Фермопилы-2. Кельты против эллинов. Часть 2

3. Кельтский вепрь на земле Эллады.

     В течение последующих шести дней кельты решались только на небольшие вылазки против победоносного эллинского войска; никаких успехов эти попытки им не принесли – Фермопильский проход оставался недоступен для варварской армии. На седьмой день большой отряд кельтов предпринял попытку подняться на гору Эту, наступая со стороны остававшегося у них в тылу города Гераклея.
Когда-то у подножия этой горы располагался большой цветущий город Трахин, связанный с именем великого героя Геракла – именно здесь Геракл взошел на жертвенный костер, дабы избавиться от мучений, вызванных надетым на его тело плащом, отравленным ядовитой кровью кентавра Несса. Во времена кельтского нашествия Трахин давно лежал в руинах; мимо древних развалин на вершину Эты вела узкая тропа, а в конце ее стоял древний храм Афины Трахинской, в котором находилась богатая сокровищница. Кельты собирались по этой тропе подняться на гору, разграбить святилище, а потом спуститься на противоположную сторону горы и зайти в тыл доблестным защитникам Фермопильского прохода. Указал ли кто из местных жителей варварам этот путь, или же его обнаружили кельтские разведчики, осталось неизвестным. Со стороны эллинов эту тропу охранял отряд сирийских греков, прибывших сражаться за свободу Эллады с берегов реки Оронт, что протекает в Сирии. Командовал ими Телесарх; и здесь, на склонах Эты, прямо на горной тропе разгорелась жестокая битва. Сирийские греки одержали победу, было убито множество кельтов, а остальные обращены в бегство; однако эта победа была омрачена тем, что Телесарх пал в этом сражении. О нем Павсаний скорбно замечает, что «это был человек, который энергичнее других действовал в интересах эллинов."
  Военачальники кельтов остались крайне раздосадованы очередным поражением: беспримерная стойкость эллинских защитников Фермопил сводила на нет все их усилия, в их среде воцарились растерянность и уныние – весь поход оказался под угрозой полного провала. Тогда главному полководцу варваров Бренну пришла в голову поистине дьявольская по своему цинизму затея. Павсаний пишет: « Но Бренну пришла в голову мысль, что если он заставит этолийцев вернуться назад к себе на родину в Этолию, то ему легче будет вести войну с остальным эллинским войском."
 
   Что верно, то верно.Этолийское войско составляло значительную часть эллинской армии, насчитывая 7000 гоплитов. Их уход с позиций значительно ослабил бы всю греческую армию в целом. Но каким же образом вынудить этолийцев оставить своих братьев-эллинов и уйти из Фермопил? Область Этолия находилась на западе Северной Греции, и чтобы добраться до нее, не нужно было проходить через Фермопилы. И Бренн поступает следующим образом: « …Отобрав из войска 40 тысяч пехоты и 800 всадников, он ставит во главе их Орестория и Комбутиса, - сообщает нам Павсаний. – Перейдя вновь через Сперхей по мостам и вновь направив свой путь через Фессалию, они вторгаются в Этолию."
   И какова же цель этого маневра, для выполнения которого кельтскому войску пришлось проделать этот весьма длительный марш-бросок? Когда кельты достигли Этолии, на пути их оказался город Каллиея, утопающий в зелени садов и лежащий в живописной долине среди гор, на склонах которых белели колонны храмов и уютно расположились жилые домики. Название Каллиея означает - Прекраснейшая… Кельтское войско взяло город, что называется, сходу! Что произошло дальше? Рассказать об этом лучше предоставить самому Павсанию:

