШЕК.

Конечно, я мечтала встретить мужчину, которого полюблю. Правда, на этот счёт я себя не обманывала. Если верить афоризму Козьмы Пруткова: «Счастье подобно шару, который под¬катывается: сегодня под одного, завтра под другого, послезавтра под третьего, потом под четвёртого, пятого и т.д., соответственно числу и очереди счастливых людей», то я должна была в этой очереди занять место в конце её хвоста, так как уже была счастлива.
Кроме того, что мне не хотелось отдавать на съедение червям свои нерастраченные прелести, было ещё одно обстоятельство, подгоняющее меня — годы. Время безжалостно к женщинам. Сочность (не путать с пышностью форм) моего тела таяла. В молодости все мы — и красивые, и некрасивые — как наливные яблочки. Со временем, как это яблочко не храни, оно начинает сморщиваться, теряет упругость, аромат. Так и с женщинами. Хоть ты королева, хоть нищенка — всё равно скукожишься, отодвинешься, уступишь место другим дочерям Евы — только что распустившимся и жаждущим мужчин, которые должны сделать их счастливыми.
В этой сфере нашей жизни выживает не сильнейший, а красивейший.

У меня уже была ПЕРВАЯ СЕРИЯ любовных историй. Пришло время ВТОРОЙ СЕРИИ. Я должна была насытить мою обиду, нанесённую мужем. Обида — как жажда. Можно умереть, если не напьёшься.
Особого выбора у меня не было. На улице знакомиться боялась, на лбу у мужчины не написано, какой он; а его рассказы о себе — что воздушный шарик на ветру. Любовник моложе меня — не мой профиль, к такому я буду испытывать материнские чувства. А ряды мужчин после сорока-пятидесяти лет стремительно редеют по разным причинам.
В то время, о котором я вспоминаю, мужчин ещё не отстреливали так, как это началось в последние десятилетия двадцатого века. Но производственные и бытовые травмы, аварии на дорогах, алкоголизм и разные болезни вырывали из рядов мужского населения изрядное количество потенциальных женихов-мужей-любовников. У  сильного  пола  тоже  есть  свои  истории  и  обиды. Они  также разочаровываются в семейной жизни. Поэтому часть мужчин не хочет быть мужьями или любовниками; часть не может из-за импотенции — достаточно распространённого явления в наше время.
В общем, выбора не было. Пришлось больше полагаться на Его Величество Случай, как говаривал Наполеон Бонапарт.

Возможно,  кто-то  осудит меня,  Анну.  Высший  наш  судья — Бог. Марина Цветаева посмела с ним поспорить: «Бог, не суди! Ты не был женщиной на земле» (слышала эти слова в песне, не ручаюсь за точность).
Какие-то любовники появились у меня после второго развода с Дмитрием и ещё при его жизни, а какие-то — когда он уже ушёл в мир иной.
В книге кинодраматурга Владимира Швейцера «Диалог с прошлым» я вычитала необыкновенное  сочетание слов «трагедия неблагодарности». Возможно, на нашей огромной планете и не найдётся ни одного человека, который бы не страдал от неблагодарности — учеников, детей, жён-мужей, братьев-сестёр, коллег... Когда ты ему — всю душу, силы, энергию, время и прочее, а в ответ — чёрная неблагодарность. Да ещё и с вывертами.
А «лечатся», кто как может. Анна лечилась любовниками.


                ЧЕТВЁРТЫЙ

Мы с Дмитрием тогда разводились. Разменивали квартиру. Он вёл себя неприлично. Говорят, что сердечные болезни меняют не в лучшую сторону характер человека. Возможно. Но в грубом, агрессивном поведении супруга я усматривала другое: ума не хватало расстаться с женщиной достойно. А, может, его мучило предчувствие, и он жалел, что затеял новую женитьбу?
Нет, всё-таки ума не хватало!
Атмосфера в квартире была накалена настолько, что мы чуть ли не на цыпочках ходили. Дело было летом. Сын упросил меня отпустить его с семьёй друга отдохнуть на озере Селигер. Семью эту я знала, поэтому разрешила, собрала всё необходимое в дорогу, надписала с десяток открыток, чтобы он мог их время от времени отправлять домой. Сама никуда уехать не могла из-за развода-размена. А так хотелось вырваться из квартиры, где была удушающая обстановка и где с самого начала я чувствовала холодок — как предупреждение, что долго здесь я не задержусь.
Уезжая, сын смеялся:
— Тебе не кажется, что отец сошёл с ума? Старик! Решил жениться. Смешно. Не давай себя в обиду. Я тут недавно ему сказал, чтобы он не смел кричать на тебя. Будет иметь дело со мной.
Вскоре после отъезда сына одна из наших сотрудниц сказала мне:
— Вы говорили, что не можете сейчас никуда уехать из-за болезни мужа. Есть одна путевка в наш санаторий. Это ведь рядом с Москвой. У вас уставший вид. Мы разделим путевку: две недели вам и две — мне. Хватит, чтобы выспаться.

