<Следующая запись уже о событиях более поздних. Он же открыл для себя хитрость со шпаргалками. Без разницы, рисовать руны в воздухе или на теле – они сами по себе преобразуют силу. Видимо, обучение пошло легче. Да и мы не общались. Думаю, ему не о чем было писать. Но каратель ходил злой как чёрт. Значит, хитростью парень пользовался хорошо! Это уже меня очень радовало.>
Запись #30.
Середина апреля. День экзамена для «двоек». Правда, о весне говорили только проклёвывающиеся на парковых деревьях почки, погода была ничуть не лучше, чем всегда. Я торчал на улице, недовольно вжимая голову в плечи, чтобы мелкая противная морось не забивалась за шиворот. Никогда не любил таскаться с зонтами, они только зря занимают руку, а промокаешь всё равно. Сырость я любил ещё меньше, но сегодня не мог позволить себе весь день опять проторчать в библиотеке.
Рыжий явно психовал, переминаясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам, словно в поиске лазейки, чтобы сбежать. Его взгляд упал на меня, я улыбнулся и послал ему ободряющий кивок. Даже с расстояния десяти метров он, видимо, почувствовал, что я ни капли в нём не сомневаюсь, и улыбнулся в ответ, хотя нервничать совсем не перестал. Я же беспокоился только за то, что он от волнения что-нибудь напутает, но хотелось верить, что непосредственно во время сдачи приятель всё-таки возьмёт себя в руки.
Для меня оставалось непонятным, почему экзамен назначен на вечер. Ясно же, что даже будь на улице солнце (хотя случалось это здесь очень редко), второкурсники-вампиры должны уметь ставить барьеры от ультрафиолета. Около десяти вечера высокие двери замка распахнулись, и вышел ты в сопровождении обоих тьюторов (курса магов и курса бойцов), а также своего заместителя. По толпе будущих «двоек» прошёлся шепоток, после чего все замерли словно в ожидании страшного приговора. Я едва сдержал смешок, глядя на рыжего, судорожно сжавшего копьё, до того забавным было выражение его лица.
Ты что-то обсуждал с тьютором магов. Вы шли совсем рядом, плечо к плечу (если можно так выразиться при том, что она намного ниже тебя ростом), и вы так улыбались друг другу, что мне стало неприятно. Я отвернулся. Не знаю, что во мне переклинило, но от мысли, что вы хорошо смотритесь вместе, во мне всколыхнулось довольно гадкое чувство – ревность. Или не ревность… Я никогда подобного не испытывал, так что даже не мог быть в этом уверен, но смотреть на приближающуюся к «двойкам» парочку мне не хотелось.
Мой взгляд снова упал на рыжего, неотрывно глядящего на вышедшую из замковых дверей «делегацию». Он не заметил, что со мной что-то не так, и это не могло не обнадёживать. Терпеть не могу открывать кому-то свои чувства, даже если это происходит непроизвольно. Я заставил себя успокоиться, ведь в коллективе должны быть хорошие отношения, и пол сотрудницы тут совершенно ни при чём, даже если она удивительно хороша собой.
Группа экзаменаторов остановилась перед толпой возбуждённых учеников, на удивление притихших и едва ли не обречённо взирающих на высшее начальство. Со слов рыжего я знал, что для всех без исключения этот экзамен был решающим событием в жизни. Многих, конечно, не допустят к проживанию среди обычных людей, не всем удалось заработать идеальные характеристики, но закончить обучение уже было большим шагом. Даже если кого и отправят служить где-то в полевых условиях, это практически равносильно свободе – ни наставников, ни таких сильных ограничений, какие прописаны в правилах для арестантов. Поэтому, безусловно, все волновались. Особенно с учётом того, что никто точно не знал, как именно будет проходить сам экзамен – данные не оглашались, ведь боец обязан хорошо реагировать даже в самых непредвиденных ситуациях.
- Итак, - обратился ты к ученикам, - мне очень приятно видеть, что так много бойцов добралось до решающего экзамена.
Я попытался посчитать, сколько перед ним стоит «двоек». Вышло человек пятнадцать, максимум семнадцать. В то время как «единиц», стоящих в сторонке, было в несколько раз больше. Как-то это в моём понимании не согласовывалось с понятием «многие».
- Хотя, конечно, пройдут этот экзамен не все, - продолжал ты со своей привычной лёгкой усмешкой. Толпа сдающих зашевелилась, зазвучал тихий шёпот, мгновенно смолкший, стоило тебе снова заговорить. – После долгих обсуждений мы сошлись на том, чтобы для учеников этого года усложнить задание. Зато правила существенно упростились. В этом году вы будете проходить через особый испытательный полигон. Начинаться он будет тут, - прямо в воздухе зам. директора начертал руну, и открылось прямоугольное чёрное отверстие, наподобие дверного проёма. – А заканчиваться порталом на противоположной стороне полигона. Суть проста, - твоя улыбка стала шире, и появилось в ней что-то такое, от чего у меня по спине побежали мурашки. – Сдавшими экзамен будут считаться те, кто останется в живых.
Запись #31.
Я смотрел, как «двойки» медленно, по одному заходили в чёрную «дверь». Хотелось рвануться вперёд, схватить рыжего за плечо и удержать от этого чёртового экзамена. За то недолгое время, что я знал тебя, я успел понять, что ты не бросаешь слов на ветер. А значит, маловероятно, что все вернутся живыми. Но это было бы равносильно тому, чтобы показать, что я не верю в друга. Я сжал руки в кулаки, даже не чувствуя, как ногти впиваются в ладони, и остался на своём месте. Первогодки, ожидавшие зрелища, недовольно зашумели, там и тут слышались досадливые возгласы. Хлеба и зрелищ. Эти люди, казалось, никогда не видели смерти и вообще не представляли себе, как она выглядит и насколько ужасна. А вот мне совершенно не хотелось потерять ещё одного близкого человека. Как ни старался я ни с кем не сближаться в Зоне, рыжий совершенно непроизвольно стал мне дорог. И лишиться ещё и его было бы выше моих сил.
Ты что-то сказал. Кажется, про отбой. Я толком не слышал, потому что не мог оторвать взгляда от зияющей дыры портала и думал только про экзамен, но толпа, окружавшая меня, начала редеть. Я очнулся только, когда мне на плечо легла чья-то рука. Ощутимо вздрогнув от неожиданности, я обернулся и увидел тебя.
- Почему ты не идёшь в свою комнату? – поинтересовался ты с лёгкой улыбкой. Ты был настолько спокоен, словно ничего такого не происходило, всё в порядке, и все будут живы. Я не понимал, то ли мне ужаснуться твоему хладнокровию, то ли усомниться в сложности экзамена.
- Я… - и почему-то я снова начал запинаться, как маленький ребёнок, которому нужно так логически обосновать свой каприз, чтобы взрослый дядя поверил и разрешил, - я хочу… дождаться… тех, кто сдаст.
- Ммм… - многозначительно протянул ты, пристально глядя мне в лицо, - вам же запретили общаться, насколько я помню?
- Да, но, сэр… - отчего-то меня сильно удивило, как быстро ты понял, кого же я на самом деле собрался тут дожидаться.
«Мне же не запрещали за него переживать…»
Ты усмехнулся так, словно прочитал каким-то образом мои мысли.
- Я не буду делать тебе поблажки настолько публично, - ты оглянулся на столпившихся у входа в замок «единиц». – А из твоего окна видна эта часть двора.
Я задумчиво покусал губу, но всё-таки кивнул. Мне хотелось быть здесь, видеть тех, кто выйдет из портала, но и ослушаться тебя я никак не мог. И без того я слишком часто пользовался твоим благим расположением. Пришлось повернуться на каблуках и направиться к замку. Я подождал, пока пробка перед дверями немного рассосётся, после чего пошёл в свою комнату, стараясь как можно осторожнее лавировать среди учеников. Только на втором этаже я получил довольно ощутимый тычок локтем под рёбра и тихо шикнул от боли.
