Счёты счастья

1.
– Почему мы не обвенчаемся? Нам будет лучше, легче, нас будет хранить…
– Ты же знаешь, я боюсь несвободы. Я не хочу ни от чего зависеть. Мы совсем перестали общаться с моими друзьями, как только ты переступила порог моего дома.
Она хотела только одного – чуть больше счастья в себе, он хотел только одного – новых встреч. Втихаря, потом и в открытую они стали загадывать одно-единственное желание…
Новых встреч бы ему, окружающих их семейную жизнь.
Чуть больше счастья от жизни бы ей, внутри семьи и снаружи.
Условились: каждый раз, приобретая в трамвае два неразорванных билета, он считает цифры в нижнем билете, она в верхнем. Они тут же принимались считать цифры, не разрывая двукадровую ленту. Совпадение чисел гарантирует счастье. Разница в одной цифре, по примете, гарантирует новую встречу. Счастливые и встречные билеты не съедались, сохранялись.
Посчитав цифры, они садились на сдвоенное сиденье. Условились: его сиденье в проходе, её сиденье у окна.
Из сохранённых неразрывных билетов уже можно было сложить счастливую книгу, но чем толще она становилась, тем нескладнее и несчастливее становилась неразрывная пара. До сих пор каждому недоставало чего-то одного, и эта дыра образовывала сквозняк, выдувающий все черствеющие крошки счастья.
– Как мы проведём отпуск? – выдавила она в плотную тишину.
Тишина выгнула хребет возле его плотно сжатых губ.
– Я поняла… Я… поеду, – сказала она.
– Но я тебя… До конца, до последней остановки последнего пути…
– Правда?!! – нетерпеливо задрожали её ресницы.
– …провожу. Ну до поезда точно.

Смешно и страшно. Он едет её провожать в отпуск. В отпускание. На родину, до которой она не доедет, выйдя на полпути в бескрайние поля.
Они в последний раз садятся в трамвай на сдвоенное сиденье, берут сдвоенные билеты, считают цифры. Ей попадается «счастье», ему – «встреча». До вокзала едут молча. Вот он провожает её до вагона, заносит вещи.
– Можно я оторву себе свой билет? – впервые спрашивает она под гулкую просьбу провожающих освободить вагоны. Здесь «они» разрывается на «он» и «она».
Он впервые разрывает неразрывную пару билетиков, отдаёт ей счастливый, себе оставляет «встречу».
Она благодарно смотрит на билет, как будто ему в глаза.
Он выходит, и идёт вперёд, ускоряя шаг, но мысленно бежит назад, за поездом.
Она разворачивает бельё, зная: её полка, как и билет – верхняя.
Он садится в пустой трамвай, нелепо смотрясь в проходе на сдвоенном пустом сиденье. Мысли разламываются пополам, кажется, с рваным звуком располовиненных билетов. Он впервые забывает купить билет, всё ещё теребя в руках «встречу». В его руках – скомканная засаленная пальцами «встреча».
– Ваши билеты.
Он рассеянно поднял глаза.
– Минуту…
Контролёр смотрит на протянутые и смятые, как его глаза и как старый билет, деньги:
– Штраф платите. Как будто мало вас, умников, ехать со старым билетом.
– Хорошо, я выйду… Терять нечего – осталась остановка…

И вывалившись из вагона, он повторил:
– Терять нечего… Осталась остановка сердца. Идиот! Как я мог отпустить?.. Как не понял, что отпуск – бессрочный? Но – может быть, и с ней терять – нечего. – Он посмотрел в старый билет: – «Встреча»…
Но тотчас скомкал его, бросил и растёр в жалкую кашицу на дне огромной лужи, в которой стоял на месте уехавшего трамвая.