И я сбежала. Ухватилась за эту возможность перевести дух. Санаторий был очень приличным, «закрытым». Собрала вещички и автобусом быстро добралась до зелёного рая. В «кубрике» нас было двое — ещё женщина старше меня, лечившаяся там не первый раз по блату. Мы подружились. Она целый день принимала про¬цедуры, а я лежала в шезлонге на крыше. Тихо, как мышка, спрятавшись за чёрные очки. Вечерами мы гуляли по лесу, смотрели старые фильмы, читали «толстые» литературные журналы.
Но мне же надо было следить за разводо-разменным процессом. Через несколько дней пришлось поехать на разведку домой. И цветы надо было полить. Они-то, бедные ни в чём не были виноваты
Ничего хорошего не получилось. Я была настроена мирно: всё решено, зачем ссориться, выяснять отношения!
Но Дмитрий был раздражён, зол. Я видела следы присутствия его дамы сердца в квартире. Может, она — глупая баба — настраивала Дим-Дима против меня. А, возможно, его бесило то, что я посмела поехать в санаторий. Его и прежде раздражали мои командировки (как будто я по своей воле ездила), нечастые невинные посиделки у приятельниц, дневные концерты (пока сын был в школе) в консерватории по абонементу — словом, всё, что касалось моей работы, отдыха.

Вместо того, чтобы ответить на мои вопросы о нашем общем деле и о сыне, Дмитрий устроил мне жуткий скандал. Когда я увидела, что он уже перестал контролировать своё поведение, схватила сумочку и убежала. А вслед мне летели гадкие слова.
Возвращалась в санаторий катером. От пристани надо было пройти километра два. Шла и ничего не видела от слёз. Казалось, что внутри меня всё останавливается: сердце, кровь, мозг... Всю дорогу твердила: «За что? И кто? Обещал золотой памятник...»
Когда  я  доплелась  до  нашей  комнаты,  соседка  всплеснула руками:
— Бог мой! Что с вами, Анна? Вы сейчас потеряете сознание. Прилягте. Я схожу к медсестре, попрошу какое-нибудь лекарство.
— Нет, не лекарство. Оно не поможет. Глоток вина, если есть.
— Вина у меня нет. Погодите, погодите... Знаю, у кого оно есть. Вернусь через минуту.
Вернулась с бутылкой «Мартини» — экзотическим, по тем временам, напитком.
— Взяла у соседа. У него целый буфет. Он удивился, мне ведь пить нельзя из-за гипертонии. И он об этом знает. Я сказала, что потом всё объясню.
Я налила в стакан «Мартини» и отпила большой глоток. Для меня это был достаточно крепкий напиток. И очень быстро порозовела и повеселела.
Соседка внимательно за мной наблюдала, готовая ещё что-нибудь для меня сделать.
— Как вы, Анна?
— Прекрасно. Мне х-о-р-о-ш-ш-о-о! Спасибо вам. Вы меня спасли. Да, а кто дал «Мартини»?
— Пока вас не было, я познакомилась с молодым человеком. Недавно приехал. Из Средней Азии. Добрый, приветливый. Предложил мне пачку зелёного чая. Я зашла к нему. Тогда и увидела в его комнате батарею бутылок. Сам он, вроде бы, не пьёт. У него чуть ли не злокачественная гипертония, приехал лечиться. А спиртное держит для гостей. Возле него уже девицы вьются.
— И пусть вьются. Пока молодые. Мне действительно легче. Спасибо.
— Не за что меня благодарить. Вы мне очень нравитесь. Здесь, в общем-то, поговорить не с кем. Много пожилых, а они обсуждают только болезни. Скучно. Мне и своих болячек хватает.
— Что у нас дальше по программе? Ужин? Пойдём поужинаем; а потом погуляем. Согласны? Как же здесь хорошо! В Москве дышать нечем. И жара.