- Что, покинул ряды любимчиков? В свою койку спать отправили вместо директорской? – ехидно пропел русоволосый и до отвращения смазливый ученик заместителя, ходивший в Зоне под пренебрежительным прозвищем «Красотка».
- Я решил на сегодня уступить это местечко тебе, - процедил я и захлопнул за собой дверь комнаты. Когда же им надоест это всё, в конце концов? Пришлось закрыть глаза, прижавшись спиной к двери, и несколько раз глубоко вздохнуть. Только после этого я немного пришёл в себя, хотя руки всё равно подрагивали. Когда я попал в Зону, опустошённый и безразличный ко всему миру, мог ли я предположить, что когда-нибудь буду снова психовать, как обычный человек?
Закусив губу, я взял с кровати раскрытую на середине книгу, сел на стул, но никак не мог вспомнить, на каком абзаце остановился. Взгляд бессмысленно скользил по строчкам, я не вникал в смысл давно знакомых мне фраз. Недовольно тряхнув головой, я пролистал несколько страниц назад и принялся читать главу с самого начала, надеясь, что чтение хоть немного успокоит мои расшалившиеся нервы, но мысли мои пребывали в совершенном беспорядке и всё время уносились в опустевший тёмный двор.
Я шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы, ожидание и тишина ещё никогда так не давили мне на психику. Казалось, что даже стены придвинулись ближе, и в комнате стало нестерпимо тесно и нечем дышать. Взяв книгу, я подошёл к окну и распахнул его настежь, впустив в помещение холодный сырой воздух, и мелкие капли дождя порывом ветра бросило мне в лицо. Я поёжился и сел на подоконник, заслоняя собой от воды ветхие пожелтевшие страницы, но после нескольких безуспешных попыток вникнуть в смысл абзаца я предпочёл вернуть том по чёрной магии обратно на кровать.
Затем я снова уселся на подоконник и нашарил в кармане сигареты. Пальцы меня не слушались, и первую же я просто сломал. Раздражённо выбросив сигарету в окно, вытащил следующую, долго щёлкал зажигалкой, рыча и ругаясь себе под нос, но она не хотела загораться в мокрых пальцах. Я отшвырнул её в сторону и кое-как создал трепещущий огонёк у себя в ладони, хотя сам не понимаю, как удалось сконцентрировать силу.
Напрямую из моего окна был виден только высокий с колючей проволокой забор, каменистая пустошь за ним и бьющееся о берег море. Чтобы видеть часть двора, приходилось высовываться на полкорпуса в окно. Папиросная бумага быстро отсырела, сигарета начала откровенно горчить, но сейчас мне было не до того, чтобы морщиться от неприятного терпкого привкуса. Я ждал.
Это была самая длинная ночь в моей жизни, словно кто-то заклятием помутил моё восприятие времени. Когда я уставал сидеть в одной позе перед окном, я отрывал взгляд от чёрной дыры портала и принимался мерить шагами комнату. Я метался из стороны в сторону, то и дело натыкаясь на мною же разбросанные по полу предметы, чертыхался и пинком отправлял помешавшую мне вещь в другой угол, чтобы потом снова об неё споткнуться. Я злился на тебя за то, что позволял мне ходить по замку и территории всегда, а сейчас, когда мне так необходимо оставаться во дворе, отправил в комнату. Я выкуривал одну за другой казавшиеся слишком слабыми сигареты, и если бы не ветер, врывавшийся в распахнутое окно, дым стоял бы в помещении такой, что хоть топор вешай. От беспокойства снова разболелась голова, словно виски сдавило железным обручем.
Когда стрелка часов приблизилась к четырём утра, я не выдержал. У меня уже не было сил оставаться в комнате, каждый миллиметр пространства которой успел за эту ночь мне опротиветь. Забыв надеть куртку, я вышел в коридор, стараясь не создавать шума, сбежал по узким ступенькам вниз и выскочил во двор. Двое врачей дежурили на скамейке, дожидаясь выживших после экзамена. Они смерили меня неодобрительными взглядами, но промолчали.
- И всё-таки ты снова здесь.
Ты стоял, прислонившись спиной к стене замка около парадных дверей, а я тебя даже не заметил, пронесшись мимо. Наши взгляды пересеклись, и ты коротко усмехнулся.
- После экзамена отправишься в карцер.
Это было милостиво. Меньше всего мне хотелось говорить о своём беспокойстве, но, кажется, ты понял меня без слов, и потому разрешил остаться до возвращения учеников. Покорно соглашаясь с твоим решением, я только кивнул, будучи не в состоянии выдавить из себя хоть слово.
Запись #32.
Я не знаю, сколько прошло времени с того момента, как я выскочил во двор. Тонкая футболка успела промокнуть насквозь, и я то и дело раздражённо одёргивал липнущую к телу ткань. Холодно не было, разве что совсем немного, но было не до того. Я снова вышагивал из стороны в сторону, уже по двору, периодически бросая короткие взгляды на портал, время от времени начиная шарить по карманам в поисках сигарет. Потом вспоминал, что они закончились, и мысленно чертыхался, но не собирался бежать обратно в комнату за новой пачкой.
Когда я в сотый (или в пятисотый уже) раз остановился около чёрного прохода, едва сдерживаясь, чтобы не прыгнуть туда самому, он едва заметно запульсировал. За моей спиной послышалось какое-то движение, и тут же из портала к моим ногам выпал человек. В ноздри ударил сильный запах крови, кислоты и нечистот, с изодранной одежды ученика на землю стекали потоки бурой жижи, вязкой, как кисель. Я так растерялся, что одному из подбежавших врачей пришлось оттолкнуть меня с дороги. Отшатнувшись в сторону, я увидел тебя, неторопливо приближающегося следом.
Парень тяжело дышал, смотрел в землю и совершенно не реагировал на суетящихся вокруг докторов. Ты подошёл, всем своим видом выражая омерзение, и небрежным жестом начертал в воздухе перед учеником руну, убирая слизь и тошнотворный запах. Врачи тут же взяли парня под руки, подняли и повели в сторону скамейки, тот в прямом смысле висел на них, то ли не в состоянии передвигаться самостоятельно, то ли не желая этого делать.
- Неплохо. Я не ждал его первым, - лениво протянул ты, делая пометки в каком-то документе. Я ответил рассеянным взглядом, мысли мои были заняты только тем, через что же пришлось пройти сдающим экзамен «двойкам». Воображение не рисовало мне ничего хорошего. – Хотя я его вообще не ждал.
- Неужели обязательно… вот так? – тихо пробормотал я.
- Было бы не обязательно, экзамен проходил бы иначе, - равнодушно ответил ты. – Здесь военное учреждение, а не средняя школа.
Я судорожно вздохнул, тряхнул головой, пытаясь выбросить из неё назойливые мысли и треволнения, сел на землю около портала и обнял свои колени. Первое впечатление от возвращения одного из учеников постепенно улеглось, и ожидание снова начинало давить на виски. Ты, судя по всему, вообще никого особенно не ждал, лишь пожал плечами, посмотрев на меня, и вернулся к скамейкам. Мне осталось лишь в очередной раз подивиться твоему хладнокровию и уставиться в землю, нервно покачиваясь взад-вперёд.
В коридоре было так темно, что пришлось идти вплотную к стене, скользя пальцами по её мокрой каменной поверхности. Не спасал даже бледный огонёк, трепещущий и шипящий от влаги у меня на ладони. Тишина нарушалась только гулким эхом моих собственных шагов и падающих откуда-то с потолка капель. Иногда мне начинало казаться, что кто-то крадётся за мной, тихо, осторожно. Я останавливался и прислушивался, но не слышал ничего, кроме звука бьющейся об пол воды. Было очень холодно, то и дело налетал порыв ледяного ветра, от которого даже прерывалось дыхание. Я не знал, где я. Знал только, что ни в коем случае нельзя поворачивать назад, надо идти дальше, найти… Найти что? Я не мог вспомнить, что именно, но это было нечто очень важное или некто очень важный для меня.