2.
– Трамвай готовился сделать кольцо, – услышал он робкий, нежный и совершенно чужой голос. Такой голос не мог быть обращён к нему. У него никого нет.
– Молодой человек, так вы тоже зайцем по жизни. А за что здесь платить? Если передвигаясь, мы никуда не движемся? И все трамваи идут только в один парк – где все мы будем. Тем более по кольцу. Вот он сейчас собирался сделать кольцо – видите хвост? Делает кольцо… как глупо.
– Я тоже… собирался сделать кольцо. То есть предложение, то есть я купил кольца… Да, как глупо, – не оборачиваясь, говорил он вполголоса, не стараясь быть услышанным, потому что был уверен в слуховой галлюцинации. Это его внутренний, почему-то женский, голос, не более.
Но внутренний голос подошёл ближе и неуклюже приспособил острый подбородок на его лопатку, затем устроился на плече. И резко перешёл, как ему показалось, на ты. Из ниоткуда, потому что не были на Вы.
– Нас высадили в самую грязь, молодой человек, в самую лужу. И ты это видишь. Пойдём, я… Дам тебе тёплые носки, в конце концов. Я тоже в остановке отсюда. Только ты не доехал. А я её уже проехала. Я не хочу, не хотела домой. Дома более пусто теперь, чем в пустом трамвае. Одна… Осталась. Нет, я всегда окружена знакомыми, я не могу иначе, в моём доме всегда полно людей, но… ушёл мой… Мой… трамвай.
– Мой поезд тоже ушёл.
– Я не могу оставаться одна. Даже замуж не вышла – боялась друзей потерять. Мне всегда нужны новые встречи…
Он сразу вскинул лицо:
– …Высадили нас в грязь, говоришь… Я высажен женщиной, но не этой контролёршей, а другой, которая уехала только что. Высажен в шаге от кольца, как и с этого никчёмного трамвая.
Она засмеялась. Она засмеялась оскорбительным смехом, и он выдернул своё плечо из-под её личика, но тут же был подхвачен объятием:
– Не сердись. Мне тоже больно. Я смеюсь, потому что ты тоже будешь смеяться. Ты засмеёшься, вот увидишь. Как тебя зовут-то?
– Ты же сама сказала – я заяц. Так и зови. Кто я ещё для тебя? Пф.
– И я заяц. Тёзки.
Помолчав, оба засмеялись. Он тихо, она звонко.
– Ладно, заяц, пошли к твоим носкам. Но только если они из заячьей шерсти!
Они шли по рельсам, смеясь и плача о своём, до тех пор, пока оба смеха и оба плача не соединились.


3.
Он проснулся у зайца, в шерстяных носках. У дивана валялся билетик, он машинально посчитал цифры, получилась «встреча». Но от того билета ничего не осталось! Он в слякоти, в луже, в грязи!
– Доброе утро, заяц. Это мой старый билет… Видишь, встреча у нас получилась. Хорошо, что мы не купили больше никаких других билетов.
Он оглядел грязную сырую комнату первого этажа, ломаные стулья и свои заляпанные ботинки прямо у торшера, рядом с собой. В этой квартире непрерывно, как грудничок, надрывался телефон. Он услышал неприятные голоса с кухни, гору чьих-то башмаков, сумок. Он старался не смотреть на девушку, не видеть грязи, не видеть в ней чужие овалы и линии. Горло было сдавлено и отравлено ночными ласковыми словами, теми же, что говорил невесте, и он презирал себя, эту оборванку, её дом, полный каких-то проходимцев, трамвайные пути.
– Ну доброе утро. Заяц. Встреча наша – грязная. Слякотная.
У девушки задрожали губы, и она поторопилась спрятать их в его, сухие, горькие, поджатые.
Так и бывает. Он получил встречу. Совершенно без счастья. Ведь счастливый билет остался у невесты…


4.
Не всегда можно сразу понять, о чём именно мы загадываем желание, произнося привычные слова.  Никогда не знаешь, что для тебя окажется счастьем.