« Та расправа, которой Комбутис и Оресторий подвергли каллиейцев, была самой жестокой и бесчеловечной, о какой мы где-либо слыхали в истории, не похожей ни на одно, даже самое зверское человеческое преступление. Они вырезали всех мужчин, избивая одинаково и стариков, и младенцев у груди их матерей; у тех из них, которые, питаясь материнским молоком, были жирнее и нежнее, галаты, убив их, пили кровь и поедали их мясо. Женщины и те из девушек, которые были взрослыми, которые были предусмотрительными, как только город был взят, успели сами себя убить; тех же, которые еще уцелели, кельты подвергли всякого рода глумлениям со страшными насилиями, как люди, по природе равно чуждые и жалости, и любви. Те женщины, которым удавалось овладеть мечом галатов, сами на себя накладывали руки; другим же в скором времени суждено было погибнуть от голода и отсутствия сна, так как варвары тут же открыто, передавая друг другу, насиловали их и употребляли только что испустивших дух и даже ставших уже холодными трупами.»
   Цветущий и прекрасный этолийский город Каллиея попросту перестал существовать. Варвары подвергли безудержному грабежу храмы богов и частные дома, а затем подожгли разоренный и оскверненный город сразу с нескольких сторон.Затем они двинулись по дороге, ведущей в сторону Коринфского залива.
  Далее произошло то, на что и рассчитывал верховный военачальник кельтской армии. Едва только весть о чудовищной трагедии достигла Фермопил( об этом позаботились жители Каллиеи, успев послать вестников к своим соотечественникам, обороняющим дорогу в среднюю Грецию), как этолийское войско оставило эллинский лагерь в Фермопилах и в полном составе отправилось на родину, подвергшуюся нападению кельтов. Несомненно, этолийские полководцы понимали, что ставят под удар общее дело, но – повернется ли язык осудить их поступок, после того, что произошло в Каллиее, и перед лицом той опасности, которой подвергались другие этолийские города, до которых пока не дотянулось кровавое рыло кельтского вепря? Между тем, страшная участь Каллиеи всколыхнула всю Этолию, и не только ее… Если кто-то из эллинского населения еще надеялся, что военная гроза с севера пройдет стороной, что имеет место всего лишь очередной набег кельтов, которых на памяти любого поколения произошло немало, и которые случались с достаточной регулярностью по крайней мере за последние полвека, то трагедия Каллиеи открыла глаза решительно всем. Эллины осознали, с каким чудовищным, поистине страшным врагом имеют они дело – с врагом, не знающим ни
 пощады, ни жалости, с настоящими нелюдями, явившимися не порабощать, а убивать, не завоевывать, а истреблять, с врагом, для которого не существует ни законов воинской чести, ни каких-либо правил ведения войны… Эллины воочию убедились, какую участь несут им полчища этих полудиких варваров с безумным взглядом и свирепыми лицами, шагающих по их родной земле под боевыми штандартами с изображениями быков, орлов и вепрей. С таким врагом невозможно договориться. С ним нельзя вступить в соглашение, и откупиться от него тоже нельзя.Его можно только уничтожить, как уничтожают взбесившегося и кровожадного
зверя… Павсаний сообщает: «Из всех городов, изо всей Этолии, также выступило в поход все взрослое население, и даже люди преклонного возраста присоединились к ним под давлением нужды или храбрости. С ними вместе шли в поход и женщины, добровольно взявшись за оружие, еще больше, чем их мужья, охваченные гневом на галатов». 
   Очевидно, этот всеобщий порыв, охвативший все население Этолии, реализовался весьма быстро, ибо кельты едва успели покинуть разоренную Каллиею – вероятно, они грабили и разоряли город в течение нескольких дней. Нагрузившись добычей доверху, варвары оставили город и двинулись по дороге, скорее всего, не ожидая сколько-нибудь серьезного сопротивления. Тяжелая и неповоротливая колонна кельтов растянулась на большое расстояние по дороге – возможно, на несколько километров; и довольно скоро она натолкнулась на войско, идущее на помощь этолийцам из города Патры – крупнейшего города Средней Греции. Это войско, скорее всего, было собрано наспех: чтобы попасть из Патр в Этолию, надо было переплыть Коринфский залив, и пройти немало километров быстрым маршем. Тем не менее, патрейцы оказались единственными из эллинов, кто пришел на помощь этолийцам. Прямо с марша патрейские гоплиты столкнулись с кельтами в яростном и ожесточенном встречном бою… То, что из Патр прибыло именно войско гоплитов, следует из замечания Павсания:
  «Они ударили на врагов с фронта, так как они были обучены сражаться в пешем строю в тяжелом вооружении, но понесли тяжелое поражение ввиду численного превосходства галатов и их бешеной стремительности при нападении.»