Коридор вильнул вправо, и в конце его я увидел узкий прямоугольник света. Он казался безмерно далёким, но я ускорил шаг, я хотел поскорее оказаться там. Мне было необходимо дойти, там находилось то, что мне и было нужно. Но с каждым шагом тишина наполнялась тихим многоголосым шёпотом, неразборчивым, непонятным, и от этого мурашки побежали по коже. Спустя несколько шагов рука, которой я касался стены, провалилась в пустоту, и тут же чьи-то ледяные пальцы схватили меня за запястье. От неожиданности я вздрогнул… и проснулся.
Я открыл глаза, когда холодный порыв ветра пробрал меня до костей. Дождь заканчивался и, кажется, светало, хотя за пологом сизых облаков было сложно разобрать. Похоже, мой организм, слишком долго пребывавший в напряжении, в итоге сдался, и я задремал, так и сидя на мокрой земле. Портал зиял чернотой в двух шагах от меня, ты молча стоял перед ним и смотрел на наручные часы. Каким-то шестым чувством я понял, что ты считаешь время до окончания экзамена.
Я вскочил на ноги так быстро, что на мгновение почернело в глазах, и ты бросил на меня короткий взгляд через плечо. Потом снова поглядел на часы и поднял руку, чертя пальцем в воздухе мерцающий символ, но не успел провести последнюю линию, как портал снова слабо запульсировал, и из него показалась фигура.
- Рыжий! – я бросился вперёд, подхватывая парня, который едва держался на ногах. Приятель судорожно вздохнул и уронил голову мне на плечо, я почувствовал, как его пальцы сжали складки моей насквозь промокшей футболки.
- Как раз вовремя, - спокойно промолвил ты, дорисовывая руну, и портал дымкой растаял в холодном воздухе. – Хотя не пытайся ты спасать остальных, вернулся бы гораздо раньше.
Но рыжий едва ли слышал тебя, прижимаясь ко мне, будто искал во мне опору, и мелко дрожа. Я слышал его тяжёлое дыхание, сдавленное и прерывистое, словно он сдерживал рвущийся из груди горестный вой. Я совершенно растерялся и не знал, что мне делать, мне ещё никогда не приходилось оказываться в подобной ситуации. Я чувствовал, что сейчас ему как никогда нужна моя поддержка, но не придумал ничего больше, чем просто покрепче его обнять, показать хотя бы, что я рядом.
- Я ничего не мог сделать, - вдруг прошептал он. – Я пытался. Я хотел… чтобы все вернулись. Но… я…
- Ты не виноват, - поспешно ответил я, прерывая его мучительные попытки подобрать слова. Рыжий затих на пару секунд, потом снова судорожно вздохнул, прижался лицом к моей шее – и заплакал. Я рассеянно коснулся ладонью его спутанных волос и посмотрел на скамейки, где врачи крутились около ребят, вернувшихся ранее. Выживших было всего четверо.
Запись #33.
Это так странно и трудно для понимания в первый момент… Когда случается что-то плохое, кажется, будто время просто обязано остановиться на этой секунде, замереть до тех пор, пока ты не будешь готов смириться и идти дальше. Но оно и не думает ждать, пока ты оправишься от своих мелких жизненных потрясений, потому что ему нет до тебя дела. А когда думаешь, что вот именно сейчас, в такт твоему настроению, должен пойти ливень – даже мелкий дождик, так сильно тебя раздражавший всего несколько минут назад, вдруг заканчивается, и где-то там за изрядно побледневшими за ночь тучками проглядывает солнце. Молча позволяешь увести себя в карцер, а на душе отчаянно скребётся кто-то явно покрупнее кошки. До сих пор тяжело вспоминать тот день, ведь именно те моменты, которые происходят редко, задевают больше всего. Это был единственный раз, когда я видел, как рыжий плачет. Он всегда старался держаться бодрячком, выдавать целый заряд положительных эмоций, всех расшевеливать… А после экзамена он был настолько тихим и словно бы опустошённым, что на него было невозможно смотреть…
- Чёрт! – воскликнул я, прижимая тыльную сторону ладони к рассечённой щеке.
- Ты не собран, - критически произнёс наставник.
- Знаю, - отозвался я, раздражённым движением отирая кровь и откидывая волосы с лица. Мысли о рыжем слишком занимали меня, чтобы сосредоточиться на магических формулах. Он уже третьи сутки торчал в лазарете, ни с кем не разговаривал, смотрел в стену. И я только и делал, что думал, думал, думал – и никак не мог понять, как помочь ему. И на этой тренировке именно поэтому я занимался просто из рук вон плохо: ещё не прошло и двадцати минут, как я весь был в ожогах и порезах. – Мне нужен перерыв.
- Здесь, помнится, только я устанавливаю, когда перерыв, а когда его нет, - напомнил каратель, и мне стоило некоторых усилий не показать ему, как сильно эти постоянные напоминания о его главенстве меня бесят.
- Если Вам нравится просто избивать меня, то я уже привык. А если Вам хочется, чтобы я работал – мне нужно сделать перерыв, - холодно отозвался я. И, к моему большому удивлению, наставник пожал плечами и вышел из тренировочного зала. Я вытащил сигареты и, закуривая на ходу, направился во двор. Однако, проходя по коридору первого этажа мимо двери лазарета, увидел рыжего, всё так и сидящего на постели. Не знаю, какая муха меня укусила, но я резко повернулся на каблуках и вошёл.
- Здесь нельзя курить! – возмущённо воскликнул один из врачей, но я лишь молча подошёл к приятелю и за руку буквально стащил его с койки. Он не выглядел удивлённым, хотя во взгляде читалось едва заметное недоумение, когда я повёл его следом за собой на улицу. Там было холодно, на моём друге – только тонкая больничная пижама, но это меня не остановило. Босиком он прошлёпал за мной следом по холодному каменному полу к парадным дверям и оказался на свежем воздухе. Здесь было пусто, потому что почти все находились в тренировочных залах, но не было того напряжения, что царило в здании Зоны.
Рыжий поёжился от влажности и ветра, обнял себя руками за плечи и потерянным взглядом принялся скользить по окружающим предметам. Я делал глубокие нервные затяжки, порывисто выдыхая дым. Не знаю, что меня злило. Казалось, что он не имеет права на то, чтобы быть таким беспомощным сейчас. Остальные прошедшие экзамен давно покинули лазарет, там оставался только он, врачи обращались к нему ласково, как к душевнобольному. Неужели такой, как он, сломался так быстро и просто? И если это действительно так, то чего же тогда могу стоить я сам?
Рыжий, совсем как я когда-то, присел на ступеньку перед парадным входом и уставился в землю. Не выдержав, я отшвырнул окурок, снова схватил парня под локоть и рывком поставил на ноги, повернул к себе лицом и залепил ему хорошую пощёчину. Я даже не старался сдерживаться, потому что он почувствовал бы, будь я осторожен. Я дал выход своему бешенству, голова друга мотнулась в сторону, да и он сам упал бы, не сжимай я его руку. Рыжий сделал судорожный вдох и посмотрел на меня совсем другим взглядом. Почти обречённо.
- Очнись, в конце концов, сколько можно размазывать сопли по стенам? – прошипел я ему в лицо. – Жизнь не закончилась! Прекрати вести себя, как… как… - я не мог подобрать нужного слова.
- Как? – надломленным голосом отозвался рыжий. – Как унылое дерьмо?
- Да… что-то вроде, - отозвался я. Почему-то эти его слова вызвали у меня слабую улыбку, они были такими простыми и вполне в его стиле. – От того, что ты будешь сидеть в лазарете и беспрестанно прокручивать в голове то, чего уже не сможешь исправить, никому не станет лучше. Меньше всего я хочу, чтобы ты позволял своей памяти пытать тебя так, как меня пытает моя.
- Тут холодно, - тихо пожаловался рыжий. Я знаю, что он слышал мои слова, хотя и не имею ни малейшего понятия, что они для него значили. Главное, что он вернулся из долгого путешествия «в себя», даже если сделал это лишь для того, чтобы мне было легче.
