Заметки об Александре Зиновьеве

 Как не знают и ненавидят подлинную Россию
 (заметки о духовных болезнях заблудшего А.Зиновьева и некоторых других)

 Из нашей литературно-политической истории


 Настоящие заметки с имеющейся в них критикой отдельных высказываний А. Зиновьева были написаны еще при жизни философа, хотя уже и относительно незадолго перед его кончиной. Частично их текст вошел в мою книгу «Контрреволюция духа». Здесь публикуется с некоторыми дополнениями и в уточненной редакции.



 Среди советских социологов-философов последней трети прошлого века весьма заметной фигурой был Александр Александрович Зиновьев (1922-2006), одно время (после высылки его за создание сатирического романа «Зияющие высоты», 1976) проживавший и литературно фрондировавший против брежневского застоя – в эмиграции. Притом он странным образом был преисполнен пиетета по отношению к советскому строю – причем до такой степени, что его любовь к коммуно-советизму временами производит впечатление застарелого политического "мазохистского" комплекса…

Это был типичнейший представитель абсолютно алогичного «советского человека» – несмотря на, казалось бы, все его «антисоветские» романы и эссе. Удивительно даже, как этот специалист в области философской теоретической логики мог быть настолько нелогичным во всех своих не сугубо научных, а непосредственно житейских оценках, «мыслях» и понятиях!

…А. Зиновьев так вспоминал о своем советском детстве: «В нашей семье было девять детей, на полатях все валялись. Потом жили в Москве – восемь человек на десяти квадратных метрах. Можете себе это представить?» (Зиновьев А. Постсоветизм во мгле (Беседа С. Громова с философом, социологом, писателем Александром Зиновьевым) // «Литературная газета». 5-11 октября 2005 г. N 41 (6042). С. 3).

Что ж, с соболезнованием, но можем.

А можем также и припомнить, что семьи из провинции обычно попадали в Москву в 1930-х гг. только для того, чтобы не умереть с голоду в разоренной замечательными строителями светлого коммунистического будущего родной деревне – где до революции вполне терпимо жили, отнюдь не умирая от голода, семьи и с бoльшим количеством детей. Не так ли оказался в столице и наш философ?

В этом же своем интервью он мимоходом заметил: «Не скажу, что советское время было хорошим, был и остаюсь его критиком. Но "на болоте и кочка высота"…» (Там же). Оттого-то, верно, и любил эту «высоту» своей расщепленной надвое любовью – пусть хоть и кочка, а что-то да всё-таки есть!

Впрочем, и прошлую Россию он тоже, мягко говоря, недолюбливал…

Вот замечательный образчик зомбированного большевизмом сознания – оценка А. Зиновьевым великой Имперской России: «Сейчас, как и в прошлом, государства – социальные ублюдки вполне "жизнеспособны". Например, таким ублюдком была романовская империя, которая, как известно, прожила 300 лет» (Там же).

Вряд ли будет преувеличением сказать, что подобные А. Зиновьеву личности (а граждан со схожей системой мышления, свидетельствующей о какой-то вопиющей кастрации или, что еще хуже, самокастрации их духа, у нас и было, и пока еще остается немало), конечно же, духовно неполноценны, находясь, впрочем, порой даже и душевно в состоянии как бы постоянного раздвоения.

Пусть и на крови, пусть и на лжи, пусть и на собственных мучениях – но лишь бы (по выражению замечательно талантливого в поэтическом отношении, но совершенно бездарного – в духовном, В. Маяковского) «саду цвесть», лишь бы пугающий монстр советизма упирался в небеса своей безбожной и беззаконной, но на время все-таки мощной главой. А потом такие поклонники коммуно-советского «садоводства» или пускали себе пулю в лоб, или же были убиваемы самими «садоводами»…

Но что же стояло за всем этим самообманным и жертвенным порой «садо-словием»?