  Так можно сказать исключительно о гоплитах!  Очевидно, патрейское войко насчитывало не более 10 тысяч человек – большую армию патрейцы собрать просто не успели. И в сражение они вступили без отдыха, без подготовки, прямо на марше спешно перестроившись из походной колонны в боевую фалангу. Военачальнику патрейцев( имя его неизвестно) не было времени ни выбрать место для боя, ни организовать разведку – все произошло слишком стремительно. Поэтому поражение патрейцев в этом столкновении с кельтской армией выглядит вполне закономерным, несмотря на несомненный героизм эллинов. Очевидно, кельтам удалось лобовым ударом проломить строй патрейских гоплитов и навязать им  сражение в виде множества отдельных поединков и групповых схваток, в котором решающее преимущество имело численное превосходство. Тем не менее, эллинам удалось нанести значительный урон живой силе врага, а, кроме того, немало задержать их дальнейшее продвижение, и это обстоятельство сыграло поистине решающую роль. Пока шло кровопролитное сражение кельтов с патрейцами, колонну варваров настигло преследующее их этолийское ополчение. Послушаем, что дальше рассказывает нам Павсаний: « Этолийцы же и этолийские женщины, расположившись вдоль всей дороги, поражали варваров дротиками и стрелами, а так как галаты не имели никакого другого вооружения, кроме своих «фиреев»(щитов), то этолийцы редко когда не попадали в них; когда же их начинали преследовать, то они легко убегали, а затем по окончании преследования вновь с новой энергией нападали на них.»
  Здесь греческий историк дает точное описание тактики ведения боя этолийскими ополченцами. Хотя Павсаний не называет имен предводителей ополченцев, таковые несомненно были, и они представляли собой опытных воинов и талантливых военачальников. Замечание о том, что галаты не имели иного вооружения,кроме щитов, говорит о том, что в Этолию Бренн направил самых неимущих своих бойцов, особенно охочих до добычи и необремененных какими-либо понятиями о воинской чести – направил намеренно, ибо именно их действия могли обеспечить необходимые Бренну последствия. Успех атаки этолийских лучников (и лучниц!) легко обосновывается умелыми действиями их командиров: они сумели так
расставить своих людей, что добились эффекта достаточной плотности поражения врага, чтобы нанести ему максимальный урон. И особого внимания заслуживает упоминание об этолийских женщинах, которых Павсаний выделяет среди прочих этолийцев. Кто они? На первый взгляд можно предположить, что это вдовы и дочери павших воинов, взявшие в руки оружие, чтобы отомстить за погибших, а также те из девушек и женщин, кто пожелал лучше погибнуть с мечом в руках, нежели разделить жуткую участь женщин Каллиеи. Однако, судя по их действиям в составе этолийского ополчения, это не так. Разгневанные вдовы и дочери, принимавшие участие в битве, тоже наверняка были, но в лучшем случае единицы. Павсаний говорит нам явно о другом. Эффективное участие в войне требует не только желания сражаться, не только жажды мести за павшего мужа, отца или брата, но и – долговременной выучки, физической подготовки  и должного умения владеть оружием. Можно ли представить себе женщину, которая вчера еще сидела за ткацким станком, носила из колодца воду, а сегодня уже с успехом применяет тактику засадного боя, о которой весьма точно повествует Пасаний? Может ли такая женщина « легко убегать» от преследующего ее кельта, а потом «вновь с новой энергией напасть на него»? Конечно же, нет! На такое способны только женщины, обученные военному делу, физически сильные, легконогие и отважные… Очевидно, в этолийском ополчении имелись такие воительницы, своего рода эллинские амазонки. О том же говорит и оружие, которое они применяли, дротики и лук со стрелами. Действительно, женщине как-то не с руки сражаться в рядах тяжелой пехоты в одной фаланге с гоплитами-мужчинами. Но дротик и лук – это другое дело. Такое оружие молодой, сильной и отважной девушке-воительнице вполне впору! И отнюдь не потому, что лук якобы куда более легкое оружие, нежели меч и копье! Существует весьма странная точка зрения, будто бы лук – это не оружие воина… На мой взгляд, это глубокое заблуждение. Оно основывается разве лишь на том, что из лука можно застрелить человека из-за угла, тогда как воину подобает сходиться с противником лицом к лицу. Ну и что? То же можно сказать о пистолете, что не мешает нам восхищаться умением мастера меткой стрельбы. Боевой лук оружие ничуть не менее грозное, нежели меч или боевой топор. Владение боевым луком предусматривает не только умение, ловкость, быстроту, зоркий глаз, но и немалую физическую силу! Великие мифологические герои Эллады – Геракл, Эврит, Филоктет, Одиссей – были самыми знаменитыми лучниками! Кто не помнит историю с луком Одиссея, который не смог натянуть ни один из женихов Пенелопы? Недаром у Гомера главный из женихов Антиной произносит такую тираду:
   