- Надо же было выветрить из тебя хотя бы часть негатива, - чуть язвительно протянул я, понимая, что надо поддерживать разговор именно на такой ноте, иначе он опять замкнётся. – Пошли. Давно пора утопить тебя в душе.
- Утопиться я и без тебя могу.
- Можешь. Но не так качественно.
Запись #34.
Когда я открыл глаза, очнувшись от дремоты, царила глубокая ночь. Голова приятеля лежала у меня на коленях, и под своей ладонью я ощущал взъерошенные, ещё влажные после душа рыжие волосы. Он не пожелал оставаться один в комнате, даже говорил, что не хочет спать, хотя я прекрасно видел, насколько он измотан. В конечном итоге, я уговорил его хотя бы просто лечь, а сам принялся пересказывать одну из прочитанных мною книг. И вот теперь он мирно посапывал, уткнувшись носом в мои колени.
Честное слово, наверное, этот человек навсегда останется просто большим ребёнком. Шумным мальчишкой, любящим покапризничать и совершенно не умеющим скрывать свои чувства. А я себя с ним чувствовал этаким заботливым папочкой, который постоянно его унимал и теперь вот даже дошёл до рассказывания сказок на ночь. Я тихо усмехнулся своим мыслям и уставился в чёрное небо за окном. Было совсем тихо, только тикал будильник на прикроватной тумбочке. Рыжий что-то пробормотал во сне и свернулся калачиком, его голова мягко сползла с моих колен.
Ночью не трудно услышать чьи-то шаги, гулко отдающиеся от каменных стен коридора. Приоткрылась дверь, и в её проёме показался тёмный силуэт. Я напрягся и замер, когда мой слух потревожило постукивание каблуков, а когда увидел, кто заглянул в комнату, напрягся ещё сильнее.
- Я думала, что вам двоим запретили общаться, - тихо произнесла она с наигранной укоризной.
- Ну… он же больше не учится, - отозвался я, и боюсь, что мой голос звучал не слишком уверенно. В ответ я услышал тихое хмыканье:
- Что ж, тоже верно. Но это он. А Вам, юноша, положено быть в своей комнате, - мягко пожурила меня тьютор. – Идёмте.
Я повиновался, как можно осторожнее поднявшись с кровати, чтобы не потревожить приятеля. Бесшумно прикрыв за собой дверь, я оказался в тускло освещённом коридоре лицом к лицу с куратором курса магов. Она едва заметно улыбнулась мне и направилась вперёд, жестом поманив меня за собой, только почему-то в противоположную от моей комнаты сторону. Я оглянулся на свою дверь и подумал, может быть, девушка случайно спутала направление, но в ответ на невысказанный вопрос получил:
- Нет, я иду в нужную сторону. И Вы идёте со мной.
Я спустился следом за ней на первый этаж, вошёл в просторный светлый кабинет и остановился около двери. У меня вспотели ладони – явный признак того, что я нервничаю, а тьютор опустилась на край стола и воззрилась на меня внимательным взглядом своих пронзительно-синих глаз. Казалось, что она видит меня насквозь, и от этого становилось не по себе.
- Итак, юноша, - с мягкой улыбкой проговорила девушка, - я давно хотела с Вами пообщаться, да всё не было времени, - перекинув рыжие локоны на одну сторону, она вытащила расчёску из ящика стола и принялась, не глядя на меня, неторопливо расчёсывать волосы. – О чём? Обо всём.
- Вы читаете мои мысли? – я нахмурился, вытирая ладони о джинсы, потому что в очередной раз она ответила на мой вопрос ещё до того, как я его задал. Куратор тихо засмеялась.
- Это совсем не сложно, ведь Вы даже не блокируетесь. Из-за этого, если я не смотрю на Вас, то не могу различить, где мысли, а где – слова.
- Потому Вы на меня и не смотрите сейчас? – вырвалось у меня.
- Возможно, - уклончиво ответила девушка. – А может, я просто распутываю волосы. Они совершенно непослушны. Не хотите помочь?
Я удивился, но подошёл и взял из её руки расчёску, случайно коснувшись пальцами тёплой ладони. Меня терзало смутное ощущение, что она играет со мной, как кошка с мышью, и не скажу, чтобы мне это доставляло удовольствие.
- И всё же, о чём Вы хотели поговорить? – спросил я, пальцами собирая волосы тьютора и откидывая их за спину. Они были очень мягкими на ощупь, текли между пальцев, как шёлк. Казалось, что отблески на них – это не отражённый свет настольной лампы, а исходящее от самих прядей сияние. Я невольно залюбовался ими хотя бы уж потому, что всегда любил блестящие вещи, мама даже сравнивала меня с маленькой сорокой.
- Ваш шеф только и делает, что ноет в учительской, какое Вы бесполезное и необучаемое существо, - я не видел лица, но в голосе девушки слышалась улыбка. – Вы совсем не стараетесь.
- С ним трудно работать, - отозвался я, аккуратно взяв в руку одну из прядок и проводя по ней расчёской. – Он нападает сразу, не даёт мне времени сосредоточиться.
- И даже то, что обычно получается неплохо, на тренировках не выходит, как надо? – протянула она, скорее утверждая, чем спрашивая. – Я наблюдала за Вами, - вдруг сообщила тьютор, что несколько меня удивило.
- Да? – переспросил я, на секунду даже оторвавшись от своего занятия.
- Да. Вас часто можно заметить в библиотеке. Я просматривала названия книг, которые Вы читали, - проговорила девушка, чуть повернувшись ко мне. Я засмотрелся на тень длинных ресниц на её бледной щеке и ничего не ответил. – Вам не кажется, что эта литература слишком сложна для новичка?
- Разве? – спросил я, возвращаясь к светлым прядям. – Сначала, конечно, было трудно понять, о чём там говорится, но я уже ориентируюсь.
- Я не об этом.
- О чём же?
- Вы учите сложные заклинания. Я наблюдала, как Вы практикуетесь. Но если не тренировать реакцию, Вы не сможете использовать то, чему научились, в реальной обстановке.
Я нахмурился, подумав о том, как это мне самому не пришло в голову. Знания совершенно бесполезны, если не уметь ими пользоваться. Я думал, что если выучу как можно больше сильных, хороших заклинаний, то скорее смогу сдать нормативы и начать учиться на «двойку». Но ведь это военное учреждение, здесь нужно становиться не «ботаником», а бойцом.
- Не пытайтесь брать на себя слишком много. Всё приходит только со временем, - улыбнулась тьютор, тень ресниц на светлой коже дрогнула. Девушка повернулась ко мне лицом, мягко высвободив пряди из моей ладони.
- Я постараюсь, - негромко ответил я. Мы находились так близко друг к другу, что я мог разглядеть каждую веснушку у неё на носу. Она смотрела мне в глаза, и в какой-то момент я почувствовал, как расстояние начинает сокращаться ещё больше. И отстранился. – Что ж, если это всё, что Вы хотели сказать…
- Да, - она кивнула, забирая у меня расчёску. – Вы можете быть свободны.
Запись #35.
Рыжий так громко выкрикнул моё имя мне на ухо, что я подскочил на месте, и книга с громким стуком упала с моих колен на пол. Дело было через несколько дней после моего «общения» с тьютором, друг уже успел более-менее прийти в себя, а я смог вернуться к обычному распорядку. Я резко обернулся и уставился ему в лицо:
- Что?
- Где ты витаешь? – недовольно поинтересовался он, хмуря светлые брови.
- Некоторые люди, к твоему сведению, думают время от времени, - проворчал я, наклоняясь и поднимая книгу под осуждающим взглядом библиотекаря.
- Это ж как надо задуматься. Я до тебя уже пять минут достучаться пытаюсь! – возмутился приятель, явно преувеличивая.
- И ради чего ж ты так старался? – язвительно отозвался я, пытаясь отыскать страницу, на которой закончил чтение, что было довольно сложно, поскольку я уже забыл, о чём читал.