А стояла за этим – своего рода муравьиная психология, никакой духовно-осмысленной нравственностью реально не укрепляемая и даже не подозревающая о том, что такая – подлинная (как христианский, евангельский императив) – нравственность на самом деле существует. Отсюда параллельно – при такой внутренней слепоте души – почти всегда болезненная озлобленность, в итоге и не дающая душе, обладающей такой «обобществленной» муравьиной ментальностью, никакого покоя.

И всё-таки – удивительная привязанность к своим же собственным мучителям, которым сам же и не веришь!

Так, в одном месте своего интервью А. Зиновьев вспоминал: «В довоенных советских фильмах видим: молодые люди живут в относительно благоустроенных общежитиях, идут гулять, культурно отдыхать куда-нибудь, галстук кто-то надевает. А мы-то воспринимали всё это тогда как вранье, потому что в действительности никакие подобные атрибуты безбедной жизни нас не окружали. Для нас они символизировали коммунизм отдаленный…»

Что ж, хоть и ложь, а приятно – поживем хоть светлой надеждой!

Но Зиновьеву явно не нравились, по сути, и достижения социализма, ибо здесь же он заметил: «Первостепенным обстоятельством краха советского коммунизма и гибели СССР стали… достижения. Квартиры, – не об одной ли из них мечтал на заре социализма в своей десятиметровой комнатушке наш философ? – отдельные телефоны, возможности путешествовать, поездки за границу – всё это в совокупности вылилось в едва ли не основной фактор развала…» (Там же).

Конечно, всякий трезво мыслящий, даже и бывший «советский человек» (пусть он уж и не помнит о фундаментальном экономическом проигрыше в «холодной войне» и последующем нашем разорении из-за неэффективности советской экономики), и тот, верно, тут только руками разведет: и то Зиновьеву – плохо, и это ему – не так, и былую кинематографическую ложь, живя в нищете, никогда не принимал, и дождались наконец хоть чего-то – так тоже не годится…

Но совершенно замечательно иллюстрирует двойственность подобного сознания такой итоговый пассаж (в том же интервью), который я разобью на две половины.

Вот первая часть: «Для меня, – по утверждению А. Зиновьева, – и моих сверстников великое значение и смысл имело освобождение от многовекового рабства – далеко не пустые слова для тех, кто это пережил» (Там же).

Ну, насчет рабства это уж он, пожалуй, всё же хватил чересчур. Мы-то – например, пишущий эти строки и многие думающие его сверстники, пошедшие в школу в 48-ом, – от таких штампов убогого «комбедовского» (напомню о послереволюционных сельских прокоммунистических «комитетах бедноты») «политпросвета» освобождались уже – как максимум – годам к двенадцати-тринадцати.

Нам многое нравилось в жизни страны, а многое – не нравилось.

Мы, скажем, в любом случае искренне гордились нашей победой в Отечественной, будучи в значительной мере на этой победе воспитанными.

Но насчет рабства в великой России – пусть и до Октября – нам было дико слышать и тогда, да, слава Богу, никто из разумных людей в то время, даже в начале 1950-х годов, нам этого как-то уже и не говорил… Помнится, и чуть позже, при «прохождении» в школе того же Радищева, он воспринимался нами как какой-то чудаковатый маньяк-»обличитель» (или кто-то уж очень его чем-то обидел, что ли?) и особой симпатии отнюдь не вызывал…

И где была уже тогда – эта пресловутая советская идейность?

Старое поколение рассказывало о прошлой, дореволюционной жизни так, что она скорее порой походила на сказку, а вовсе не на вечное томление в «тюрьме народов». Сами вещи, книги, мебель, которые порой попадались нам, – сделанные «до того» – выглядели, как правило, замечательно и свидетельствовали о какой-то вовсе иной жизни – как бы на порядок выше и добротней. А обычные старики, пусть и весьма еще молодыми жившие «до революции», – даже, казалось бы, и в малокультурной деревне – были как-то серьезней, основательней и зачастую гораздо искренней и человечней представителей поколения помоложе.

И всего этого нельзя было заглушить, забить крикливыми лозунгами октябрьских демонстраций.

