Призмы Вер-Гилиева. Гадание цыганки

Вер-Гилиев редко говорил о смерти. Но однажды он признался мне, что в юношеские годы собирал своеобразный календарь смертей – кто, когда умер.
Вряд ли отношение человека к смерти даст полное представление о его характере. Ее могут бояться с равным успехом и подлец, и святой. Наверное, в «иерархии страхов» подлеца смерть занимает более высокое место, но история знает немало негодяев, не боявшихся ее.
Юлий Георгиевич, как я уже сказал, очень редко говорил о смерти. Только если была веская причина (например, смерть очень близкого человека). Одно я знал точно – Вер-Гилиев был отъявленным атеистом («отъявленный» - его собственное определение), и в бессмертие души не верил.
- Вы верите в предсказания? – как-то спросил он у меня. Вопрос застал меня врасплох. Явно не успевая обдумать ответ, я сказал «Нет». И вслед попытался обосновать его.
- Будущего нет. Это только воображаемая картинка, которую мы рисуем. Как можно предсказать то, чего нет? – и добавил. – Предсказать можно только приход весны, лета или восход и закат…
Юлий Георгиевич засмеялся. А я продолжал:
- Судьба – это нечто… скользкое, неуловимое. Говорить всерьез о предсказании судьбы нелепо.
- Ну, ты хотя бы из приличия поспорил со мной. Скучная у нас получается беседа: я не верю, ты не веришь.
Я виновато развел руками.
Представь такую историю. Молодой человек приехал из провинции в столицу. Предположим, поступить в учебное заведение. Не важно, кто он, откуда, в какой вуз собирается поступать. В нашей истории это не играет никакой роли.
Зовут его Виталий. Впервые в большом городе. Гуляет по улицам. Увязалась цыганка. Для достоверности дадим и ей имя. Ксения.
- Дай, миленький, погадаю! – цыганка хватает за руку нашего героя, смотрит пытливо в глаза, и быстрыми ладонями обмахивает его. Вроде отгоняет духов. Так это можно понять.
Виталию весело. Почему бы не отдать десять рублей, услышать ничего не значащую дребедень. Он покорно лезет в бумажник, цыганка глазами уже там. Тут Виталий, передразнивая уличную гадалку, ставит условие:
- Сначала скажи, что меня ждет в будущем?
Оторвав взгляд от бумажника, Ксения смотрит ему в глаза.
И будто незримый кто-то оттолкнул ее. Ей страшно.
Отчего? Ксения уже не смотрит на вожделенный червонец. Будущее на миг стало зримым, и пугающим. Но в настоящем есть червонец.
- Все будет в жизни, милый человек! Удача будет скоро. Деньги будут, любовь...
И как бы нехотя:
- Бойся воды, милый человек! Бойся воды!
Червонец перебрался из рук в руки, и связал жизнь нескольких персонажей, и стал трамплином в будущие события.
Виталий расстался с червонцем, услышал «страшное  предсказание» (пусть до поры до времени пребудет в кавычках). В сознании каждого есть невидимый механизм, аккуратно берущий в кавычки некоторые слова.
А завтра был экзамен. Он вытеснил цыганку, предсказание и рубль. В такой последовательности. Нас больше волнует ближайшее будущее – то, что в нескольких часах от настоящего. Далекое будущее – это либо планы, либо мечты.
Визг тормозов… Виталия отбросило метров на десять. Невероятно быстро сбежалась толпа. Появились блюстители порядка, оттесняя чересчур любопытных. Водитель грузовика стоял тут же – потерянный и испуганный.
Виталий открыл глаза.
Толпа в едином порыве выдохнула: «Живой!»
Попытался встать. Ему не позволили.  Двое крепких мужчин взяли его осторожно. Виталий пытался протестовать: «Я сам!».
«Шутишь» - возразил один из толпы.
Его отвезли в больницу.  Врач осмотрел и не нашел ни переломов, ни даже легких ушибов.
- Я же говорил, что со мною все в порядке, - ворчал Виталий. – Надо было тащиться сюда.
- В рубашке родился, - прокомментировал постовой. Он был немного недоволен тем, что с Виталием ничего не случилось.
- В рубашке родился, - повторил Виталий.  И до него дошло: «Берегись воды!». Он должен был погибнуть. Но остался жив.
Вспомнил цыганку. Ее слова. Червонец.
- Послушайте, доктор, - Виталий собрался было рассказать ему обо всем этом, но тотчас испугался, что врач посчитает его сумасшедшим. – Извините, я могу идти?
- Идите, – сказал врач. – В следующий раз будьте осторожны на дороге.
Я решил не вмешиваться в выдуманную историю: реальную вещь еще можно отобрать, но попробуйте отнять несуществующее у персонажа! Несуществующее не меняет хозяев.