   « - Сомневаюсь, однако, я, чтоб такой несказанно великий лук          

       Мы смогли натянуть: многосильного мужа такого, каков Одиссей был,
   
       Нет между нами!.."


    Cам же лук мог почитаться как некое священное оружие, свидетельство особой доблести своего владельца. О луке Одиссея Гомер благоговейно сообщает, что он был сделан из рогов гигантской дикой козы, и что некогда он принадлежал знаменитейшему лучнику царю Эвриту, а его старший сын Ифит подарил этот лук молодому Одиссею… Насколько грозным оружием был боевой лук, можно судить хотя бы по древним барельефам царской охоты на львов из Ниневии, столицы древнего Ассирийского царства: там мастерски изображены львы,
пронзенные стрелами, причем отчетливо видно, что некоторые стрелы пробивают могучее тело царя зверей насквозь! С какой же убойной силой должна быть выпущена стрела, и какова должна быть мощь рук лучника – трудно даже представить.
   А если боевым луком успешно владеет женщина… то это, несомненно, не обычная женщина, а могучая воительница, истинная амазонка!
  Смешно видеть, как в голливудских «исторических» боеиках субтильная и узкоплечая девушка лихо стреляет из лука, посылая стрелу за стрелой и сбивая с боевых коней закованных в броню рыцарей, как куропаток! Для сведения приведем некоторые исторические, а не киношные данные на этот счет. Многие древние правители гордились своим мастерством и небывалой силой в качестве стрелков из лука. Например, египетский фараон Аменхотеп II (XV век до н.э.) был прославленным лучником – его лук не могли натянуть сильнейшие из воинов его армии. Или, может, не решались этого сделать – стоит ли рисковать, навлекая на себя гнев повелителя? Но вот более конкретные сведения. Царь Урарту Аргишти (VII век до н. э.) посылал стрелу из своего боевого лука на 476 метров! В Ольвии (греческая колония в Северном Причерноморье) сохранилась запись V века до н.э., в которой отмечается, что лучник Анаксагор выстрелил из лука на 282 оргии( 521 метр)! В свое время в печати мне встретился рассказ о случае, произошедшем в Англии на археологических раскопках: найдя хорошо сохранившийся лук средневекового английского лучника, археологи решили произвести из него выстрел. Но лук этот они натянуть не смогли даже вдвоем, и выстрела не получилось. А ведь английский средневековый лучник натягивал эту тетиву одной рукой и пускал из этого лука стрелу на 400 метров, поражая боевых коней и насквозь пробивая рыцарские доспехи! Так могла ли обычная женщина, пусть даже и охваченная гневом на убийц своих родных, владеть подобным боевым оружием в той мере, чтобы отправиться в воинский поход? Ответ вполне очевиден. Несомненно, что Павсаний упоминал о неких специальных женских воинских отрядах, если выражаться современным языком. Эта воинская традиция, заставляющая вновь вспомнить об амазонках, восходит к крито-микенской эпохе и нашла отражение в мифологии, сохранившей имена многих прославленных воительниц того времени: Аталанта, прославленная лучница и непобедимая в беге, участница Калидонской охоты и похода аргонавтов; Кирена, которую называли новой Артемидой и убийцей львов, по имени которой была названа целая страна в Северной Африке – Киренаика; в Этолии же известны имена Горги, сестры героя Мелеагра, которая доблестно сражалась, защищая Калидон от нашествия куретов, когда ее брат отказался участвовать в битвах, а ее сын Фоант позже стал героем Троянской войны; а также имя Деяниры, супруги Геракла… той самой Деяниры, чья ревность стала невольной причиной гибели великого героя. Однако таковой Деяниру изображают трагики классической эпохи, видевшие в женщине источник всяких зол и весьма вольно трактующие мифологические сюжеты. Они изображали жену Геракла типичной хозяйкой дома, целиком зависящей от мужа и снедаемой тайной ревностью при виде его любовниц – действительных или предполагаемых; то есть, иначе говоря, изображали ее своей современницей.А на самом деле истинная мифологическая Деянира была весьма далека от этого образа: Деянира умела править боевой колесницей и владела воинским искусством( Р.Грейвс, «Мифы Древней Греции»).И вообще, ее отцом был бог Дионис – иными словами, она являлась одной из менад! Так что в Этолии традиция женщин-воительниц, по-видимому, имела давние корни, берущие начало из мифи
ческой древности. Это сражение, наверняка длившееся не один день, закончилось для кельтов весьма плачевно. Сначала патрейские гоплиты, а затем этолийские ополченцы и этолийские амазонки нанесли захватчикам сокрушительный удар и наголову разгромили их. Как повествует Павсаний, «за те ужасы, испытанные каллиейцами, при виде которых легко поверить тому, что поведал Гомер о лестригонах или о циклопах, галаты понесли заслуженное возмездие: из 40 тысяч 800 человек меньше половины этих варваров спаслось и вернулось к войску у Фермопил."
 Вести о страшной судьбе города Каллиеи достигли не только эллинского войска, стоявшего на страже прохода, но и жителей близлежащих городов Гераклеи и Энианы. Эти кошмарные вести заставили их задуматься о своей собственной судьбе и судьбе своих близких. Они послали к Бренну делегатов, которые предложили предводителю кельтов показать тропу, проходящую по земле энианов и ведущую в обход Фермопильского прохода. Это была та самая тропа, по которой 200 лет назад изменник Эфиальт провел войско персов в тыл Леониду и его спартанцам…
Энианы и гераклеоты хотели одного – чтобы огромная орда убийц и каннибалов скорее ушла с их земли, а куда они пойдут, очевидно, не слишком их заботило. Так или иначе, но Бренн воспользовался такой возможностью и, отобрав 40 тысяч воинов, сам возглавил их и двинулся по тропе за проводниками. Далее Павсаний сообщает:  
 « Случилось так, что в этот день вся гора была покрыта густым туманом, который затемнял солнце, так что фокейцы, несшие охрану тропы, заметили варваров только тогда, когда они были близко от них. Тут галаты начали бой, и фокейцы храбро отбивались, но в конце концов были сломлены и ушли с тропинки; отступая, они успели дать знать союзникам о том, что случилось, прежде чем будет окружено со всех сторон эллинское войско. Тогда афиняне успели на триерах вывезти из-под Фермопил эллинское ополчение. И они разошлись все по своим родным городам.» Что же, видимо, в сложившейся обстановке им ничего другого не оставалось: страшный и беспощадный враг проник в Среднюю Грецию, и надлежало теперь идти и спасать свои дома и своих близких. Как и двести лет назад, предательство решило исход героического Фермопильского сражения, только на сей раз не было геройской гибели последнего отряда отступавших: в распоряжении афинянина Каллиппа были триеры, они-то и были использованы им для спасения союзников.
Характерная деталь: если предателя Эфиальта все эллины единодушно предавали проклятию, и когда он был убит, спартанцы наградили убийцу, то в случае с гераклеотами и энианами такого не произошло. Может быть, потому, что вполне очевиден был мотив их действий? Ведь сами они не могли противостоять огромной армии кровожадных варваров. Павсаний воздержался от категорического осуждения и с горечью написал: « …они руководствовались стремлением, чтобы кельты ушли из их страны и не разорили ее окончательно, оставаясь здесь продолжительное время. Мне кажется, что Пиндар и здесь прав, сказав, что каждый болеет о своих собственных бедах и безучастен к чужим заботам."
  Путь в Среднюю Грецию был варварам открыт – впереди их ждала богатая добыча в эллинских храмах и святилищах; и самой вожделенной целью для них теперь являлись священные Дельфы.