Слоняясь в душном августе в полях, избегая любых людей, невеста пришла к церкви. То ли от усталости, то ли от туго скрученного витка в сердце, она упала на колени в траву и простояла так до полного осушения, плача, плача.
Увидев батюшку, она непроизвольно спряталась, осела, боясь не набрать воздуха в грудь для каких-то слов. Но что-то выпрямило её ноги, её позвоночник, всю её, и девушка твёрдо направилась к церковным дверям.
Единственным желанием стало молчание и постижение.
Воздух сам наполнил её грудь, чтобы она выдохнула просьбу – остаться. Она косила траву на церковной территории, скашивая всё наросшее внутри. Не вспоминая ни о заработке, ни о встречах.
Она, уехавшая в шаге от кольца, получила счастье. Совершенно без встреч…

Пара разорвалась, впервые разорвав эту короткую, ставшую финишной, ленту двух билетиков. Теперь она просто знала – ей вверх, теперь он просто знал – ему вниз. И на путях, выбранных теперь, не бывает билетов.


5.
– Билет сработал. Значит, желания исполняются, Заяц.
– Только что ж мне так… всё неспокойнее и безысходнее.
– Ты не то желал. Мы оба хотели встреч, смотри – ты общаешься, с кем хочешь, и я всегда рада новым людям у нас…
– И всё грязное, не то, не то.
– Может быть, загадывать надо тщательнее? Поехали на нашем трамвае? Давай заново отыщем? Сегодня ясно, солнечно. И у тебя будет так же.
– Я буду загадывать желания по любому намёку на повод. И, чтобы не прогадать, желать сразу всё. Всё, всё. Дом, деньги, мысли, интерес, всё! Понятно тебе?! Каждый день продумывать желание, дополнять его, прорабатывать!! Чтобы ничего… не упустить.
Он сидит на кухне, превращённой в храм желаний. Окружённый пятилистными цветками сирени, счастливыми билетами, цветущими ветками, которые он принял за папоротник… В дверном проёме робко появляется она…
– Ты совсем с ума сошёл, заяц. Какие теперь желания? Мы нашли друг друга…
– Ну уж нет. Сколько раз я с детства слышал «плохо хочешь», это неспроста. Сейчас я буду хотеть хорошо, до помешательства. Я уже научился укладывать длиннющий список в минутную скороговорку – пока 11:11 не стало 11:12. А если это ещё и 11 числа, то я посвящу одиннадцать часов на молитвы желаний.
Он загадывал почти ежеминутно – всегда видел для этого повод, и стремился к ещё большему. Если возникали вопросы, он искал их в книгах: страница наугад, строчка вслепую. Сначала это были старинные книги, потом в ход пошли даже сектантские брошюры. Он, как и его невеста, не вернулся на работу. Но не из-за духовного повышения, а из-за стремительного падения. Желания отнимали все силы. Раб своей внимательности, он молился, на любой, казавшийся ему магическим, автомобильный номер, на любую трёхцветную кошку, на разбитые им самим бокалы, роняя лоб прямо в осколки.
Падал он быстрее, чем при ускорении свободного падения, сильнее притяжения земли. Казалось, именно встреча двух высаженных «зайцев» подкосила его. Встреч становилось всё больше – теперь двум зайцам не было места в их комнате, все углы были застланы телами дворовых соседей и бродяг.