Итог: помнится, школьный приятель, – когда нас, школьников пятого класса выстроили на линейке по случаю кончины незабвенного товарища Сталина, – только и прошептал (или даже скорее вполголоса произнес – так, что слышали и ребята по соседству): «Сдох таракан!» Вот вам и вся наша тогдашняя идейность – разумеется, существовавшая на фоне нестерпимо фальшивых пионерско-комсомольских собраний.

…Но в указанном выше пассаже А. Зиновьева самое интересное то, что вслед за процитированной обличительной фразой сразу же следует ее продолжение; и что же он смог противопоставить проклятому «романовскому рабству» – из «светлой-то жизни» СССР, из жизни его собственного рода, освободившегося от былого царистско-капиталистического рабства?

Увы, он только и смог здесь припомнить: «Всякое было: кошмарные материальные условия, аресты, тяготы, связанные с войной. И всё равно свою тогдашнюю тяжелую жизнь я не променял бы ни на какую другую» (Там же). О, – воскликну я с самым искренним соболезнованием: о, неистребимый ничем оптимизм подлинно советского человека!

Но, спрашивается, ради чего же тогда были пережиты и им, и его согражданами все эти муки, весь этот голод, тяготы, эти горы убитых – ради какого такого сверхзамечательного «завтра»?

Пусть там, в проклятом-то, предположим, имперском «романовском» прошлом – «рабство», но ведь и здесь – «аресты» да «Лубянка»; пусть там – столь же проклятая ложь поповщины и царизма, но ведь и здесь – «вранье»; и при этом «там» за целое девятнадцатое столетие – несколько сот казненных (за государственные, между прочим, вопиющие преступления!), а здесь убитых только в застенках ЧК да в ленинско-сталинских лагерях – как минимум, сотни тысяч, если не миллионы. И сколько при том убиенных совершенно безвинно (не говоря уж о прочих десятках миллионов, тем или иным путем загубленных большевизмом ради коммунистического «светлого завтра» тов. А. Зиновьева).

Но уж самое замечательное – следующая фраза, которой мумифицировавшийся в своем мазохистском большевизме совфилософ подводит итог упомянутым им ранее «кошмарным условиям» и «арестам», – ею и можно завершить описание этого весьма яркого клинического случая коммунистического оптимизма: «Многие миллионы наших соотечественников в то время себя почувствовали свободными, осознали настоящими гражданами, людьми с большой буквы…» (Там же).

О, сколь удивительна бывает духовная слепота! И не есть ли выражение чувств подобного рода – чистейший пример психологии истинного раба большевизма, даже и не подозревающего о своем бедственном духовном состоянии?

Как говорится в Евангелии: «своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся» (Мк 4, 12).

…О механизме выработки такой духовной слепоты у «советского человека» и злобесном коверкании его души в свое время весьма точно высказался известный культуролог Г.П. Федотов: «Сам большевизм не хочет быть только политикой. Он ведет войну не за тело, а за душу. Не социализм он хочет построить, а нового человека, новую жизнь, новую этику, новый быт, новую личность. Этого человека в России большевизм строит по своему образу и подобию. Партия Ленина, партия старых подпольщиков стала давно живым образом святости, на котором воспитываются, в формы которого отливаются миллионы новых существ. Эти юноши определяют собою сегодняшний и завтрашний день России. Вот почему основной наш вопрос о большевизме: не что (он делает), а кто (он есть). <…> большевицкая идеократия есть сатанократия по самому содержанию ее идеи» (Федотов Г.П. Правда побежденных // Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории культуры. Т. 1. СПб., 1991. С. 29).

И именно такое «новое существо» как раз и «отлила» коммунистическая сатанократия – вот он, бедный, бедный Зиновьев…

Но он-то хоть – как кряжистый, никакими живыми веяниями не колеблемый дуб – стоит твердо под ветрами эпохи, будучи упорен в своей духовной слепоте – честно и вполне открыто. С ним всё ясно…

А ведь, к сожалению, даже и многие из тех, кто чувствуют и понимают всю проклятую ложь, всё духовное изуверство нашего коммуно-советского прошлого, даже порой и «абличая» (кажется, словечко Достоевского?) таковое, являют собой, тем не менее, гораздо более сложную картину раздвоения, чем это могли мы видеть на примере товарища Зиновьева.