     4. Дельфы: Огненный град над Парнасом.
      
       Павсаний сообщает, что Бренн во главе своего войска, обошедшего Фермопилы по тайной тропе, сразу же двинулся в глубь открытой для варваров Средней Греции и даже не стал ждать подхода другой части своей армии, стоявшей перед входом в Фермопилы; этим войском командовал Акехорий. Этот кельтский военачальник, выждав какое-то время и убедившись, что Бренн не спешит на соединение с ним, оставил часть своей армии под Гераклеей для охраны базового лагеря и награбленного добра, а сам во главе основных сил устремился вслед за командующим. Такие действия кельтских военачальников говорят о том, что после Фермопил они уже не ждали сколько-нибудь организованного сопротивления со стороны эллинов, торопясь быть первыми в самом сердце Эллады – священных Дельфах. Именно сюда направлялись со своими армиями и Бренн, и Акехорий.
   Известие о том, что варвары наступают по земле Фокиды сразу двумя много численными армиями, имея целью Дельфы и сокровища Дельфийского оракула, вызвало одновременно ужас и священный гнев по всей Элладе. Вопрос стоял, что называется, ребром: быть или не быть Элладе как государству, быть или не быть эллинской культуре! Во многих эллинских городах стали создаваться ополчения, немедленно выступившие на защиту священного города – духовного, религиозного и культурного центра всей Эллады. По свидетельству Павсания, из всех городов Фокиды – области, на территории которой расположены Дельфы, прибыли воинские отряды( к сожалению, здесь наш добросовестный автор не называет ни имен предводителей, ни количества воинов в их войсках; можно лишь догадываться, что города Фокиды смогли выставить примерно от 700 до 2000 гоплитов каждый). Четыре сотни гоплитов прибыли на защиту Дельф из города Амфиссы, этолийцы также прислали небольшой воинский отряд, а несколько позже этолиец Филомел двинулся в сторону Дельф с войском в 1200 человек. Если верить данным Павсания, эллинские военачальники основную свою тактическую задачу видели в том, чтобы не допустить соединения войск Бренна и Акехория – если бы это произошло, кельтов никак не удалось бы остановить. Поэтому этолийцы, шедшие с северо-запада, стали нападать на армию Акехория с тыла, всячески мешая его продвижению. Павсаний пишет:
  « Они не вступали в бой с галатами, но во время пути нападали на задние ряды, грабя то, что было под охраной находившихся в обозе, убивая и других. Поэтому движение варваров было очень медленным.»
  Пока Филомел с этолийскими отрядами всеми возможными способами мешал продвижению армии Акехория, остальные войска эллинов собирались вблизи Дельф, готовясь встретить армию Бренна. Стремившийся к разграблению дельфийских сокровищ Бренн сам способствовал тому, чтобы облегчить эллинам их задачу по недопущению слияния обеих кельтских армий. Предстояло в скором времени решающее сражение за самый главный город не только Эллады, но и всего античного мира, считавшийся с глубокой древности Центром земли (исходя из представления, что земля – плоская). Давайте же, прежде чем сойдутся в решающей битве  войска эллинов и армии кельтов, посмотрим с вами, дорогой читатель, какими были в те времена Дельфы и почему этот город был священен для эллинов и для каждого жителя античной Ойкумены.   
    Сам город Дельфы и его знаменитый оракул были воздвигнуты в незапамятные времена на южном склоне горы Парнас на высоте 500-700 метров над уровнем моря. Святилище расположено под сенью двух гигантских скал с вертикальными стенами, разделенными недоступным для путника ущельем. Эти две скалы носят название Федриады. В древности восточная скала именовалась Ямбея, а западная Нафплия. У подножия этих скал, там, где они смыкаются, протекает священный источник Касталия. Этот источник жив и поныне: вода в нем и сейчас изумительно чистая, бодрящая, светлая – мне самому довелось отведать воды из этого источника, она поистине восхитительна… Когда солнце заходит, его последние лучи отражаются на склонах Федриад, и тогда вся долина заполняется золотистым сиянием. Само название Федриады происходит от слова «федрос» - сияющий, светлый. А когда над Парнасом собираются тучи, эти скалы выглядят сумрачными и грозными… Святилище Аполлона стояло на склоне горы в окружении кипарисов, миндальных деревьев и сосен. Нынче от храма остались одни руины: основание с фундаментной стеной и частично крыльцо с несколькими полуобрушенными колоннами.
    