Он сам ко мне подошёл. На крыше. Едва солнце разогрело воздух, я поднялась на крышу к своему шезлонгу. Сняла сарафан, надела чёрные очки и легла. Постепенно собирались любители позагорать и побыть в тишине.
Лежала, полностью отдаваясь этому мирному мигу в своей жизни. Вытянулась, закрыла глаза и утешала себя: «Потерпи, Анна. Скоро этот кошмар кончится. Ты — не та женщина, на которую можно кричать. Цену ты себе знаешь. Просто когда-то ты сделала слабину, позволила супругу поверить, что ты слабая, ни на что не годишься, кроме как обихаживать мужа. Конечно, ты хотела мира в семье, потому и терпела, многое прощала Дмитрию... Он и решил, что для тебя он и Бог, и царь. Ни Бог, ни царь, а просто любимый. Увы, не оценил. Слишком затянулся ваш роман с Дим-Димом. Слишком! Сама виновата. Альтруистка! Долг! Перед кем долг? И кому ты что должна? Никому, кроме сына, мамы».
Я почувствовала, что кто-то закрыл мне солнечные лучи. Села. Рядом стоял невысокий, черноволосый мужчина моего возраста. Смуглая кожа, небольшой животик, чистенький.
— Здравствуйте. Я наблюдаю за вами давно. Лежите неподвижно, как статуя из мрамора.
Слушала молча. И что за жизнь! Даже на крыше не спрячешься от пустых разговоров.
— Это для вас вчера у меня брали «Мартини»?
Я быстро поднялась, сняла очки, улыбнулась:
— Простите, я не знала, кто вы. Да, ваш напиток вчера мне очень помог. Возвращалась из Москвы на катере. Думаю, что меня укачало. Я попросила соседку вернуть вам бутылку. Мне столько не надо.
— Всегда  к  вашим  услугам.  Хотите  ещё  выпить?  Может, коньяку?
— Вы решили, что я пьющая женщина? Если мне хочется выпить, то пью только сухое вино. Вином в старину лечили, давали даже тяжелобольным.
— Я пошутил. А кофе?
— О, это точно мой напиток. С большим удовольствием выпью. Здесь его неплохо готовят.
— Я угощаю. Врач запретил мне кофе. Но один раз запрет можно нарушить.

Так мы познакомились с Четвёртым. Если бы он не проявил инициативы, то не стал бы моим Четвёртым. В те дни у меня на мужчин была аллергия, как на пылевых клещей.
Мы стали гулять в лесу втроём, сидели на берегу Москвы-реки. Мой новый знакомый был начитанным, отлично знал классическую литературу и не только отечественную. Разговорившись с ним, узнала, что в некоторых музеях мы подолгу простаивали возле одних и тех же картин; совпадали наши симпатии и к некоторым фильмам, в том числе и таким, когда надо было иметь чуткое ухо музыканта, чтобы уловить едва обозначенную в них идею. Он умел слушать собеседников, не навязывал своё мнение. Не говорил о политике, женщинах, пиве — основных темах разговоров мужчин, когда они оказываются в незнакомой компании. Он приглашал нас в свою комнату (жил один) и угощал восточными сладостями и вкуснейшим зелёным чаем.
Пробовал зазывать меня к себе одну, когда моя соседка была на процедурах, но я сразу же придумывала себе дела. Например, решила научиться играть в бильярд. Он умел и вызвался дать мне несколько уроков.
Чтобы показать, как держать кий, бить по шарам, какую принимать позу, он подходил ко мне близко, брал за руку, разворачивал плечи...
Это была сексуальная репетиция. Я на неё не реагировала.

Как-то меня пригласили к телефону. Звонил Дим-Дим. Совершенно другим, примирительным, тоном сказал:
— Ты можешь приехать? Нам надо поговорить?
— Что-то с сыном?
— У него всё хорошо, не волнуйся. Он звонил. Есть новости. Обсудим.
— Хорошо. Я приеду часа через три.
У выхода из здания санатория встретила нового знакомого.
— Вы уезжаете?
— Да. Надеюсь, что вечером вернусь.
— Хотите, я встречу вас на остановке автобуса? Мне всё равно вечером делать нечего. Пройдусь.
— Согласна. Мне будет веселее возвращаться в компании с вами. Только посмотрите расписание автобусов.
На том и расстались.
У Дмитрия было несколько вариантов размена квартиры. Может, подобрала его будущая жена. Торопилась! Но мне уже было всё равно.
Дим-Дим настоятельно просил меня обратить внимание на один из вариантов. Нам с сыном нужна была двухкомнатная квартира — разнополым родственникам положено было иметь собственный отдельный  угол.  Посмотрев  адрес,  я  подумала:  «У  чёрта  на куличках».
— Сын приедет, посмотрит. А я согласна.
— Не глядя?
— Да. Я нигде не пропаду. Стены будут, а остальное не важно.
— А что важно?
— Здоровье, конечно. А ещё любовь, преданность, верность. Вечные чувства.
— Ты влюблена?
— Это моя тайна. Зачем тебе подробности моей жизни? Вернусь через неделю. И пойдём сразу в загс. Что там за сложности, ты узнавал?
— Инспектор в отпуске.
— А что других нет?
— Говорят, нет.
— Странно.
— Ты так торопишься развестись со мной?
— Не я, а ты. Что с тобой? Торопил меня, угрожал всеми карами... К тебе, как мужу, в очереди стоит уже другая дама. Тороплюсь освободить ей место. Мне пора. Меня ждут.
— Мне кажется, что я... — Дмитрий не закончил фразу, махнул рукой, и мне показалось, что в его глазах появились слёзы.
Быстро ушёл в свою комнату. Я так и не узнала, что он хотел сказать.