При всем их «абличительстве», они на поверку всё равно остаются, по сути, все теми же большевиками – только, так сказать, не откровенно более или менее «красными», а порой даже уже и кажущимися «белыми».

Подобные современные общественно-политические деятели (в первую очередь многие именно из правительственных кругов) пытаются, прикрываясь демократической фразеологией, как правило, выдавать себя за «либералов». Однако они точно так же, как и коммунисты, ненавидят требующую духовной ответственности, подлинную Русь и, якобы защищая «общечеловеческие ценности» (на самом же деле исходя из обычных индивидуалистически-шкурных личных своих интересов, в принципе отрицающих любые общегражданские обязанности), стараются ныне не допустить возрождения христианской России на обломках СССР.

И это вовсе неудивительно: ведь как раз прежним советским властителям многие из нынешних «либералов» и «демократов» – «страха ради» или же неправедной мзды – и служили прежде. Да и как может быть иначе: ведь вся их внутренняя психология по большей части зиждется на матрицах той марксистско-ленинской вульгарной «диалектики», тех «диаматов» и «истматов», коими им забивали головы в советских (зачастую – весьма привилегированных вузах), а затем в партшколах для партийного же молодежного комсостава.

Пусть они и не слишком забивали себе головы «фактурой», но общая методология парт-бытия и принципы партийной практики, вся примитивность их моделей – оседали в них прочно.

Параллельно же с этим – и столь же естественно – уступали они и соблазнам западного либерализма, не менее ядовитого (по степени таящегося и в нем потенциального обесчеловечивания), чем марксизм, ибо в глубине своей и тот, и другой суть родные – по их богоборческому, «прометеевскому духу» – братья.

И потому результатом их «прогрессизма» является постоянное навязывание России совершенно чуждых ей экономических моделей (ибо ее они не знают и не любят, да, к тому же, об иных моделях и вовсе не ведают); и здесь же – жесточайшее, совершенно равнодушное обращение с ее населением, как равно и наплевательское отношение к подлинной, небольшевицкой Русской земле.

А отсюда, в свою очередь, – жажда (вполне по Достоевскому) «заголиться и слиться» с Западом и, – как естественное следствие их марксистски-либертарианского кавалерийского наскока (одновременно и пост-коммунистического, и недо-капиталистического), – полный развал и разграбление страны.

Разграбление – поскольку в любых обстоятельствах себя-то они не забывают никогда и нигде…

И здесь хочется обратить особое внимание на замечательный в своем (чисто духовном!) роде феномен: именно западническая подоснова сознания, слепая и абсолютно ложная, внутренне очень недалекая, вера в «свет с Запада», в ценности безбожного «Просвещения» (опять же внутренне ограниченные атеизмом и потому тупиковые) – характерны не только для современных губителей России, но порой и для их, казалось бы, непримиримых критиков…

Ибо духовная мертвенность их на поверку оказывается абсолютно одинакова.

Перефразируя Гоголя – все они вышли из-под одной долгополой шинели: что – тов. Дзержинского, что – тов. Сталина… Как говорится – «хрен редьки не слаще».

Ведь чисто западническая по своим сущностным интенциям идеология атеистического псевдогуманизма равным образом типична не только для «гайдаровщины-чубайсовщины», но и для ее, казалось бы, «обличителей» (коммунистов, по существу зачастую русофобствующих «советизанов» – всех этих псевдопатриотов, «не помнящих родства» с настоящей Россией-Русью, и тому подобной же публики), чей мировоззренческий – прежде всего, пан-антропоидный, антропософный, абсолютно безбожный замес и багаж сознания так же примитивен, плоск и убог, как и у чистых либертариев-западников.

