Дядяколин живот

Было так. Зарёванная девочка угощала себя икотой. Зарёванная девочка это я, потому что мальчикам плакать не полагается. Дядяколино пузо было тугим, как накаченный мяч. Зарёванное существо плотно к нему прижатое осязало его тугую упругость всем своим разнюненым личиком. Нос расплющило, ноздри прищурило, из них просачивалась жидкая сопливость. Рот покорёженный гримасой обиды промокал в дядяколину майку остатки непроглоченной слюны. И плакалки под  кожурками век не забывали смачивать хлобчатобумажную ткань, как переодически мочат тряпочку стирая пыль в редкодоступных местах. Дядяколина ладонь по отечески давила на затылок и успокоительно вжимала в свою мирноурчащую утробу эту хлюпающую в пяти местах губку (Христос возжаждал, но не этого просил). Дядяколин одеколон припахивал «явским» табаком и стопкой выпитого «Арарата». Дядяколин язык цокнул, нос посопел, и сверху внушительно, с нажимом проскрежетало вопросительное заверение: «Ннну, ты ж мужжжик?! Перессстань!» С нажимом не только в голосе, но и в руке. От чего головка ребёнка вдавилась в живот ещё сильнее, уже до самых ушей, будто желая тем самым расслышать — как там, в дядяколином чреве отдаётся приказание дядяколиного рта.

Так было в родительский день, когда я просился из пионерского лагеря, а меня не хотели оттуда забрать. Надежда на полном ходу влетела в непремиримое: «Нет!» И если б не подушка безопасности, если б не дядяколин живот...

(а путёвку в этот лагерь для меня дядя Коля достал)

09.07.11