- Я говорил с директором. Мне разрешили задержаться здесь на какое-то время. Ну, потренироваться, повысить уровень, - рыжий улыбнулся.
- Мне не понять твоего рвения, - усмехнулся я. – При первой же возможности сбежал бы отсюда, куда глаза глядят.
- Ну-ну. Между прочим, ты так и не поговорил с тьютором о том, чтобы учиться как универсум?
- Нет.
- Почему?
Я помолчал несколько секунд, сомневаясь, сказать ему или нет, а затем продемонстрировал с трудом найденную главу. Рыжий перегнулся через моё плечо и прочитал название параграфа.
- «Ментальные блоки»? – он удивлённо воззрился на меня. – Ты учишь ментальные блоки? Зачем? И причём тут…
- Она читает мои мысли, - тихо прервал его я, оглянувшись по сторонам. Рядом никого не было, однако мне-то прекрасно ведомо, что в Зоне даже у книжных полок есть уши. И непременное наличие лишних ушей меня совершенно не вдохновляло на разговоры.
- Что? Как? – удивился парень. А я-то думал, что в этом месте вообще трудно чему-то удивляться. Я поднялся со стула, прижав книгу к себе одной рукой, и направился к выходу из библиотеки, кивком поманив приятеля за собой. В конце зала я заметил предмет нашего разговора – девушка читала, сидя на подоконнике. Ощущение, что она меня преследует, было довольно неприятным.
Рыжий, как обычно, поняв меня без лишних слов, прилежно молчал до почти пустого двора. Но когда мы отошли на несколько метров от группки учеников, его любопытство взяло верх над терпением:
- Так с чего ты взял, что она читает твои мысли?
- Тише, - шикнул я. – Я с ней разговаривал на днях.
- И даже мне об этом не сказал, – приятель, похоже, собрался всерьёз обидеться на меня. Впрочем, зная рыжего, было трудно определить, что у него всерьёз, а что – в шутку. Однако теперь мне хоть стало понятно его удивление – оказывается, что в некоторых местах факт моего разговора с тьютором может оказаться поразительнее способности копаться в чужой голове.
- Да это был обычный разговор, - я пожал плечами, не собираясь посвящать его в подробности нашей беседы. – Наставник нажаловался, что я плохо тренируюсь, она просто подошла узнать, в чём проблема. Но главное не это, - торопливо добавил я, видя, что он собирается вставить ещё какое-то «ценное» замечание. – Главное то, что она отвечает на мои вопросы ещё до того, как я их задаю. Когда я спросил, сказала, что я даже не блокируюсь.
- А, так вот чего ты с блоками затеял, - с пониманием отозвался приятель. – И чего? Теперь не подойдёшь к ней, пока не научишься прятать свои грязные мыслишки? – тут же ехидно поинтересовался он, едва не спровоцировав меня на то, чтобы отвесить ему по меньшей мере подзатыльник. Кто он такой вообще, чтобы судить о степени моей испорченности?
- Мыслишки у меня не грязные, но я терпеть не могу, когда кто-то роется у меня в мозгах, - раздражённо ответил я. – Чувствуешь себя аквариумной рыбкой.
Рыжий тихо фыркнул:
- А вот меня больше забавляет то, что она не стала скрывать такую способность.
- Может, у неё просто не получилось? – задумчиво протянул я. – Она сказала, что если не смотрит на меня, то не понимает, что я сказал, а что – только подумал.
- Да брось, - рыжий махнул на меня рукой, как будто я сморозил несусветную глупость. – Ты б не в прострации сидел, а параграф читал. Обратил бы внимание, что блоками ещё и собственные способности унимают. Я ведь блокируюсь, чтобы различать чужие эмоции и свои.
- И ты свою способность не скрываешь, - заметил я.
- Да. Но моя не даёт такой власти, - улыбнулся приятель, - над «аквариумными рыбками».
Я так и не понял, что он хотел этим сказать.
Запись #36.
«Здравствуй, мама.
Прости, что не прислал ни строчки раньше, здесь разрешают отправлять письма только раз в полгода…»
Я шумно выдохнул и закрыл глаза, запустив пальцы в волосы. Конечно, это было именно то, о чём я думал вместо чтения параграфа о ментальных блоках. Прошло уже больше полугода с того дня, как я попал сюда, нужно было написать матери хоть что-нибудь, только вот я не знал, что ей сказать. На первых двух строках мои мысли обрывались. Что я могу ей написать? Что я в тюрьме для нечисти? Ага. А в соседней палате Наполеон и Карл Маркс. Да и хочет ли она вообще получать от меня письма…
«Как ты? Я справляюсь. Правила тут, конечно, строгие, но это не страшно».
Край листа затрепетал от налетевшего ветерка. На этом острове всегда было пусто и ветрено, особенно на крыше. Вдоль горизонта протянулась узкая бледная полоска, предвещающая восход солнца, скоро поднимется привычный утренний туман. Было холодно, пальцы плохо меня слушались.
«Скучаю по дому. Знаешь, здесь почти не с кем поговорить. Зато есть небольшая библиотека, я постоянно читаю. Тут даже попадаются учебники, и, может быть, когда я выйду отсюда, смогу снова поступить в институт.
Ты, наверное, переживаешь за меня, но у меня действительно всё в порядке. Сначала были небольшие конфликты, но это всё в прошлом. Говорят, может быть, я даже выйду раньше, за хорошее поведение.
И не вини себя. Я ведь знаю, что ты винишь. В моих ошибках, как всегда, виноват только я, ведь я так и не научился прислушиваться к твоим словам. Будь я умнее, уж точно не попал бы сюда.
Лучше расскажи, что нового. Как твоя работа? Кажется, тебя хотели повысить до главврача. И что интересного происходит в городе? Здесь нет ни газет, ни телевизора, я боюсь вернуться к нам и понять, что попал в совершенно незнакомый мне мир. Всё ведь так быстро меняется.
И ещё, мама… прости меня. Прости, что тебе пришлось пройти через это».
Я прищурился, поглядев на горизонт, из-за которого уже показался краешек солнечного диска. Где-то за этим беспокойным океаном осталось всё то, что было мне так дорого когда-то. Все мои воспоминания, моё прошлое, мои знакомые. Я понимал, что никогда не смогу туда вернуться, даже если у меня будут превосходные рекомендации и право на свободу. У меня просто не хватит сил вернуться.
Скрипнула дверь, ведущая на крышу.
- Так и знал, что ты здесь, - сказал рыжий. И какого чёрта ему не спится в такую рань? – Читал опять?
Я отрицательно качнул головой:
- Писал.
- А, почта. И как? – оживился он. – Ты уже закончил?
- Да, - тихо отозвался я. – Я уже закончил.
Огонь тронул край исписанного листка и торопливо пополз по строчкам. Очередной порыв ветра подхватил пепел и развеял его.
«Прости меня… мама».
Запись #37.
- Ты чего?.. – притихшим голосом спросил рыжий. Я покачал головой и закурил. – Ты не будешь ей писать?
- Нет, - отозвался я, носом выдыхая дым.
- Почему?
Я тихо вздохнул и промолчал. Это было слишком трудно объяснить, ведь я действительно скучал по матери и действительно хотел хоть как-то с ней связаться, но стоило появиться такой возможности, как какой-то внутренний тормоз заставил меня остановиться. У меня никогда не нашлось бы сил посмотреть ей в глаза, и отправить письмо с пустым обыденным содержанием я тоже не мог. Я боялся представить, каково это, когда твой собственный сын – убийца. Насколько это… тяжело? Обидно? Страшно?.. Я знал, что она всё равно любит меня, кем бы я ни был, каким бы я ни был, сколько бы раз я ни оступался. Я знал, что она не злится, что она способна меня простить даже за это, но… лучше бы она возненавидела меня. Гораздо легче осознавать, что ты плохой и никчёмный сын, когда тебя не хотят видеть и слышать, чем когда тебя продолжают любить, несмотря на всю причинённую тобой боль.
