Маятник

С тех самых пор, как кончился мой отпуск, я каждую ночь засыпаю, находясь в состоянии маятника, словно я мерно покачиваюсь, как качалась на волнах Средиземного моря. Я пробую на вкус тыльную сторону своей ладони, надеясь ощутить знакомую горечь морской воды, которой я наглоталась вдосталь в те дни, когда море своенравно перечило нашему стремлению к покою, но ничего определенного я не чувствую, как могла чувствовать еще там, в Тунисе, на берегах которого я с наслаждением вдыхала самый вкусный на свете воздух. Может, мне только так казалось? Но лишь теперь, глядя из окошка московской конторы, где мне приходится зарабатывать на хлеб, я понимаю, что мне тут слишком тесно и душно, чтобы жить в полном смысле этого слова. И вдруг вовсе не юный араб, дожидающийся моих звонков в Махдии, а эта самая мысль последние дни так подтачивает меня, заставляет испытывать необыкновенное стремление к изучению других языков?
Я терпеливо проникаюсь иностранной речью, иным образом мыслей. Бабушка воистину возгордилась бы мной, знай она, как сильно во мне желание навсегда отождествить себя с чем угодно, но только не с русским человеком. И дело вовсе не в том, что где-то лучше, чем здесь, и, пожалуй, вкусен не столько воздух Туниса, сколько аромат свободы, который не оставлял меня с того момента, как я ступила на землю, которую до меня истоптала половина Европы.
Я - большой математический маятник, меня швыряет из стороны в сторону, от крайности до крайности. Сегодня я стремлюсь замкнуться в своем мирке, рожать детей и не слушать новости, а завтра я захочу раствориться во всемирном эфире, чтобы быть везде и всем одновременно, все знать, все видеть, но ничего по этому поводу не испытывать, имея при себе главный козырь - самодостаточность. И, вероятно, для меня уже не будет иметь принципиального значения, просаливаю ли свое тело в целебных морских водах Африки, гуляю ли каждый вечер среди пряничных домиков Германии, - я нигде не буду чувствовать себя как дома, потому как стоит хоть один раз вдохнуть попутный ветер, как со временем придет понимания, что понятие "дом", как "Бог", "истина" и прочие абстракции, столь же иллюзорно и все так же не выдерживает никакой критики, как и мой зыбкий образ мыслей.