   С моря святилище увидеть нельзя. Но из современного городка Дельфы можно узреть Коринфский залив, горы Пелопонесса и порт Итеа, восточнее которого на ходятся остатки древнего порта Кирас. Именно сюда прибывали корабли из других стран, прибывающих испросить предсказания Оракула. Таким образом, здесь пересекались торговые пути с севера на юг и с востока на запад, и это была одна из причин, почему Дельфы именовались Пупом(Центром) земли.
  Что представляло собой Святилище в III веке до н.э.?
  Храм был окружен оградой, а его ворота располагались под портиком, от которого сегодня остались лишь крыльцо и несколько стволов колонн. Над входом были начертаны надписи:
«Познай самого себя» и «Избегай крайностей». Всю территорию святилища заполняли памятники и предметы искусства, а также памятные колонны и бронзовые статуи. Количество их не поддается подсчету – достаточно сказать, что римский император Нерон в одном только 67 году н.э. вывез из Дельф около 500 статуй для украшения римских дворцов. Во времена кельтского нашествия сокровищ Дельф было, конечно, меньше, но тем не менее Дельфы уже являлись самым богатым местом во всей Греции. Одних статуй Аполлона здесь были десятки, из которых самой грандиозной была статуя этого бога, выполненная из бронзы, высотой 18 метров. А из памятников, существовавших к III веку до н.э., следует упомянуть следующие: девять бронзовых статуй богов и героев Аркадии, установленные в честь победы аркадского союза над спартанцами в битве при Левктрах (371 г.до н.э.);  памятник, сооруженный в честь победы афинян над персами при Марафоне (490 г.до н.э.), состоявший из 13-ти бронзовых статуй героев сражения, среди которых находилось изваяние афинского стратега Мильтиада, командующего афинянами в этой славной битве;    величественный памятник – так называемый памятник Навархов из Спарты, под
предводительством Лисандра разбивших афинян на реке Эгос, что ознаменовало конец разорительной Пелопонесской войны (404 г. до н.э.). Памятник Навархов представлял собой группу из 37-ми бронзовых статуй, изображавших богов, морских военачальников и рядовых моряков, прославивших себя в ходе сражения. Заметьте, дорогой читатель: изображения рядовых матросов, покрывших себя воинской славой, соседствовали со статуями богов! Вот как ценили эллины воинскую доблесть… Заслуживало также пристального внимания бронзовое изваяние Троянского коня, а также скульптуры, изображавшие Семерых против Фив: героев – Полиника, Этеокла Пройтида, Капанея, Гиппомедонта, юного Партенопея, Тидея и воина-прорицателя Амфиарая; напротив них полукругом возвышались статуи Эпигонов ( сыновей Семерых против Фив, их тоже было семь), что, наверное, олицетворяло преемственность
воинской доблести от отцов к сыновьям; еще один памятник из мифологической древности  представлял статуи десяти мифических аргосских царей ( Геланор, Данай, Линкей, Акризий, Персей и др.). Памятников, олицетворяющих те или иные события из героического прошлого разных городов Эллады, на склонах Парнаса имелось невероятное множество.

   От подножия гор к Святилищу вел так называемый Священный путь, которым следовали гости, прибывающие со всех концов тогдашнего мира. Вдоль этой дороги располагались здания сокровищниц – храмовидные строения, воздвигнутые как дар Аполлону от различных греческих городов. Самая первая из них была сокровищница сикионцев (город Сикион в Коринфской области). Рядом с ней стояла сокровищница жителей Сифноса( Иония). Она была замечательна не только своим содержимым, но и прекрасной архитектурой, своим самым великолепным портиком, украшенным барельефами на мифологические сюжеты, и двумя  статуя
ми кариатид, подпирающими этот портик вместо колонн.
   Далее следовали сокровищницы, в которых хранились дары Аполлону от фиванцев, от беотийцев, от мегарцев, сиракузцев и книдийцев.
  Одной из самых великолепных сокровищниц в Дельфах была сокровищница афинян. В наши дни ее попытались восстановить, но это всего лишь бледная копия когда-то бывшего оригинала. Настоящая афинская сокровищница представляла собой копию дорического храма. Фриз здания был украшен лепниной, изображавшей подвиги Геракла и Тесея, а также  битву с амазонками. На треугольном выступе в южном углу сокровищницы афинянами были сложены военные трофеи битвы при Марафоне.
Вся площадь вокруг этих сооружений была застроена, дорожки вымощены и поддерживались в идеальном порядке.Здесь же размещались и сооружения культурно-спортивного назначения: плавательные бассейны, гимнастические залы,стадион на 7 тысяч человек, театр на тысячу зрителей, ну и конечно, торговые площади, а также места для проведения музыкальных празднеств, состязаний поэтов, художественных выставок.
На территории Святилища располагалось также  место заседаний тридцати правителей города Дельфы, вблизи него возвышался самый древний храм священного места – святилище Геи, богини Земли. Согласно преданию, здесь некогда пророчила пифия Герофила, предрекшая Троянскую войну. На высокой колонне стояла статуя Сфинкса, подаренная Дельфам жителями острова Наксос. Сфинкс олицетворял собой Стража Священных Мистерий, охраняющего от профанов тайны Посвященных. Несколько ниже колонны Сфинкса находилась роскошная сокровищница коринфян, которую здесь воздвиг тиран Кипсел в VII веке до н.э. Неподалеку располагалась так называемая Арка Афинян, длинное сооружение(30 метров), крыша которого опиралась на семь колонн ионического стиля; в Арке хранились трофеи афинян, добытые в морских сражениях с персами в V веке до н.э.