От неприятных размышлений меня отвлекло появление Красотки. Со свитой из троицы товарищей, которые особо не задирались сами по себе, а лишь примазывались к его «величию», он ввалился на крышу, дверь хозяйски распахнув ударом ноги. Трудно сказать, ожидал ли он меня здесь увидеть, однако тут же расплылся в улыбке. Надо заметить, что его улыбка всегда обладала весьма притягательным свойством – при одном только её виде сразу нестерпимо хотелось заехать ему по морде. Почувствовав мгновенно повисшее в утреннем воздухе напряжение, рыжий притворился шлангом: флегматично заложив большие пальцы в карманы джинсов, он поинтересовался, не соизволю ли я «смотаться с ним пожрать».
В принципе, это было дельным предложением, но меня терзали противоречивые чувства. С одной стороны, я понимал, что замовский ученик при виде меня сдерживаться не умеет и непременно полезет на конфликт, который мне совершенно не был нужен. С другой же – просто уйти сейчас с рыжим было бы равносильно трусливому бегству. Правда, пока что Красотка тихо стоял в уголке и о чём-то переговаривался с приятелями, а вот моё молчание начинало затягиваться. Наконец, я в одну затяжку прикончил остатки сигареты, словно только для того и оставался на крыше, и поднялся с парапета:
- А без меня сходить совсем не судьба? – с лёгкой язвочкой бросил я.
- Ну так одному скучно, - воспрял духом мой друг. Кажется, ему существенно полегчало от моего неохотного согласия, хотя я не понимал, чего ему-то переживать: он сильнее всех четверых задир, взятых вместе. Стоило мне вспомнить об этом факте, как в голове мелькнула мысль, что та самая причина, по которой Красотка тихо стоит в сторонке, как раз и тащит меня в столовую.
Я недовольно фыркнул, подходя к двери следом за рыжим, и собирался уже перенести ногу через невысокий порожек, как мне словно подножку поставили. Я рефлекторно выбросил руку вперёд, вцепившись в плечо друга, но по инерции всё равно ткнулся ему в спину лицом.
- Отлично смотритесь вместе! – с довольным видом воскликнул ученик заместителя. Всё-таки под конец ему хватило то ли смелости, то ли наглости теперь приписывать мне ещё и рыжего. Тот, кстати, развернулся в мою сторону лицом, что было весьма вовремя: я был совершенно не в настроении игнорировать очередные издёвки. – Пойдёшь кормить его с ложечки, да, шлюха? – я рванулся было вперёд, но приятель ловко и уверенно схватил меня за шиворот, как котёнка, и практически выволок на лестницу. Не успел я возмутиться по поводу такого обращения, как перед моим взглядом возник зам. директора. Мне порой казалось, что у них с учеником существует некая ментальная связь, которая позволяет Красотке нарываться на неприятности, а заму – вовремя его из них вытаскивать.
- Стремление к жестокости – не лучший пункт для характеристики в личном деле, - холодно, но с лёгкой угрозой протянул он. Я хотел огрызнуться в ответ, но получил от рыжего локтем в рёбра и прикусил язык. Одарив меня высокомерным взглядом, заместитель прошёл мимо. Больше всего я ненавидел этот его взгляд: словно он тут Царь и Бог, а все остальные – мелкие сошки у него под ногами.
- Ты можешь хоть один день в году не нарываться? – напустился на меня рыжий, стоило нам отойти на приличное расстояние.
- А зачем, если рядом такая «крыша»? – ядовито ответил я, вконец разозлённый его гипертрофированной родительской заботой. Безусловно, боец первого класса под метр девяносто ростом и куда шире меня в плечах, вызывал уважение у прочих «арестантов» даже несмотря на всю несерьёзность своего поведения. И хотя права у него пока ещё были не больше моих, в драку первым он всё равно не полезет, а вот подправить прикус тому, кто стал огрызаться, вполне способен. И если он вознамерился меня ограждать и одёргивать – флаг ему в руки.
- А когда не будет этой «крыши»? Ты же не думаешь, что я вечно тут буду торчать! – рыжий казался возмущённым, что не могло не действовать на нервы.
- Я что, тебя просил? Я просил оставаться, нянчиться со мной?! – закричал уже я. – Я хоть раз заикнулся, что нуждаюсь в твоей опеке?
- Ты нуждаешься в опеке.
- Что?..
- Да ты ведёшь себя, как маленький ребёнок, - давно я не видел рыжего настолько серьёзным. Он даже не изображал обиду. Лишь самую малость он повысил голос, чтобы вложить эти слова в мою голову, и тон его был непривычно твёрдым. – Чего ты разорался? Тебя что, сладкого лишили? Ну, валяй, иди, передерись со всей Зоной, если тебе это так нравится. Только я не думаю, что мать твоя счастлива будет увидеть тебя в гробу.
Я сжал зубы. Этот парень хоть и казался редкостным простачком, а на больную мозоль надавить умел. Я не мог найти в себе смелости, чтобы связаться с матерью, но она хоть знала, что я где-то есть, что я жив. А в этом месте тех, кто совершенно не соблюдал дисциплину, могли просто «пустить в расход». Приговор и казнь. Захлебнувшись собственной бессильной яростью, нежеланием принимать тот факт, что рыжий прав, я так и не смог выдавить из себя ни слова. Просто развернулся на каблуках и стремительным шагом бросился прочь по коридору.
Запись #38.
Кипя от злости, я промчался по лестничному пролёту, резко свернул за угол и вот уже второй раз за каких-то несколько минут врезался – теперь уже в собственного наставника и лицом к лицу. Растерявшись от неожиданности, я в тот же миг с силой оттолкнул его от себя и пальцами небрежно отбросил с лица волосы.
- Ничего себе, какая пылкая встреча, - хмыкнул каратель. – Не ожидал, не ожидал.
Очередной подкол в мою сторону, словно я бежал к нему с жаркими объятиями. Сначала с горяча я даже послал его по всем известному адресу, однако секунду спустя мне пришла в голову другая идея, и я выпалил:
- … или пошли тренироваться!
От такого поворота событий наставник, не успевший даже разозлиться, слегка оторопел, ведь до этого я ни разу не вызывался на занятие по собственной воле. Обычно я таскал с собой в залы рыжего, чем порядком раздражал карателя. Но мой боевой настрой явно пришёлся ему по вкусу, даже подавив желание прибить меня на этом самом месте за весьма нецензурную первую фразу. Он рассмеялся и от души хлопнул меня по плечу:
- Ну, наконец-то! Я уж думал, ты никогда этого не скажешь, - с усмешкой он взглянул на моё, должно быть, весьма обескураженное лицо и кивком велел мне идти следом. – Хочешь заниматься – будем заниматься.
Никогда не представлял себе, что именно в порыве отнюдь не самых благих чувств я найду с наставником общий язык. Хотя бы на один день. И почему-то… почему-то это заставило меня улыбнуться. Впервые у меня действительно появилось желание получать знания и черпать опыт от этого человека, проснулось даже какое-то непривычное воодушевление, до того странное и неожиданное, что стало немного не по себе.
Без просьб и указаний я прошёл в центр зала и повернулся к наставнику лицом:
- С чего начнём?
- Ну, у нас же внеплановое занятие, - хмыкнул тот. – Так что сделаем… - он на секунду задумался, - сделаем небольшую «контрольную работу». Посмотрим, чему ты у меня научился.
Два часа в зале не было слышно ничего, кроме шума и грохота. Мы не разговаривали, полностью увлекшись попытками не столько победить, сколько перехитрить друг друга. Пару раз мне даже удалось застать его врасплох заклятиями, которые изучил без его ведома и контроля. Мой учитель, вечно стремившийся комментировать и поучать меня в процессе занятия, был странно молчалив и сосредоточен. Казалось, он только сейчас воспринял меня всерьёз – как, пусть начинающего, но уже бойца, а не слабого сопляка, которому для образования достаточно получить покрепче по шее. Он даже не встречал недовольными выкриками или одёргиванием каждую мою попытку увернуться, может быть, потому, что я не просто избегал атак, но ещё и отвечал на них своими.