Замечательный пример тому – на котором стоит остановиться чуть подробней именно в силу его яркости и, так сказать, идейной «выпуклости» – представляют психология и мировоззренческие установки всё того же А. Зиновьева, который, несмотря на весь его – кажущийся «гуманистическим» – «советизм» и на всё его «эсэсэрство», так и остался до мозга костей «западником» и врагом собственно российской государственности, абсолютно не знающим и не любящим (причем предельно невежественно и предельно эгоистично) подлинной многовековой России. Узнать же он о ней не мог, да, верно, и не желал в дни молодости, а позже – уже своим «осовеченным» сознанием – и не был способен к этому вовсе.

Показательно, что он и сам отнюдь не скрывал такой, по большевицки чисто прозападнической, подосновы своего душевного устроения: вся его идеология типичного интеллигентствующего «совка» представляет собой полный апофеоз советской «образованщины» и столь же полной вненациональной беспочвенности!

О своем принципиально отрицательном отношении и к России, и к ее трагическому положению сегодня (над которым он способен был только насмехаться) сам А. Зиновьев весьма цинично говорил так (и, увы, всеядная «Литературка», похоже, не без удовольствия все эти гнусности в свое время печатала!): «…почти все значительные события, как-то еще связанные с обломками русской истории, выглядят больше как достойные презрения и насмешки, чем сожаления и сочувствия… Я вообще сейчас не могу назвать никакую другую эпоху в истории человечества, которую по степени краха и низости падения мог бы сопоставить с крахом советской социальной системы…» (Зиновьев А. Что мы теряем. // «Литературная газета». 22-28 марта 2006 г. N 11-12 (6063)).

Но что ему несчастья России, если, как сам отмечал он: «я фактически сформировался и прожил почти всю жизнь человеком, до мозга принадлежащим к западноевропейской цивилизации… всё прочее стало делом производным и второстепенным» (Там же).

Ничего, по сути, и не ведая о подлинной свободе в российском дореволюционном обществе, с молодых лет восприняв – как истину – большевицкие байки о «проклятом царизме» и о наступлении в СССР «царства свободы и справедливости», А. Зиновьев и в СССР-то принимал только то, что казалось ему положительным и полезным, но опять же (вполне по-либертариански) – только для самого себя!

С этой же, сугубо «самостной» и чисто эгоистической точки зрения он воспринимал впоследствии и свою временную жизнь на Западе.

Сам об этом он так прямо и писал: «Я в нем (Советском. Союзе) принимал лишь то, что принесла русская революция в отношении человеческих свобод, образования, свободы от религии, свободы духовного творчества [откуда, интересно, он взял последнюю? – д. Г. М.]. С этой точки зрения я воспринимал и свою жизнь на Западе, оценивая ее исключительно высоко именно в плане западноевропейских свобод» (Там же).

И, наконец, вот чрезвычайно показательное и откровенное признание типичнейшего представителя подобных «патриотов СССР» – об их духовных истоках: «Многие представители моего поколения вырастали в Советском Союзе, но в неизмеримо большей степени как люди западноевропейские, а не национально русские, – я в этом отношении ушел дальше многих других…

Для моего поколения свет разума приходил именно из Западной Европы и лишь постольку и в той мере, в какой он шел благодаря влиянию западноевропейской цивилизации на Россию» (Там же).

И потому не явной ли внутренней лжи преисполнена его – сознательного «западника» – известная фраза относительно распада СССР: «Целили в коммунизм, а попали в Россию»?

Ибо, во-первых, к подлинной России он сам не имел никакого отношения, тем более – не имел о ней ни истинных знаний, ни, тем более, и любви к ней, и оттого нелицемерно скорбеть о «попадании» в нее он никак уж не мог.

Во-вторых, «попали»-то как раз в «хранителя коммунизма» – т. е. в СОВЕТСКИЙ СССР (который, собственно, и подразумевал Зиновьев, говоря о «России»), а отнюдь не в РУССКУЮ нашу Россию. Ибо подлинную Россию еще нужно вновь заслужить и с помощью Божией выстроить вновь!

Ибо СССР – это отнюдь не Россия, замордованная и стенавшая столько десятилетий в цепях под сводами большевицких казематов. Безбожный СССР – лишь осквернявшая и исподволь заразная, безбожная оболочка России, как раз и несшая всегда на себе втайне ту отраву и те болезни, от которых не можем оправиться мы и поныне.