    В той местности, где расположены Дельфы, весьма часто случаются землетрясения. В VI веке до н.э. была воздвигнута стена для укрепления террасы, на которой возвышался Храм Аполлона. Ее длина составляет 85 метров. Позднее паломники высекали на них благодарственные надписи в честь Оракула( нередко авторами надписей бывали освобожденные рабы). Общее количество надписей достигает восьмисот. Важными достпримечательностями являлись и такие дары: на круглых фундаментах были установлены два огромных трипода (бронзовых треножника): один от жителей Кротона, другой от жителей города Платеи в честь победы над персами в 479 году до н.э. Еще один трипод из чистого золота был установлен на колонне, отлитой из бронзы – ствол колонны был выполнен в виде трех переплетенных змей. Имелись также и триподы от жителей других городов, например – Массалии(нынешний Марсель). Гордостью Дельф можно назвать еще мраморную колесницу с богиней Киреной( эта полулегендарная героиня упоминалась выше) в качестве возничей – дар жителей Кирены, греческой колонии в Северной Африке;а также двадцать статуй Аполлона, доставленных с Липарских островов, по одной за каждое из двадцати тирренских судов, потопленных липарцами в морском сражении...
   Даже этот беглый перечень какой-то части  дельфийских богатств дает самое яркое представление о том, какая сказочная добыча ожидала тех завоевателей, что захватят Дельфы! Недаром так отчаянно рвался к Парнасу Бренн, а за ним и боявшийся не поспеть к дележу награбленного Акехорий. Понятно также – чем являлись Дельфы для каждого эллина, почитавшего патриотизм как одну из главнейших добродетелей гражданина. Это настолько очевидно, что я не стану здесь вообще развивать такую тему…
  Как развивались события дальше, подробно рассказывает нам Павсаний:
 « В Дельфах против Бренна и его войска стояли собравшиеся эллины. Тут богом были даны варварам немедленно чудесные знамения, наиболее ясные из всех,какие только когда-либо были. Вся земля, которую занимало войско галатов, в течение большей части дня сильно сотрясалась и, не переставая, гремел гром и ударяли молнии; они поражали ужасом кельтов и не давали им ясно слышать приказания; кроме того, молнии, падая с неба, поражали не одного какого-нибудь человека, но сжигали и стоявших рядом с ним, и их оружие. Тогда появились перед ними и призраки героев – Гиперох, Лаодок и Пирр; причисляют сюда и
четвертого, местного дельфийского героя Филака.»