Это тяжело и утомительно, совмещать магию с физической нагрузкой, некоторые чары и вовсе не были предназначены для моего уровня и требовали слишком больших затрат энергии. Однако я не отступал до тех самых пор, пока не почувствовал, что уже с ног валюсь от усталости. И, как ни странно, наставник прекратил нападать, когда я устало выкрикнул: «Всё!»
- Всё, - повторил я, тяжело дыша и держась за бок, в котором нестерпимо кололо. – На сегодня мой лимит исчерпан.
- Как скажешь, - каратель улыбнулся и расправил закатанные на время боя рукава. Он тоже выглядел уставшим, хотя до меня ему было далеко. – Ты стал сильнее, - вдруг произнёс он. Мне в новинку было слышать от него слова поощрения, но в тот же миг я понял, что уже долгое время, сам того не осознавая, я ждал их. – Хотя до идеала, конечно, ещё работать и работать, - поспешил он меня остудить, но я на эту попытку не обратил внимания. Главным и первоочерёдным для меня было только одно – я сделал это. Меня признали. Мои старания, моё самообразование наконец-то себя оправдали.
Мы вышли из зала плечом к плечу, я привычно уже внимал советам и инструкциям учителя, который продолжал говорить мне вслед даже тогда, когда я уже поднимался по лестнице на второй этаж, пока не скрылся из виду. Отрывая колпачок от прихваченного по дороге пакета крови и утоляя жажду, я думал полежать немного, передохнуть, а потом отправиться в душ. Но стоило лишь моей голове коснуться подушки, как я отключился. Вопреки обыкновению, я заснул так крепко, что меня ни капли не беспокоил привычный дневной шум, доносящийся из коридора, и проспал несколько часов, не видя снов и не вскакивая на постели в холодном поту.
Вот так исподволь, почти случайно, появилось и ещё кое-что, что я узнал благодаря своему наставнику: чем дольше, тяжелее, утомительнее тренировка, тем меньше остаётся сил на тяжёлые мысли, дурные воспоминания и даже такие привычные для меня кошмары.
Запись #39.
Меня разбудил звонок. Привычный проносящийся по зданию звон, он оповещал о наступлении комендантского часа. Я сел на постели и потёр затёкшую шею – похоже, во сне я даже не шевелился. Не могу сказать, что чувствовал себя бодрым и выспавшимся, напротив, ощущение было такое, словно я вовсе не спал. Но это всего лишь накопившаяся за долгие месяцы усталость, если я продолжу тренировки в том же темпе, то рано или поздно она уйдёт, и всё будет нормально. Однако сейчас снова ложиться я боялся. Было слишком хорошо спать без снов, совершенно не хотелось сталкиваться с ними снова.
Я потянулся и взял с прикроватной тумбочки книгу. Утро было слишком насыщено неприятными мыслями, тревогой из-за почты, а потом ещё и эти ссоры… Я совершенно забыл, что мне нечего почитать очередной ночью. Небрежно положив книгу на подушку, я спустил ноги с кровати и принялся зашнуровывать ботинки. В коридоре послышалась знакомая поступь. Торопливо завязав шнурки в узел, я схватил том в серебряной обложке и вышел из комнаты, стараясь не выдавать спешку. Я давно тебя не видел – ни во дворе, ни в столовой, даже в коридорах мы не сталкивались с самого экзамена «двоек».
Но твой вид удивил меня. Ты казался измотанным и разбитым, был болезненно бледен, даже в тусклом освещении коридора можно было заметить, что твои глаза припухли и покраснели. Всё это я видел лишь мельком – тут же отвернувшись, я тихо прикрыл за собой дверь комнаты, а потом пошёл в направлении лестницы, делая вид, что задумался, и глядя в пол. Я решил, что ты едва ли хотел кому-то показываться в таком виде, потому я и не замечал тебя последние дни, да и, кроме того, видеть твоё лицо и удержаться от вопросов мне было бы трудно.
- Далеко собрался? – услышал я твой голос.
- В библиотеку, сэр, - отозвался я, остановившись, но не оборачиваясь. – Взять новую книгу.
- Продолжаешь просвещаться? – тихая усмешка, вроде привычная, но была в ней какая-то наигранность.
- Да, сэр, - я кивнул, обращаясь к стене, и прикусил губу, пытаясь удержать себя от желания узнать, не случилось ли чего.
- Молодец, - устало похвалил ты. – Не засиживайся слишком долго в библиотеке.
По негромкому стуку двери, я понял, что ты ушёл в свою комнату. Всё так же не оборачиваясь, я вышел на лестницу и спустился на первый этаж.
В библиотеке было темно и пусто. Я зажёг огонёк в ладони, чтобы видеть названия книг. Уже прочитанную поставил на прежнее место, после чего мельком пробежался взглядом по корешкам. Долго не раздумывая, взял с полки давно приглянувшийся мне довольно ветхий чёрный фолиант – одну из тех книг, которые я в своё время схватил и не мог понять, пока не пришёл рыжий и не всучил мне литературу попроще. Я справедливо полагал, что это займёт меня на какое-то время, хотя в голове всё так же крутились мысли и сомнения.
- Директор всего лишь приболел, - я вздрогнул и резко обернулся, услышав голос за своей спиной. – Не стоит беспокоиться, - она улыбнулась и лукаво посмотрела мне в глаза. А потом, стоило мне снова подумать, что она следит за мной, просто сказала: - Да.
- Зачем? – спросил я, в миг спохватившись и выставив барьер, чтобы она больше не читала моих мыслей. Безусловно, она сильнее меня и сможет его сломать, но мне показалось, что она не станет этого делать.
- Из любопытства, - ответила тьютор. Но я чувствовал, что она явно что-то недоговаривает, и это немного злило меня.
- Разве я похож на подопытного кролика? – поинтересовался я.
- В какой-то степени все мы – подопытные кролики, - уклончиво сказала девушка. Я заметил, что она довольно часто избегала прямых ответов. Может быть, пыталась казаться загадкой, как это подобает вообще любой женщине, и, по моему личному мнению, несколько переигрывала. А может быть, привыкла слишком много знать о других, пользоваться этими знаниями и не хотела давать остальным хоть какую-то возможность сравняться с ней в шансах.
- Мне это не нравится, - честно сказал я, пытаясь разглядеть выражение её глаз.
- Мне тоже, - она склонила голову чуть набок, спокойно отвечая на мой взгляд.
- Что конкретно Вас интересует? Быть может, проще было бы спросить?
- Едва ли. Люди редко дают искренние ответы, - тьютор покачала головой. – Вы не хотите кофе? – вдруг поинтересовалась она. Я нахмурился. Это что, ухаживание такое?
- Не откажусь, - тем не менее ответил я. Если она хочет изучить меня, почему бы мне в ответ не проявить подобный интерес и в её адрес?
Запись #40.
Нас отделяла друг от друга столешница с двумя чашками крепкого чёрного кофе и тяжёлой шахматной доской. Не скажу, что я хорошо играл. У нас, конечно, были в школе спортивные олимпиады, в том числе по шахматам, но мне никогда это не давалось. Так что я согласился просто потому, что не представлял себе, чем ещё можно заниматься вдвоём в кабинете, да ещё и ночью. Впрочем, нет, представлял. Но это было совсем не то, что дозволено рамками субординации.
Я чувствовал на себе её взгляд, когда внимательно изучал доску, но стоило мне поднять глаза, как она чуть отворачивалась, словно скучала в ожидании хода. Это всё казалось странным: куратор вместо сна играет с одним из арестантов в далеко не самую увлекательную игру, словно у неё больше нет никаких дел. Через какое-то время она вытащила пепельницу и поставила её на стол, а потом закурила. И почему-то больше всего мне захотелось отобрать у неё сигарету – ей это было не к лицу. Ну, во всяком случае, эта девушка никогда не ассоциировалась у меня с курением. Но я только вздохнул, скользнул пальцами по джинсам в поисках собственных сигарет, и тут же понял, что забыл их в комнате.