Зиновьев был «западником», и потому понятно, что коммунистические идеи ему были, конечно же, ближе, чем собственно русские, национальные. И это неудивительно, поскольку ведь и марксизм, и – шире – коммунизм есть наследие сугубо западное. И недаром еще Ив. Ильин относительно, так сказать, давней «теоретической» расположенности западноевропейцев к коммунистическим идеям говорил, что «марксизм есть для них «свое», европейское, приемлемое, и советский коммунист для них ближе и понятнее, чем Серафим Саровский, Суворов, Петр Великий, Пушкин, Чайковский и Менделеев» (Ильин Ив. Против России // Он же. Наши задачи. Т. 1. М., 1992. С. 59).

…Глубинно антирусская, безусловно в пределе своем космополитичная и вполне, как это ни парадоксально, «советская» психология одинаково характерна как для Зиновьева, так точно же и для Гайдаров-Чубайсов с Абрамовичами, и для, казалось бы, их противников – «большевиков», «верных ленинцев» Зюгановых и Купцовых, как и немалого еще, к сожалению, числа им подобных.

Замечательное духовное родство проявляют, как это ни покажется кому-то парадоксальным, и ренегаты-коммунисты, и «демократы». Но известно, что зачастую диаметрально противоположные мировоззренческие позиции, доведенные до крайности, как раз-то и сходятся (особенно, если эти позиции в равной степени безбожны). Так, например, и коммунисты-ленинцы, и вроде бы их враги – наиболее «продвинутые» псевдоинтеллигенты, «свободолюбивые» демократы, эти либерасты-»гуманисты» – оказываются удивительно солидарными в своей общей для них ненависти к Церкви.

О патологической ненависти к ней со стороны «верных ленинцев» прежней эпохи всем нам прекрасно известно. Но ничуть не меньше ненависть коммунистов к ней и сегодня – особенно как раз со стороны тех, кто пытается перекраситься в христиан. Но посмотрим – что же у них за христианство, и каковы ныне игры лукавого?

Вот свежий номер коммунистической газеты «Дербентская стена» (от 6 марта 2011 г.), где черным по белому напечатано: «…православие-то у нас с нынешней церковью, выходит, разное. Есть исконно русское общинное православие, известное ЗАДОЛГО до Христа, глубоко коренящееся в сознании нашего народа. Русский народ по своему духу – общинник. И «атеист» Ленин, и «атеист» Сталин были глубоко православными. И Христос учил жить общиной, чтобы «все было общее». Что касается коммунистического «атеизма», то весь секрет его заключается в том, что для церкви Бог – это ветхозаветный иудейский Яхве (Иегова), которого Христос называл диаволом (Ин.8:44). Его-то, бывшего племенного бога Израиля, который, по словам Маркса, «стал мировым богом и духом христианских народов», совершенно справедливо отвергли коммунисты. Но в Новом завете «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, а Бог в нем» (при условии, что любовь, как и вера, без дел мертва). Так что социалистический гуманизм, т.е. любовь человека к человеку, и есть «Бог в нас»… Сегодня все, что было создано коммунистами-большевиками за 70 лет, разрушено либералами с благословения иерархов Русской православной церкви. А россиянам в качестве утешения уготован все тот же опиум для народа». (Может хоть от подобных текстов вздрогнут наконец наши современные «христианские социалисты»? Ибо, продолжая свои заигрывания с социалистическими обманками, как бы им не оказаться в окончательном итоге подписчиками «Дербентской стены»).

Отнюдь не благожелательней к Церкви и либерасты.