Кто меня ждал? Никто. Мужчина на остановке автобуса в счёт не  шёл.  Я  чувствовала  дикое  одиночество.  Никто  лучше,  чем Бальзак, не выразил словами это состояние: «Одиночество — это пустота, а природа духовная не терпит пустоты, как и природа физическая. Одиночество терпимо лишь для гения, который наполняет его своими мыслями, дочерьми духовного мира, либо для созерцателя божественных творений, в глазах которого оно озарено райским светом, оживлено дыханием и голосом самого творца. Не считая этих людей, стоящих столь близко к небесам, для всех других соотношение между одиночеством и пыткой то же, что между душевным состоянием человека и его состоянием физическим. Различие между одиночеством и пыткой такое же, как между заболеваниями нервного и хирургического характера».
В дороге всё думала о Дмитрии. Вид мне его не понравился — худой, серая кожа, мешки под глазами, горбится, суетится, чего раньше не было. Неважно себя чувствует — это было видно. Кормится сам — лишь на минуту я зашла в кухню и увидела, что все кастрюли пусты, холодильник урчит «от голода». И был Дмитрий тихим, я бы сказала, пришибленным, растерянным. Для молодожёна у него был совсем не подходящий вид, не радостный.
По-человечески мне было его жаль. От одного берега жизни оторвался, а к другому ещё не прибился. Хоть и говорят, что судьба — наша хозяйка, мы ей доставляем массу хлопот, как неразумные дети.
 В ОБЩЕМ, НИ С КЕМ ИЗ НАС СУДЬБА НЕ СОСКУЧИТСЯ.
«Я начинаю новую жизнь. И в ней не будет мужчин-предателей!» — с таким лозунгом вышла из автобуса.

Знакомый меня ждал.
— Спасибо, что вы пришли, — сказала я ему весело. — Это был сегодня последний автобус в эти края. Дорога через лес, можно встретиться с каким-нибудь четвероногим.
— А двуногих вы не боитесь? — он засмеялся и показал во всём своём блеске прекрасные белые зубы.
— Я ничего не боюсь. И никого.
— Храбрая женщина. И красивая. Загар вам к лицу. Правильно сказал по-русски?
— Правильно. Вы — льстец, дамский угодник? Кто вы?
— Я — мужчина. И мне нравятся красивые женщины.
— Мне уже рассказали, что и вы нравитесь местным дамам.
— Что ещё можно делать в санатории? Только ухаживать за женщинами.
— Вам повезло. Здесь есть выбор. Мне казалось, что в санаториях собирается лишь пожилой народ, а тут столько молодых красоток. Что они здесь делают, не знаете?
— Я не главный врач. И мне они не интересны.
За разговорами мы незаметно подошли к санаторию. Темнело. По коридору его комната была первой. Он прошёл вперёд, открыл дверь. И всё молча. Какие тут нужны были слова?
Я могла пройти мимо. И не прошла.

В номере был интимный полумрак.
— Зажечь свет? — спросил Четвёртый, пока не ставший Чет¬вёртым.
— От фонарей светло. Но вы - хозяин.
Он сел в кресло, притянул меня к себе и посадил на колени. Погладил щёки, шею. Руки у него были мягкие, но холодные.
— От вас пахнет солнцем, — сказал он. — Кожа напиталась. Это всё на крыше?
Я видела, что он смущен. Да, и мужчинам не так легко бывает начинать с нами романы! Нам кажется, что они нахалы, лишены всяких переживаний. На самом деле, у них так же, как и у женщин, трясутся поджилки при первых свиданиях.
— На моей коже сейчас гарь и пыль московских улиц, — поощряюще улыбнулась я ему, и легонько провела пальцем по его губам; где-то я прочитала, что это чрезвычайно эротическая ласка. — И я хочу всё это смыть.
Нравился ли мне этот мужчина? Да, конечно же, я не испытывала к нему отвращения, что для меня всегда было важно в отношениях не только с мужчинами, но и вообще с людьми разного пола и возраста. Просто на меня давила печаль. Мне надо было что-то делать, как-то её разбавлять, как разбавляют водой или льдом крепкие напитки, если не хотят быть пьяными. Мне не хотелось думать о морали. За время существования человечества, на мой взгляд, мораль столько раз насиловали, что превратили её в проститутку.