В один день все признаки желаний исчезли. Он раскачивался на окне, не находя поводов. В момент, когда внутри стало чернее, чем в ночном небе, он увидел падающую быстрее, чем он сам, звезду. Скороговоркой торопясь выпалить длиннющий список желаний, хитро сформулированных в одно предложение. И вдруг осенило, в чём загвоздка. Торопливо облизнув сухие губы, он заорал:
– Хочу всё, всё, всё!!! И чтобы, и чтобы при этом ощущать счастье, дом, семью!!!
– Счастье… Дом… Семью… Ты забыл, где твой дом, заяц. Иди к себе – тут всего две остановки. И забирай отсюда их всех…
Он судорожно стал собирать с пола пятилистные цветки и билеты, распихивая по карманам самое дорогое – списки желаний и осколки бокалов, кровавя руки. «И чтобы семья, и ждали, и счастье», – повторял он.
В двери его ждало письмо, отсыревшее за эти месяцы. Письмо от невесты…
– Не пускает, – взревел он, вскрывая конверт. – Уже с порога начинается мир, который я забываю!! Этим письмом опечатан наш дом, мне здесь ещё меньше места!! Дуры! Все вы дуры!!
– Тихо. Ну что ты… – задыхаясь, шептала из-за спины его заяц. Она опять оказалась на плече, острым подбородком, как в первую встречу на трамвайных путях. – Я бежала за тобой… Прости меня. Пойдём к нам.
Не прочтя ни строчки, он скомкал письмо и сунул его за пазуху в первую попавшуюся книгу.

Они брели за руку, осунувшиеся, измотанные. О колотящееся сердце тёрлось, льнуло непрочтённое письмо от невесты:
«Мой дорогой, не молюсь на тебя уже, но за тебя молюсь. Не буду перечислять, что пришлось пережить с пониманием, что ты отпустил меня навсегда. Тебе тяжелее, ведь сейчас мне свободно, тихо и легко. Иногда минусы выстраиваются в положительное. Мы решили проехать по жизни с одними желаниями, не оплачивая ничего, кроме билетов. Этого, в общем, было достаточно, пока не захотелось рассоединить билеты, как рассоединялось и всё совместно приобретённое. Вначале потеряла и надежду в любовь и даже веру, волочила за собой тебя, уехав от тебя. Но стала уверена в том, что надо умудриться при всём этом – ощущать счастье».


6.
…Больше он не загадывал желаний. Да и всё как-то по мелочи стало намагничиваться само. Он понял, что приходит абсолютно всё, это вопрос времени. Он убрался в доме и сидел в глубоком ветхом кресле с «зайцем», непонятно крепко сидящей в его жизни, на его коленях. Он закрыл глаза и поплыл в несуществующий сейчас, но обязательно идущий к нему мир счастья – ведь он угрохал столько хотения. Мир счастья, где они покурят вишнёвый табак, на полках будут дорогие коллекционные издания с золотым обрезом страниц, босые уставшие ноги приземляться с оконной рамы в ворсистый васильковый ковёр, шёлковые занавески с райским яблоневым садом китайской живописи смягчат сквозняк. Девочка и так безумно в нём нуждается, а он – так хочется – будет нуждаться в ней. И всегда будет интересно жить, новые мысли не дадут чувствовать пустоту и потребность чего-то желать. Под баюкающие прикосновения её щеки он пытается представить себя счастливым. Ну… Вот оно… Главное ещё крепче зажмуриться… Во-во… У него всё есть… Разглаженный лоб приятно обветривается, навсегда забывая мимику мук…
Но счастье не хочет вживляться даже в воображение. Лицо молодого человека пружинно съёживается в привычную боль, он раздёргивает веки, и его язык вдруг вспыхивает замшевым шёпотом:
– Да в чём подвох?? Где взять счастье – даже когда у тебя всё сбудется, даже когда всё получишь!?
– Что? – вспорхнула, зачуяв неладное, «заяц».
Он отбросил её в ковёр, спасший от ушибов.
– Я должен знать, в чём подвох!!! Где счастье?! В чём всегда загвоздка – даже когда всё имеешь?
Скорченный дрожащий человек вырвал из пиджака первую попавшуюся книгу и, до вспышек зажмурившись, выбрал строку, чтобы получить ответ.
– У меня обязательно появится всё, у меня будет всё, но в чём подвох?! – закричал он, и над белеющим вспотевшим пальцем увидел строчку вложенного, непрочтённого письма невесты. Вырванная из контекста фраза гласила ему:
«…в том, что надо умудриться при всём этом – ощущать счастье».