Смотрите: если большевики с сатанинским наслаждением взрывали храмы, в том числе и Храм Христа Спасителя в Москве, то ведь и демократ-журналист Олег Кашин (журнал «Эксперт», газеты «Коммерсантъ» и «Известия») в одной из своих статей отпускает такую мечтательную «шуточку»: «…(может быть уже при следующем мэре) позолоченная бетонная копилка нынешнего ХХС [так в либертарианских кругах любят называть Храм Христа Спасителя. – д. Г. М.] будет снесена в рамках очередной большой реконструкции Москвы»; при этом он попутно отдается и сладким мечтам о том, что со временем и для «ненавистного всем толстопузого попа», и для «чиновника со свечкой в храме в пасхальную ночь», и вообще для всех православных, как для «редких и исчезающих животных» организуют «заповедники» (Кашин О. Спасти православие от православных // Взгляд. Деловая газета. http://www.vz.ru/columns/2006/5/3/32242.html 03.05.2006).

Явно не с большей любовью относится к Церкви и другой журналист, в свое время верно служивший КПСС на ниве политпропаганды, а ныне демократический труженик Первого телевизионного канала, печально небезызвестный своей жаждой легализации в России всех наркотиков В. Познер. В одном из своих интервью он так прямо и заявил: «Российские беды вовсе не в дураках и дорогах, а в вещах более серьезных»; «В России проблемы – исторические, – это пагубная роль Русской Православной Церкви» (Познер В. Интервью еженедельнику «Калужский перекресток», 2003 г. Размещено на Интернет-сайте «Русское небо» 24 июня 2003 г.).

Это еще цветочки, а вот и ягодки – так сказать «оргвыводы», с которыми выступает журналист-пиарщик Максим Кононенко, работающий в программе Глеба Павловского на НТВ под псевдонимом Mr. Parker. В статье «Зомби патриарха» он определяет – как страшно заразную болезнь! – такое, например, естественное проявление христианского самосознания русского человека, как утверждение того, имеющего уже тысячелетнюю историю, факта, что «Россия – это православие» и «Православие – это Россия» (именно так совершенно верно, но с тем большей ненавистью определяет нашу позицию сам М. Кононенко). При этом он требует, чтобы Патриарх в связи с этим одернул бы наконец «свою тупеющую паству», заключая сказанное «программным заявлением»: «Пока патриарх Русской православной церкви не выскажет своего четкого мнения по поводу происходящего в стране зловонного гниения [именно так Кононенко определяет принципиальную позицию православных граждан России. – д. Г. М.], я буду закрывать эту Церковь. Буду закрывать ее до тех пор, пока она не закроется…» (См. в интернет-издании «Русский журнал». 19 мая 2006 г.). Хотя как это ему удастся – непонятно, ибо он (как это и сам признает) чувствует, что «остался один среди ста сорока пяти миллионов зомби», поголовно болеющих к тому же, по его выражению, «ортодоксальным гриппом» (Там же).

Вообще же сей представитель смердяковствующей части «эрэфовских» СМИ, выпестованный примитивнейшим и, по сути, вполне «животного» уровня, либертарианством, ярый защитник гомосексуализма и педофилии, так выразил -предельно адекватно! – свои «духовные» идеалы и всю свою ненависть к Церкви (как и вообще к религиозному началу человеческой жизни): «По моему глубокому убеждению, христианство – это тоталитарная секта, ничем не отличимая от любой другой тоталитарной секты (как то ислам или иудаизм)… Лучше быть пидарасом, чем православным» («Живой Журнал Максима Кононенко», 1 мая 2006 года (http://mrparker.livejoumal.com/)/); «…Современная Россия на полном ходу катится в новый архипелаг. Кровавый путинский режим тут ни при чем – он кажется невинным дитя рядом с организацией, загоняющей нас в монастыри. Архипелаг РПЦ – вот имя той страницы русской истории, которая вполне может стать черной… я лучше перейду [интересно – откуда?. – д. Г. М.] в секту Грабового. Она, по крайней мере… не нападает на гомосексуалистов. И в этом смысле – гораздо нравственнее и моральнее, чем РПЦ» (Там же. 3 мая 2006 года). Здесь уже не удивляешься и такому замечательно циничному образчику его высказываний в процессе «борьбы за права человека»: «Право человека хотеть смотреть детскую порнографию кажется мне вполне нормальным правом… То есть, я не вижу ничего ужасного в педофилии…» (Там же. 31 мая 2006 года).