И откуда у меня взялась эта храбрость вакханки? Мстила Дим-Диму? Скорее, это было так. Месть по-детски.
В ванной я, не торопясь, тщательно вымылась, причесалась, надела пеньюар (уже другой — более прозрачный, длинный, бледно-розового цвета с мелкими кружевами).
И вышла. Как на сцену.
Мой поклонник заваривал чай. В комнате стоял чарующий запах каких-то благовоний.
— Что это так пахнет?
— Розовые лепестки. Они в чае. Но вы сама, как роза.
— Спасибо за комплимент. Можно мне потрогать лепестки?
— Вам всё можно.
Он положил на мою ладонь щепотку чая. Я понюхала. Потом растёрла и провела пахучими пальцами у себя за ушами, по шее, в ложбинке между грудями. Он наблюдал за мной, как завороженный.
 Я разыграла небольшой спектакль. Нельзя же, даже при большой тоске, сразу же «в койку». Мужчина, с которым я собиралась заниматься любовью, ни в чём не был передо мной виноват, ничем меня не обидел, может, даже не догадывался, что перед ним душевно раненная женщина, которая пытается лечить свои раны вот таким путём — с ним, малознакомым.
 И пусть всё будет романтично и красиво. И ароматно. Чтобы хотя бы ему было что вспомнить. Уж одно то, что он был болен, говорило тоже о том, что он по-другому смотрит на мир, что он пытается каждый день прожить, как десять или пятьдесят дней, наполнить его событиями; что каждый прожитый день для него более сладкий, чем для здоровых и счастливых своим здоровьем людей.
Я не могла никому пожаловаться, рассказать, что со мной происходит, попросить совета; предпочитала сама справляться со своими личными проблемами. Да и кто мог помочь? Никто! Только время. Я это отлично знала. Но я не умерла. Рядом был живой мужчина. Он хотел лечь со мной. Зачем мне знать — ему скучно или жена (я так и не узнала, женат ли он; на этот счёт совершенно не любопытна, никогда не спрашивала у любовников, женаты ли они; если сами не говорили, то вопрос был закрыт) его не удовлетворяет, или он томим «плотской жадностью», как мой Дим-Дим и ещё миллионы джентльменов?
Сейчас здесь я, он и запах розы и ещё чего-то пряного. И что долго рассусоливать! Американская голливудская звезда Грета Гарбо (шведка по происхождению) говорила, что секс очень благотворно влияет на кожу. Близко знавшие её, рассказывали, что актриса не любила долгих ухаживаний и сама предлагала поклонникам: «Давайте же займёмся этим». Или что-то в таком духе. А ведь о шведах, как и вообще о тех, кто живёт на севере, говорят, что они сексуально холодные. Климат в постели не зависит от части света, его создают двое — соединённые любовью или хотя бы симпатией.

Мы были хорошо настроены друг к другу. И всё у нас хорошо получилось.
И всё же, это очень непросто — половой акт с новым мужчиной. Именно первый! И именно с новым! Не знаю, что испытывают мужчины с новыми партнёршами, вполне возможно, что среди чувств у них доминирует страх: встанет ли член, не опозорит ли он хозяина, выдержит ли до конца? А у женщин — во всяком случае, у таких, как я — вышедших замуж девственницами и долго живших с одним мужчиной — стыд; особенно, если стыдливость, как родимое пятно.
Но я запретила себе стыдиться. Иначе мне пришлось бы просто уйти.
Совершенно голенькие (я пыталась всё же натягивать на себя простыню, но он её сбросил на пол), мы пообнимались, погладили друг друга. Потом я пошире раздвинула ноги, приглашая его член в гости в своё влагалище.
Партнёр пальцами нежно раздвинул губки (возле влагалища, конечно) и осторожно, не грубо, его член оказался во влагалище.
— Как он хорошо вошёл! — не удержался от комментариев поклонник, ставший с этого исторического момента моим Четвёртым. — Как он вошёл! Ты моя сладкая! Какая ты сладкая!
Получается, очень важно, как первый раз мужской член входит в женское влагалище? В новое, в котором он ещё не был. Я об этом не знала. Мой многоопытный Дмитрий о таком моменте мне никогда не говорил.
И мне новый член подошёл. Он был, наверное (не измерять же мне его), не таким длинным, как у Дмитрия. Но толстеньким и крепеньким. Я его чувствовала всем своим влагалищем. Четвёртый меня опередил и разрешился оргазмом. (Как это там у Лоренса в «Любовнике...»: «Ведь он, как и большинство современных мужчин, кончал почти раньше, чем начинал»?)
Я была на грани оргазма, но подавила (раз не успела), приберегла для следующего раза. А следующий раз случился, чуть ли не через пять минут — Четвёртый лишь сходил в ванную, смыл сперму и, возможно, пописал, потому что при переполненном мочевом пузыре сексом лучше не заниматься — смазывает всю остроту наслаждения. А меня в ванную не пустил:
— Не надо. У тебя будет скользко, мне это нравится.
Вот так: у каждого из нас свои привычки или причуды, или ощущения, поди, разберись. И я, и Дим-Дим после полового акта обязательно обмывались, та скользкость от спермы и «соков» влагалища нам не нравилась.

Мой нерастраченный запас сексуальной энергии проявился более бурно, чем в первый раз. Я хотела оргазма и была более активна ради наслаждения. Полежала на Четвёртом, нанизывая себя на его член и вызывая у него восторженные междометия. Но, чтобы почувствовать хороший оргазм, я должна была быть внизу — многократно проверила. Поэтому, переместившись под него, подняла ноги и крепко прижав руки к его ягодицам, вместе с любовником двигала тазом — вперёд-назад, вперёд-назад, влево-вправо... Он дрожал, стонал...
Вместе прийти к финалу — особый сексуальный шик. Шедевр! Не получилось. Нужна же практика. Сначала разразилась оргазмом я, потом — он. Для любовника это и лучше. Состояние после оргазма у женщины отходит долго, она вся трепещет, расслаблена, вся в грёзах, чувствует нежность к партнёру, даже если не любит его; она вся — мёд, роза, сливки... Это благодатное время для мужчины, который понимает, что такое оргазм у женщины.
Мы остались довольны друг другом. И я была довольна собой. Ну что жеманиться, если уж зашла в комнату мужчины!
Свои отношения мы не афишировали, ни одну ночь я у него не оставалась. Моя соседка, наверняка, догадывалась, но деликатность удерживала её от вопросов. А сама я не собиралась ничего рассказывать.

