С Хрущевым на плече

А это одна из самых знаменитых историй, случившаяся с Эдуардом Гусевым, уже после возвращения с Олимпийских игр. Поскольку игры, хоть и летние, проходили уже в начале зимы. А потом еще достаточно долгое время заняла дорога домой – на теплоходе и на поезде через всю страну, в Москву олимпийская делегация прибыла уже в самый канун нового года.
Дней через десять после приезда нас ждал торжественный прием в Кремле. Выступали артисты, тогда как раз только «Карнавальная ночь» вышла, и все те, кто снимался в этом фильме, были на сцене. Спустились в буфет, там множество всевозможных закусок, напитков. Шампанское стоит в ведерках со льдом, сколько хочешь. Шампанского мы набрались, конечно. Аттракционы были. Я велосипед трехколесный выиграл. Как-то приспособился и быстрее всех сделал на нем круг. Мне его и подарили. А на фиг он мне нужен? Я этот велосипед где-то за дверью пристроил.
В Грановитой палате были танцы, играл эстрадный оркестр радио и телевидения под управлением Силантьева. А я заводной был, танцы любил и пригласил на краковяк девушку. Тут как раз объявили конкурс танцев, и мы выиграли. Опять вручают подарки — набор хохломской росписи. Но куда его девать? Я своей партнерше по танцу и второй набор подарил. Она, кстати, оказалась из труппы Большого театра. Вот почему у нас так удачно получилось.
А своих мужиков, с которыми пришел, я потерял и пошел их искать. Из Грановитой палаты — длинный переход, кабинеты, выходишь в Георгиевский зал, потом лестница вниз на улицу, в буфет, а дальше кабинеты и комнаты для отдыха. В них можно было посидеть, спокойно поговорить. Я иду туда, к этим комнатам, и смотрю, мне навстречу идет, улыбается Хрущев, за ним Булганин, еще какие-то мужики. В тот день они встречали китайскую делегацию, последнюю, как оказалось, перед разрывом отношений. Я остолбенел. И вдруг остальные тоже увидели: «Никита Сергеевич!», и как со всех сторон к нему толпа хлынула! Чувствую на меня давят и давят сзади, в конце концов прижали совсем, нос к носу. И отовсюду руки Хрущеву тянут, пожимают его руку.
У Булганина, смотрю, глазки уже закатываются. И действительно, терпеть невозможно. Я здоровый, и то тяжеловато. Мужики, которые сзади Хрущева были, видно, охрана, локтями толкают: разойдись! А куда разойдешься-то? И не знаешь, как себя вести. Тогда один из этих мужиков говорит: «Давай, поднимаем его на руки. Бери, бери его за ногу». А как бери, когда тут не нагнешься никак... Ну кое-как я его за ногу взял, приподняли, и посадил Хрущева на правое плечо. А тот мужик, что командовал, на левое. Никита Сергеевич одной рукой всех приветствует, а другой за мою голову держится. А у меня волос-то немного было, я коротко стригся, так что тяжело ему. Так же подняли Булганина, Микояна. Китайцев не знаю, поднимали ли, не видел, мы ведь первые шли. Нас кольцом обступили, еле пробиваемся. Жарко. С меня течет пот, с Хрущева пот, а идти далеко, через весь зал. Наверное, полчаса прошло, не меньше. Потом уже какие-то курсанты пришли на помощь, оттеснили народ. И мы все наше правительство ссадили одного за другим на сцену.
Хрущев, когда почувствовал свободу, начал выступать. А после встречи с китайцами был навеселе, это чувствовалось. Поздравил нас с удачным выступлением на Олимпийских играх. А потом сказал:
— Ну, я прочувствовал силу советского спорта на собственной шкуре.