А другой «творческий» идеолог «эрэфовского» либертарианства – Илья Кормильцев, некогда писавший тексты для рок-группы «Наутилус Помпилиус», на своем интернет-сайте идет гораздо дальше предыдущих «свободолюбцев» и борцов с «православным гриппом», уже вообще отказывая русскому народу в самом праве на жизнь. Он так – попросту, без всяких там гуманистических затей – и пишет: «Господи, какие же вы все, русские, крутая сволочь… Пороть вас до крови, сжечь вас в печах – и то мало будет, – вы миру не даете просто жить… Вы все – одна большая русская сволочь! Чтобы вам сдохнуть…» (Цит. по: Смолин М. Революционная Ненависть богоборческой русофобии // Имперское возрождение. Политическая аналитика. М., 2007. С. 222). Из этого далее следуют и закономерные, по его мнению, предложения (вспомним здесь классический образ российского либертария в романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы», лакея Смердякова – с его классическим: «Я всю Россию ненавижу!»): «уже лет 20 надесь, что наконец кто-нибудь придет и запретит [русских]. Как класс… Этот кусок говна надо пустить под нож бульдозера, а нам нужна Другая Россия и другие русские… ну, короче говоря, надо и освобождать физически данную территорию, чтобы она стала пригодна для жизни людей… я действительно за то, чтобы ее [Россию] уничтожить» (Там же).

Вот так.

За всем этим, конечно же, стоят не высокие идеалы духовной человеческой свободы, а самая элементарная безнравственность и убогое «мурло мещанина». Обыкновенное постсоветское хамье… Что им – Россия? Но зачем и они – России? Что делают они в ней?

Сначала большевички со своим «до основанья мы разрушим», а тут на подмогу уже и демократствующие любители «интеллектуальной свободы», предлагающие все Отечество наше сначала перепороть «до крови» (и Смердяков ведь точно так же заявлял, что «Русский народ надо пороть-с…»), а потом и вовсе ликвидировать – за демократической ненадобностью…

Но было бы еще полбеды, если бы подобная смердяковщина оставалась уделом только лишь чуждых Церкви и православной России безродных постсоветских «образованцев».

Гораздо страшнее то, что такого рода «демократы» гнездятся порой ведь и в самой Церкви и даже продолжают до сих пор, как ни в чем ни бывало, вполне процветать в ней.

Прекрасным образчиком этого может служить, например, московский священник Владимир Лапшин, ничтоже сумняшеся заявлявший в свое время: «У той Церкви, которая сама себя уже называет православной, возникает сомнение в ее подлинном православии… Когда Церковь начинает называть себя православной… – тут такой гордыней прет, гордыня из ушей лезет! И за эту Церковь становится страшно!» (Цит. по: Каверин Н. Смердяков от Православия // Благодатный огонь. Приложение к журналу «Москва». N 15. 2006. С. 37).

Клеймя подобным образом «эту Церковь», отец Владимир, по-видимому, точно также всегда готов клеймить за «православность» и «эту страну», которая ему совершенно чужда и которой ему совершенно не жаль – что он недвусмысленно и подтверждает следующим, также вполне смердяковским, заявлением (сделанным на радиостанции «София»): «У нас сегодня охают и ахают по поводу того, что развалится Россия. Да Бог с ней, пусть развалится – ничего страшного не произойдет!» (Там же). И всему этому он ведь учит не только радиослушателей, но и свою паству с церковного амвона…

Либертарианское, индивидуалистически развращенное лукавое «западничество» (как богоборческая в сердцевине своей идеология) и предельный, антихристианский в своих страшных истоках эгоизм – вот та непосредственная основа и та питательная среда, где вырастают больные грехом «самости», духовно абсолютно слепые не только атеисты-циники, но теперь порой уже и отдельные церковные «иуды» в лице некоторых представителей священства, – все, подобные тем, что только что цитировались здесь выше.

И именно такое устроение человеческих душ – страшное наследие бездуховного коммуно-советизма – и есть на сегодня, пожалуй, самое вредное и самое опасное на путях возрождения православной Руси-России!