Однажды разразился проливной дождь с громом и молниями. Вода хлестала в окна. Я видела: Четвёртого это рядовое явление природы то ли пугает, то ли раздражает. А я чувствую себя в любую погоду прекрасно — хоть ливень, хоть пурга, хоть мороз. Если душа моя спокойна, то на всё остальное не реагирую.
Он лежал на моей руке. Молчал.
— Ты такой молодой. И вдруг гипертония. Знаешь причину? — спросила я.
— Знаю, — ответил нехотя.
— Не спрашивать? Мне кажется, что тебя что-то мучает. Это так? Иногда надо рассказывать. Чтобы легче стало.
— Тебе рассказывать можно. Ты внимательная, рассудительная... Некорыстная. Зажигательная женщина...
— Первый раз о себе слышу — зажигательная.
— Прости, если тебя это обижает.
— Не обижает. Возвышает. Улыбнись. Посмотри, как я возношусь от твоих похвал. Уже под потолком.
Четвёртый засмеялся. Отодвинул простыню, поцеловал поочередно мои сосочки, пощекотал языком.
— Вот спасение для мужчины — грудь, животик, пупочек. А дальше не буду называть. Ты такая страстная... И я опять хочу лечь на тебя и чтобы мой... — замолчал, замялся.
— Боишься сказать «член»?
— Вы, московские барышни, не стесняетесь называть всё так, как оно называется. Нет, при тебе я так не скажу. — Чтобы мой (сказал фразу на своём языке) был в твоём теле...
— Давай сделаем перерыв. Если много сразу сладкого — будет скоро приторно.
— Говоришь как восточная матрона.
Четвёртый встал, закутался в простыню, подошёл к своему буфету.
— Хочу немного выпить. Поддержишь компанию?
— Два глотка, не больше. Я видела у тебя полусладкое красное вино. Хочу попробовать.
— Это коллекционное. Друзья в дорогу дали. Так и сказали: «Найди самую красивую женщину и дай ей отпить из этой бутылки. Если оценит вино — можешь с ней дружить». Мне повезло, я нашёл тебя. На меня ты действуешь, как вино. Я уже неделю пьян. Врач считает, что лечение идёт успешно и радуется, что правильно подобрал для меня лекарства. Но он не знает, что у меня два врача — он и ты. Хотя нет, тебя я поставлю на первое место.
— Благодарю вас, милорд, за высокую оценку моих способностей.
Вино было потрясающим. Мы чокнулись стаканами. Приятное тепло медленно разливалось по телу. Пришло другое ощущение мира. Даже дождь за окном не казался таким устрашающим. А молнии воспринимались, как салют нам — мужчине и женщине, соединенным плотской любовью, без прошлого и будущего.

Четвёртый пододвинул к кровати столик, поставил бутылку, вазочки с изюмом, рахат-лукумом и ягодами в сахаре.
Я знала, что такие остановочки — когда ты лежишь обнажённая, пьёшь вкусное вино, рядом непротивный тебе мужчина — это лишь миг на нашей жизненной дороге.
«Дорога длинная, неровная. Бежишь, отплёвываешься от предателей, оправдываешься, хотя не виновата, спотыкаешься, падаешь, разбиваешь тело и душу, поднимаешься и бежишь дальше вместе со всеми. Заботы, переживания, работа — их много больше, чем волшебных мигов (не только сексуальных). Если судьба тебе дарит (ничего же просто так не бывает!) такие маленькие остановочки — воспользуйся, — убеждала я себя, — и, как говорила одна американка, забудь о ярлыках».
Приятных моментов так же мало, как изюма в булочке. Теста много, а изюминок пять-семь. А булочка с ними вкуснее и красивее.
Четвёртый отпил глоток вина, положил руку на мой живот, помолчал. И начал рассказывать:
— Я учился в Москве. В нашей республике решили построить завод по выпуску автомобилей и разной сельскохозяйственной техники. Был жесткий отбор. Я попал в число тех, кого отправили в Москву и платили республиканскую стипендию. Получил диплом. Была возможность остаться в Москве и работать. По семейным обстоятельствам пришлось вернуться домой. В профессиональном плане не пострадал — стал директором крупного автопарка. Вскоре вступил в партию. Жил и радовался. И вдруг новость: сформировать автокараван с гуманитарной помощью для Афганистана. Меня назначили главным колонны.
— А ты мог отказаться?
— Партия сказала: «Надо!», а я её — рядовой. Что должен был ответить? Нет? Представляешь последствия? У меня и согласия не спрашивали. Молодой, здоровый... Нет, я не боялся. Переживал за мать — она тяжело болела.
Дорога была адской. Отдыхали мало. Оружия никакого. Я сам вёл головную машину. Жара. Вода в радиаторах закипала.
И вот как-то уже на территории Афганистана вижу: впереди дорогу перегородили какие-то люди. Подъехали ближе — чужая одежда, непонятная речь, вооружены. Знаками показали: остановиться и выйти. У нас был условный сигнал — колонна застыла, и водителей начали сгонять к головной машине.
Признаюсь: приготовился к смерти. Но надо же было хоть что-то попытаться сделать, хоть кого-то спасти. И я стал на своём языке говорить, кто мы такие, что привезли продукты и другой мирный груз. Что-то один из них понял. Показал: расстегни брюки. Я спустил штаны. У нас ведь тоже принято делать мальчикам обрезание. Представляешь: стоит куча мужиков и рассматривает... Понимаешь, что.
Не знаю, чем бы всё это закончилось, но, как по волшебству, появились над нами один за другим вертолеты. Советские.
Вернулся я домой с сединой, похудевший килограммов на десять. Оттуда и гипертонию привез. Да какую! Скоро она проявилась. А мама не дождалась меня, умерла. Хоть ей и не говорили, где я, но, наверное, чувствовала.