    Что это? Легенда, предание, донесенное до нас Павсанием? Или – описание реального события, связанного с внезапным и разрушительным землетрясением?
Как тут не вспомнить, что когда эллины обратились к Дельфийскому оракулу с вопросом – как им защитить Дельфы от приближающихся варваров, бог устами своей пифии им ответил кратко: «Забота об этом падает на меня.»  Что касается призраков героев – такое в истории войн случалось не раз, и никто еще не дал вразумительного объяснения этому феномену. Например, при Марафоне среди афинских гоплитов появился призрак самого Тесея, который с копьем и щитом шел в сражение впереди боевого строя афинян. А полторы тысячи лет спустя византийцам, сражавшимся с дружинами русского князя Святослава, явился в облаке пылевого вихря сам святой Георгий… Таких примеров можно привести множество.
  Я полагаю, каждое свидетельство такого автора, как Павсаний, вполне заслуживает доверия. Тем более, что далее он говорит о вполне реальных, далеких от мистики вещах
( под понятием «мистика» я разумею его первоначальное значение – секрет, священная тайна):
  «…В течение ночи им(кельтам) было суждено испытать гораздо более ужасное: ударил мороз, и вместе с морозом пошел снег, скатывались большие камни и целые утесы, отрываясь от Парнаса, падали прямо на варваров, и под этими низвергающимися скалами погибали у них не один или два человека, а сразу по тридцати и более человек. С восходом солнца эллины напали на них из Дельф. Все другие напали на них с фронта, фокейцы же, которые особенно хорошо знали местность, спустились по снегу по откосам Парнаса, незаметно зашли в тыл кельтам, и стали поражать врагов дротиками и стрелами, находясь сами в безопасности.
Когда началось сражение, галаты, особенно свита Бренна – а это были из галатов
наиболее отличающиеся ростом и силой, - бодро выдерживали бой, осыпаемые со всех сторон дротиками и стрелами, и еще более страдая от мороза – особенно те, которые были ранены. Когда же и Бренн получил тяжелую рану, и его едва живого вынесли из сражения, то, теснимые со всех сторон наседавшими на них эллинами, они, полные злобы, стали отступать и своих, которые не были в состоянии следовать за ними или вследствие ран или слабости, они сами же добивали.»
  Действительно, подобным образом ведут себя хищники, в которых не осталось ничего человеческого – хищники о двух ногах и руководимые звериными инстинктами – например, германские фашисты в Великой Отечественной войне.  Но дадим снова слово Павсанию: « Варвары расположились лагерем там, где их во время отступления захватила ночь. И вот ночью на них напал панический страх: страхи, происходящие без всякого основания, говорят они, происходят по воле Пана. Смятение напало на войско поздним вечером; сначала немногие из них обезумели, и им казалось, что они слышат топот скачущих коней и чувствуют приближение врагов; в скором времени это безумие перебросилось на всех остальных. Схватившись за оружие, став друг против друга, вследствие охватившего их в данный момент безумия они взаимно убивали и гибли сами, уже не понимая собственного языка. Но тем и другим… одинаково казалось, что их противники – эллины, как сами они, так и их оружие, и что речь их эллинская. Это безумие, ниспосланное на них богом, закон
чилось для галатов жестоким избиением.» Трудно сказать, конечно, как насчет вмешательства бога Пана, однако можно смело утверждать, что для такой паники под сенью бурной ночи у варваров были все основания, ибо эллины – этолийцы и фокейцы, несомненно преследовали их, как бешеных зверей – разве можно было позволить оправиться после нанесенного удара этой орде свирепых людоедов, для которых не существовало ничего святого? Скорее всего, паническое поведение кельтов вызвано внезапной атакой эллинских воинов на варварский лагерь… Остатки разгромленных войск Бренна, преследуемые со всех сторон эллинами, покатились вспять на север. Павсаний пишет:
«…фокейцы еще энергичнее насели на кельтов: устроили укрепленные загоны для большей охраны скота и приняли все меры к тому, чтобы нужное для жизни продовольствие они не могли получить без боя. И тотчас во всем войске у галатов началась жестокая нужда в хлебе и во всем том, что необходимо для питания."
   Здесь Павсаний однозначно свидетельствует о партизанской войне, которую развернули эллины против все еще многочисленных захватчиков с целью их уничтожения и полного изгнания из страны. Итог ее был таков: в сражении под Дельфами погибло около 6-ти тысяч варваров, потом в ходе преследования и нападений по отступлении от Парнаса – еще десять тысяч; и примерно столько же погибло при отходе на север от лишений, болезней и голода, а также от непрекращающихся нападений эллинов. К последним на конечном этапе этой многодневной операции присоединились еще и  подошедшие отряды афинян и беотийцев.
 « И те, и другие преследовали варваров, устраивали засады и все время избивали их задние ряды», - пишет нам Павсаний. В одну из этих страшных ночей произошло все-таки соединение остатков войск Бренна с отрядами Акехория, на протяжении всего своего похода терзаемых преследующими их этолийцами; но это соединение уже не могло спасти кельтов от окончательного разгрома. Они находились в столь плачевном состоянии, что были годны лишь на то, чтобы составить Бренну компанию при отступлении. Остатки кельтской армии под непрерывными ударами эллинов пустились в обратный путь к Гераклее, где оставался их базовый лагерь. Бренн, осознав, что поход безнадежно провален, и следуя закону чести кельтского воина, потерпевшего поражение, покончил жизнь самоубийством. Весь путь от предместий Парнаса до реки Сперхей эллины ни на один день не оставляли варваров в покое, а по достижении Сперхея остатки кельтского войска попали в засаду, устроенную фессалийцами и малейцами; избиение варваров было столь велико, что более походило на кровавую расправу, чем на сражене: «…ни один из них не спасся домой», - замечает Павсаний.
 Так бесславно завершилось нашествие северных варваров на маленькую и раздробленную, но героическую Элладу. Эллины остались верны своим стародавним обычаям и свято чтили память тех героев, кто героически сражался и погиб в ходе этой жестокой и изнурительной войны. Так, Павсаний донес до нас имя некоего Кидия –афинянина, «юного по возрасту и тогда впервые вступившего в бой», героически павшего в Фермопилах. Его родичи поместили принадлежавший юному герою щит в храм Зевса Элевферия(Освободителя). На щите юного героя была начертана эпитафия:
«Щит этот ныне тоскует о Кидия юности светлой;

Мужа-героя он щит; Зевсу он здесь посвящен.

Первым он был, который держал он левой рукою,

Бурный когда Арес копья в галатов метал.»

 Этот щит хранился в храме до 86-го года до н. э., когда римские легионы Суллы ворвались в Афины и разграбили их.
 
  Упоминает Павсаний и еще одного героя – Алексимаха, который погиб в битве за Дельфы: «Погибло в течение этого боя и большое количество фокейцев, в том числе и Алексимах, который в этом сражении произвел огромное избиение варваров, особенно выделившись среди всех эллинов своим цветущим возрастом, телесной силой и крепостью духа. Впоследствии фокейцы сделали статую Алексимаха и послали ее Аполлону в Дельфы.»

  Свое повествование о войне эллинов с кельтами Павсаний завершает примечательной фразой:    «Этот поход кельтов на Элладу и их гибель были в архонтство Анаксикрата в Афинах, на второй год 125-й Олимпиады, когда в беге победил Лада из Эгий; в следующем году, в архонтство в Афинах Демокла, кельты вновь перешли в Азию. Вот каковы были, да будет это известно, события, просходившие здесь»( Павсаний, «Описание Эллады». Античная классика.
Перевод С.П.Кондратьева, изд. «Ладомир», 1994 г.).
   Очевидно, упомянутые архонты Афин были весьма достойные и уважаемые люди, но имена их дошли до нас только благодаря тому, что в годы их правления призошло это великое событие, когда тысячи неизвестных героев-эллинов своим мужеством и храбростью спасли Элладу и всю античную культуру от варварского уничтожения, совершив этот великий и славный подвиг.
               


                К о н е ц.