Мысль -  хороший пловец, она без труда преодолевает расстояние между двумя берегами, именуемыми отчаянием и надеждой. Сначала Виталия охватило отчаяние – непонятное и темное. Он был еще жив, но чувствовал смертельный холод. Больше всего человек, царь природы, боится перестать быть хозяином своей судьбы. Конечно, человек знает, что он во власти случая, но чтобы случай так нагло предъявлял права на его жизнь?
Кто в детстве не плакал, узнав однажды, что смертен? Ночью, ни с того, ни с сего – вдруг осознав универсальность силлогизма: «Все люди – смертны. Кай – человек. Следовательно, Кай - смертен». И даже имя это еще не упоминалось, но силлогизм работал!
Человек становится человеком в тот самый миг, когда признается самому себе, что по большому счету, рождение – чистая случайность, а смерть – необходимость. Надо просто смириться с этим, и жить. Жить с этим.
У Виталия силлогизм приобрел другую формулировку: «Кай смертен. Иосиф другой человек, и смертен иначе». Кто такой Иосиф, он не знал, и не понимал, почему это имя пришло ему в голову. Как в детстве назвал плюшевого мишку почему-то Феликсом. Феликс и все. (Вер-Гилиев даже в придуманном любил ничего не значащие мелочи).
Да, Виталий впал в отчаяние. От судьбы никуда не уйдешь, даже многомудрый (ну, и эпитет!) Эдип, пытаясь уйти от предначертанного, сам выстроил для себя ловушку. Смерть являлась ему во сне в виде стакана с водой, ванны, наполненной до края, грязной лужи, водопада, моря…  Даже дождь приводил его в безумие.
Однажды он не выдержал. Ночью его разбудила барабанная дробь ливня – словно приглашение на казнь. И Виталий принял приглашение! Как-то слишком буднично вдел голову в петлю и, продумав минуты две, неловко пнул ящик. Веревка стиснула горло, а потом… он болтался на веревке и думал, как это глупо. Трагедия превратилась в фарс. Виталий вылез из петли, и долго смеялся.
- Значит, буду жить, - сказал он себе. – А там видно будет.
Видеть можно было следующее: эта партия за ним, но Смерть все равно  выиграет. Вроде шахматного эндшпиля, где у человека все фигуры в наличии, а у нее только одна пешка, но эта пешка пройдет в ферзи и скажет: «Мат!».
Мне уже было непонятно, где заканчивается мысль Вер-Гилиева, а где начинаются переживания его героя. И казалось, что в Георгии Юльевиче сидит Виталий, и что писатель боится этой воды…
Виталий стал Великим Путешественником в царство Танатоса, Великим Дегустатором в трапезной Анубиса, Великим Экспериментатором в лаборатории Азраила.
Первая попытка умереть была невольной.
Следующие были тщательно разработаны и должны были закончиться безрезультатно. Как говорится, отрицательный результат тоже результат. Надо было выяснить, готова ли Судьба в угоду своим принципам, оградить Виталия от всех видов смерти.
С большим трудом Виталий достал яд. Белый порошок медленно растворялся, что вполне устраивало подопытного: необходимо было подготовиться к новым ощущениям, к страху. Для чистоты эксперимента Виталий подобрал на улице котенка.
Прошла, кажется, вечность, пока он не решился поднести стакан к губам. Зубы отбили дробь, прежде чем Виталий сумел сделать глоток. Тут же ядовитая смесь была влита в розовую пасть котеночка.
Он почувствовал легкую горечь, которая отнюдь не была неприятной.
Рядом жалобно мяукал котенок. Потом животное захрипело, дернулось несколько раз и замерло. «Счастливчик, - подумал Виталий. – Он и не понял, что с ним случилось».
Он окончательно убедился в своей относительной бессмертности. И успокоился. Вода так вода…
В тот же вечер Виталий как бы «автоматически» порезал вены. И зря. Нож не успел обагриться кровью, а рана затянулась вслед за лезвием ножа. Это было завораживающим зрелищем, и Виталий повторил его несколько раз.
Интересная мысль мелькнула в его сознании: «Ведь раньше при порезах и ушибах кровь была! Значит ли это то, что я стал относительно бессмертным лишь после того, как узнал о пророчестве?»
Какая-то сила вытолкнула Виталия на балкон. «А если так?» - сказал он сам себе, и перемахнул через перила.
Промелькнул свет в окнах, свист в ушах, - через мгновенье он приземлился. Рядом закричала женщина, Виталий улыбнулся ей – она закричала еще сильней. И простучала каблуками прочь.
Его жизнь с этого момента обозначилась между двумя полюсами – безграничным безрассудством и столь же беспредельной осторожностью.
Игра со Смертью продолжалась, и Виталий поражался, насколько жестокой была его фантазия.
Он редко выходил на улицу в дождь. Разве что по очень важному делу. Некоторые неудобства были у такой жизни, но к ним привыкаешь быстро, учитывая то, что здесь стоял вопрос жизни и смерти.
А жизнь Виталия превратилась в одно сплошное Представление. Он был и режиссером, и актером.