Если у любовников такие истории, как же их не жалеть! Если я в постели помогла моему Четвёртому хоть на какое-то время забыть пережитый им кошмар, пусть будет благословенен Бог, создавший мужчину с его членом и женщину с её вагиной! Соединяясь, они осознают, что есть и радостные мгновенья.

Через несколько дней я уехала из санатория. С Четвёртым мы виделись ещё несколько раз. Месяцев через семь-восемь он приехал в Москву по каким-то делам. Позвонил, назначил мне свидание возле ресторана гостиницы «Россия» (тогда она ещё была целой).
Мы славно пообедали — мой любовник не жадничал, сам любил покушать и других щедро угощал. Выглядел поздоровевшим. Говорили на общие темы — вместе с нами обедал его родственник.
— Я вас провожу, — сказал мне Четвёртый. А родственнику: — Иди в номер и жди меня.
Мы вышли из ресторана.
— Хотел бы повидаться с тобой, сладкая моя. Без свидетелей. А ты?
— Я не против.
— В твоей квартире можно?
— Нет.
— Сделаем следующее. Я буду здесь несколько дней. Отправлю родственника куда-нибудь. Он хотел сходить в Музей Пушкина. Я тебе позвоню. Приедешь ко мне в гостиницу?
— Не могу сказать, что мне нравится встречаться с тобой в гостинице. Но выхода нет.
— Понимаю, что тебя волнует. Я встречу тебя. И всё будет достойно. Честь твоя не пострадает.
Мы посмеялись. Он остановил такси.
— Я довезу тебя домой. Этой же машиной и уеду обратно.
Вернулась я с увесистым пакетом — дарами любовника: сухие дыни (что за прелесть это лакомство!), гранаты, курага, изюм величиной со сливу, сладости в коробочках, которых до того я никогда не видела.
В гостинице я была. Мы хорошо провели время. И честь моя не пострадала.

Закончился мой роман с Четвёртым  необычно.
У меня между нашими встречами шла своя жизнь. А у него — за тысячу километров от меня — его жизнь.
Он не знал, что за время, пока мы не виделись, у меня произошли глобальные изменения. С Дмитрием мы развелись. Быстро и тихо. Интересно, что из загса мы снова пошли в разные стороны, хотя к метро была лишь одна дорога. Ещё интереснее, что через несколько лет в соседнем с загсом здании будет жить ещё один мой любовник. Уж точно: Земля наша круглая и все мы ходим по кругу. Или — кругами.
Квартиру мы разменяли. Нам с сыном досталась небольшая квартира, не очень ободранная, тёплая. Рассказывать, как я вязала узлы, сама договаривалась с грузчиками, как уже после перевоза тяжёлых вещей бегала по дворам и искала «пикапчик» — чтобы перевезти несколько горшков с любимыми цветами и ещё массу мелких вещей — значит, будить мои страхи, усталость, растерянность.
 Когда же всё в несколько приёмов было перевезено и свалено посреди комнат, я села на первый попавшийся узел и разрыдалась. А сын бегал вокруг меня со стаканом воды и успокаивал:
— Да, что ты, мама! Всё хорошо. Мы здесь устроимся на зависть нашему Дим-Диму. Что тебя пугает? Беспорядок? Зато мы начинаем новую жизнь. Я попрошу друзей, мы всё расставим, как захочешь. Не переживай.
— У твоего отца тоже двухкомнатная квартира. Он тебе не предлагал жить с ним?
— Ему не до меня, он скоро женится. И не думаю, что долго проживёт в той квартире. А если бы предложил жить с ним, я бы не согласился. Нестабильный он какой-то, мой отец. Я другой, я хочу стабильности.
— Ладно, будем начинать новую жизнь. Найди, пожалуйста, в кухне ящик с посудой. На нём написано. Сварим кофе.
Я не переживала из-за того, что опять надо начинать всё сначала. Меня сжигали обида и несправедливость. Уж точно: сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит. Так и с мужчинами-мужьями.
Помню странное совпадение. У меня были стихи Анны Ахматовой, напечатанные на машинке. Сидела на узле посреди комнаты. Оглянулась, увидела торчащие среди книг листы, вытянула, раскрыла и прочитала «Последний тост»:

Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём,
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших губ,
За мёртвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.