В серпентарии Виталий хватал голыми руками экзотических змей, ученые ахали. Не раз проводили исследования, и ничего не понимали. Он смеялся над их научными предположениями.
Предлагал свои услуги киностудиям. Показывал такие трюки, что нажил немало врагов среди каскадеров. Однажды ему предложили роль в фильме про пиратов – Виталий наотрез отказался. Хотя предлагали деньги, которые не получал и актер в главной роли.
Поздней ночью какой-то уголовник остановил его. Потребовал денег. Для убедительности бандит показал нож. Виталий рассмеялся. Вытащил бумажник,  покопался в нем, и с виноватым видом показал кукиш. Уголовник взревел и пырнул в него ножом. Виталий продолжал улыбаться, а когда бандит пытался вытащить нож, мягко отстранил его руку и вытащил нож сам.
- На, попробуй еще раз, - улыбаясь, предложил Виталий.
Три, четыре, пять ударов нанес опешивший грабитель. Еще два или три раза это сделал сам Виталий. Бандит, бросив нож, убежал.
Железнодорожный состав с грохотом проходил по нему: тело будто разлеталось и склеивалось заново, и самым неприятным был шум…
Виталий в сотый, в тысячный раз убеждался, что пока выигрывает у Смерти.
Мимолетный роман с девушкой, как они оба и предполагали, закончился ничем. Дело шло к расставанию. У нее дома, в надвигающихся сумерках, она сказала ему, пытаясь придать своему голосу особый надрыв: «Нам надо расстаться. Так будет лучше для нас обоих».
И у него в голове родился адский план.
- Как будет лучше? – закричал Виталий. И подыгрывая ей, с надрывом. – Тогда я умру!
- Не надо играть словами, – у нее было филологическое образование.
- Я умру, - твердо обещал Виталий. – Сейчас… Поцелуй меня…
Девушка милостиво выполнила его просьбу. Виталий вышел на балкон и перемахнул через перила…
Они столкнулись на лестнице. Она бежала, размахивая руками и крича, Виталий поднимался, немного прихрамывая. Увидев его, девушка упала в обморок.
После были слезы, роман получил дополнительную подзарядку. Через месяц они расстались окончательно, уже без фокусов…
Вер-Гилиев обратился ко мне с вопросом:
- Как закончить эту историю?
Я пожал плечами.
- Какая-то случайность. Нелепая случайность. У смерти должны быть в запасе свои штучки. Не может же она столько времени терпеть выходки «условно бессмертного»!
Я спросил у Юлия Георгиевича:
- Что Вы думаете о смерти?
- Что я думаю о смерти?! Что в данную минуту я думаю о смерти – не важно! Что Смерть думает обо мне? Мнится, стоит она в Магазине Человеческих Судеб, и, глядя на меня как на банку шпрот, размышляет: брать или не брать? Смерть… Я боюсь собственных мыслей о ней, вдруг она их читает. И мне кажется, когда я пойму, что такое Смерть,  - тотчас умру. Не любит она догадливых, не хочет раскрывать своих секретов…
Вер-Гилиев прошелся по комнате.
- Знаете что, приготовьте мне чаю, - и совсем уже весело продолжил. – Дорогу на кухню, надеюсь, найдете.
Я с готовностью вскочил, пробрался на кухню, и нарочито шумно стал хлопотать там, чтобы в доме чувствовалось присутствие людей.
- Я расскажу Вам, чем закончилась эта история, - предложил Юлий Георгиевич. В руках он держал книгу, кажется, это была «Пена дней» Виана. Перечитывал ее Вер-Гилиев постоянно.
Виталий влюбился. Как влюбляются один раз в жизни. Давайте внесем в это элемент мистики: ее звали Марина, морская то есть. Ундина было бы уже слишком.
Думал ли об этом Виталий? Предположим, нет. Он влюбился без памяти. Так бывает.
Разумеется, тайну свою Виталий не открыл. «Это касается только меня» - так примерно он подумал.
Лето было жаркое. Марина уговорила Виталия пойти на реку. Кое-как он убедил ее, что врач запретил ему водные процедуры.
Виталий сидел на берегу, читал книгу. Марина прекрасно плавала, время от времени она махала ему рукой, мол, плюнь на врача – ныряй! Виталий улыбался, в ответ махал рукой ей – выходи загорать. Марина выходила, они целовались коротко и горячо, и она опять ныряла в воду.
Судорогой сводит ногу, и Марина начинает тонуть. Она кричит, размахивает руками. Страх отнимает последние силы. Хватает на полу-крик: «Спаси…!»
Сбегаются люди. Кто-то уже нырнул.  Марина скрылась под водой.
А что Виталий? Он вспоминает лицо цыганки, ее тонкие пальцы и слова, звучащие как приговор: «Берегись воды!». И мысль, раскаленной иглой пронзает его: «Сейчас я умру!»
Или нет?
Или он умрет. Или…
Виталий ныряет в воду.
Или – не ныряет.
Вер-Гилиев закрыл книгу.