О, поэты — душевные чревовещатели! Ахматовой было сорок пять лет (судя по дате под стихотворением), когда она написала эти строчки. Мне, тоже Анне, немногим меньше. Но те же переживания. Особенно потрясли меня слова «за ложь меня предавших губ». Как точно! Не знаю, к чему и к кому обращены другие слова — «за то, что Бог не спас».
Я как раз не могу жаловаться, не было причин гневить Бога. Мне он помог разорвать длинную, извилистую пуповину, связывающую нас с Дмитрием многие годы. Когда, наконец, она, давно надорванная, треснула, я, несмотря на переживания, трудности быта, безденежье, вздохнула с облегчением.

Своих любовников я не нагружала личными проблемами. Не могла смешивать компот с мухами, как, например, это делала любовница главного героя в фильме Феллини «8 1\2 ;». Она говорит любовнику:
— Мой  муж  не  из  тех,  кто  пробивается  наверх.  Найди  ему работу.
И спокойно ест курицу.
Любовница с проблемами — как неспелая дыня. Внешне — жёлтенькая, весёленькая, а внутри — терпкая и горьковатая. Но кому что! И такие мужчинам нужны.
Четвёртый также ничего не знал о моих разводах-разменах-переездах. Не сказала я ему при последней нашей встрече, что у меня появился друг. Именно друг. Я ещё о нём расскажу. Он-то и поставил точку в наших отношениях с Четвёртым.

Друг станет моим пятым любовником. Но очень не скоро.
Как-то он уговорил меня поехать с ним в один подмосковный городок. Там продавалась импортная машина (страшный дефицит в то время) и он хотел посмотреть. Ехать одному не хотелось. Был выходной день. Я согласилась. Когда утром я садилась в его «Жигули», то боковым зрением видела, как к асфальтированному пятачку, где водители ставили машины, подъехала чёрная «Волга». Кто находился в той эффектной машине, не видела. Это было на следующий день после нашей встречи с Четвёртым в гостинице.
Мы с другом съездили в городок, потом он привёз меня к дому и мы простились. Некоторое время я занималась в квартире разными делами. Решила позвонить в гостиницу и пожелать Четвёртому благополучной дороги — на следующее утро он улетал домой. Телефон молчал. Никто не ответил и ранним утром следующего дня.
Через несколько дней позвонила Четвёртому по его служебному телефону. Спросила, как дела и почему он так внезапно, не простившись, исчез.
— Я тебя видел, — ответил он резко.
— Где и когда?
— Возле твоего дома. Ты уехала с каким-то парнем.
— Значит, ты был в чёрной «Волге»?
— Да. Приехал с моим институтским товарищем. Он пригласил меня на дачу. На шашлыки. Я сказал, что знаю в Москве красивую и весёлую женщину. Вот мы и заехали за тобой.
— Но почему же ты не остановил меня, не окликнул? Что за ребячество. Я не давала тебе повода сомневаться в моей порядочности. Тот мужчина — просто знакомый.
— Не знаю, кто он тебе. Представляешь моё положение? Я при¬ехал за подругой, которая уехала с другим мужчиной.
Мужская гордость его была оскорблена. На том и расстались.

Я и в самом деле никогда не спала с двумя мужчинами. Мне и с одним нелегко было наладить отношения. А с двумя — это значит, прислушиваться к телефонным звонкам, постоянно быть настороже, чтобы не пересеклись дороги любовников, бояться сказать не то имя — это не мои игры.


Рецензии
Спасибо огромное! Многое из того, что Вы написали, мне знакомо. Но больше всего меня поразила Ваша метаморфоза из "послушной" в "непослушную" (выразилась коротко, но Вы поняли что я имела ввиду)потому, что в Вас я увидела себя. Всё было точь в точь как у Вас: слабый мужчина (тыл, плечо и т.д.) и необходимость становиться жёсткой, требовательной, короче, "мужиком в юбке". И ещё, понимание, никакого больше замужества, жертвоприношения (если нет того же с другой стороны), "рабства" и бытовой кабалы.
Обязательно дам прочитать Вашу книгу своей дочери, когда подрастёт. Жаль, что в начале моего становления как личности и женщины, мне никто не говорил хотя бы половину того, что Вы написали. Может, ошибок было бы меньше?
Ещё раз благодарю за не зря потраченное время при прочтении!

Людмила Головнёва   10.07.2011 14:39     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.