Пришлось вернуться к шахматам, чувствуя, как появляется то самое неприятное тянущее ощущение где-то под кадыком, которое не даёт нормально сосредоточиться на резных деревянных фигурках. Я сделал глоток кофе и недовольно поморщился, отметив, что тьютор лишила меня уже второй ладьи. Ответив на этот ход, я поднял взгляд и обнаружил, что девушка смотрит на меня испытующе и немного лукаво, теребя сигарету пальцами.
- В чём дело? Придумали какой-нибудь вопрос или желаете поделиться мыслью? – я улыбнулся краем губ. Говорят, что несимметричная улыбка выдаёт неискренность, но почему-то я привык делать именно такое выражение лица. Наверное, и у неё эта хитринка уже настолько прижилась в уголках чуть прищуренных глаз, что никуда от неё не деться. Какое-то время она продолжала молча смотреть на меня. От кофе курить тянуло куда сильнее обычного, и этот испытующий взгляд немного раздражал, я чувствовал себя словно под микроскопом. Потом она медленно покачала головой:
- Я просто думала предложить Вам сигарету.
Видимо, даже когда я блокировал мысли, она умудрялась понимать мои желания по выражению лица или жестам. Я задумчиво покусал губу:
- Почему же не предлагаете?
- Так не интересно, - улыбнулась она и переставила фигуру на доске. – Вам мат, юноша.
Я удивлённо уставился на шахматную доску. И надо же было не заметить опасность! Можно сказать, что меня победили на ровном месте, а всё потому, что мои мысли старательно обходили игру. Я потёр лоб и тихо усмехнулся:
- Я предупреждал, что не слишком хорошо играю, - мне просто ничего больше не оставалось, кроме как признать поражение. После небольшой паузы я поинтересовался: - Значит, просто дать мне сигарету не интересно… Можете предложить что-нибудь поинтереснее?
- Может быть, - уклончиво ответила девушка. Я улыбнулся и поднялся со стула:
- В таком случае, предлагайте сейчас, или я просто сбегаю за своими.
Тьютор тоже встала и, обогнув стол, подошла ко мне почти вплотную.
- Давно хотела попробовать одну вещь… - проговорила она. Сделав длинную затяжку, она чуть приподнялась на мыски, поскольку была ниже меня ростом. Я буквально заставил себя наклониться; тело, казалось, решило перестать мне подчиняться. Куратор словно испытывала меня на прочность, с каждым разом заходя всё дальше и дальше. Думаю, она лгала, говоря, что не пробовала «дымные поцелуи» раньше, но меня не обеспокоила эта маленькая ложь. В тот момент я мог думать лишь о том, как близко друг к другу мы стоим, почти соприкасаясь губами. Она прикрыла глаза, позволяя густому дыму неторопливо выходить из лёгких. Её бледное, покрытое едва заметными веснушками лицо за призрачно-белёсой пеленой ещё долго будет тревожить мою память. Я стоял и ловил губами терпкий дым, пытаясь бороться с безудержным желанием всё-таки прикоснуться к этим губам, и когда девушка, наконец, попыталась отстраниться от меня, не выдержал.
Сам не понимаю, когда мои руки успели оказаться на её талии. Единым порывом я прижал тьютора к себе, ощущая, как её пальцы вцепились мне в плечи – но она не оттолкнула меня. Её губы были мягкими и чувственными, но в то же время оказались весьма требовательны и капризны. Она не собиралась уступать и полностью отдавать мне инициативу. Не совсем соображая, что я делаю, я обхватил её крепче и усадил на стол. С шумом рассыпались шахматные фигуры. Их громкий стук по столешнице и полу разбудил в моей голове непрошенный голос, укоризненно произнёсший: «Что же ты делаешь?..»
Я разорвал поцелуй, и несколько долгих секунд мы с тьютором молча смотрели друг на друга, переводя дыхание. Она не выглядела не ни удивлённой, ни сбитой с толку, ни даже смущённой. Впрочем, едва ли она стала бы меня провоцировать, если бы не хотела всего этого сама. Я чуть отстранился, всё ещё глядя девушке в глаза, и улыбнулся (надеюсь, не слишком натянуто):
- Ещё партию?
- Однозначно, - с лукавой усмешкой ответила она, мягко меня отталкивая.
Запись #41.
Яркий луч солнца пробился в щель меж неплотно задёрнутыми занавесками и заставил меня недовольно зажмурить один глаз. Я прислушался к спокойному, мерному дыханию девушки, что спала сейчас, уложив голову мне на плечо. Ночью мы собирались расходиться, она попросила меня донести шахматный набор до её комнаты, а потом… потом всё получилось как-то само собой. Заснула тьютор почти сразу, и сейчас практически лежала на мне сверху, не только обнимая одной рукой за пояс, но и обхватив мои бёдра ногой. Пленённый таким образом, я всё же никак не мог позволить себе заснуть, когда я в комнате не один, и лениво перебирал кончиками пальцев светло-рыжие пряди.
Было по-утреннему тихо и, надо сказать, довольно скучно лежать и пялиться в потолок. Я потянулся и стащил с тумбочки пачку сигарет. Она курила ментоловые, редкостная гадость на вкус, как зубная паста, но ничего другого всё равно не было. Поставив пепельницу прямо на пол около кровати, благо, что лежал я с краю, я прикурил и медленно затянулся. Тьютор неразборчиво проговорила что-то во сне и уткнулась почему-то холодным кончиком носа мне в шею. Я размышлял о своей жизни в этом месте. Здесь, именно здесь я никого не искал – ни друзей, ни врагов, ни любовниц, но каким-то странным образом они стали находить меня сами. Никогда не думал, что одиночки вроде меня могут быть так привлекательны для окружающих. Ха.
Самым удивительным было то, что я сейчас лежал в постели не кого-нибудь, а тьютора. Будь она такой же арестанткой, это ещё можно было понять, однако она не только единственная девушка в Зоне, но ещё и одна из главных. И чего ей понадобился именно я? Казалось бы, перед ней полный ассортимент мужчин всех возрастов и типов внешности, могла бы сделать и более достойный выбор.
«Воистину, чудны были бы дела твои, Господи, если бы я в тебя верил», - я тихо фыркнул и запрокинул голову, выдыхая терпкий дым в потолок. В глотке даже саднило от этого чёртова ментола.
Ещё одним интересным вопросом было: «А что дальше?» Нет, серьёзно, я совершенно не представлял себе, что будет, когда моя красавица проснётся где-нибудь часов в девять утра, когда кончается комендантское время. В коридоре будет уже полно народу. «Представляю их рожи, если я, как ни в чём не бывало, выйду отсюда и направлюсь в душ…» Или она в шкафу меня спрячет до тренировочного времени, когда коридоры временно опустеют? Забавно. А ведь у наставника просто талант при необходимости находить меня даже в самых неожиданных местах. «И как он только это проворачивает?»
Девушка снова зашевелилась, я почувствовал, как кончик носа скользит по моей коже, после чего меня почти ласково укусили за шею. Я даже удивился, ночью она кусалась совсем не так аккуратно.
- Воруешь сигареты? – сонно поинтересовалась куратор. Её пальцы лёгким движением пробежались по моей руке, отобрав сигарету, львиная головка поднялась с моего плеча.
- Вроде того, - я с улыбкой ответил на короткий поцелуй, после чего тьютор сделала одну затяжку и, свесив руку с края кровати, затушила окурок в пепельнице.
- Не спится? – она устроилась у меня на бёдрах, уперевшись локтями в подушку чуть выше моих плеч. Одеяло сползло по гибкой спине, представив моему взгляду красивые округлости грудей. Я шумно выдохнул и резко перевернулся, подминая её под себя.
- Да разве можно рядом с тобой уснуть?
Запись #42.
Будильник запищал настолько несвоевременно, что я еле удержался от того, чтобы не скинуть его с тумбочки вместо того, чтобы отключить. Тьютор воспользовалась тем, что я отвлёкся, и снова уложила меня на обе лопатки. Её глаза лихорадочно блестели от возбуждения, я чувствовал её ногти, впивающиеся в мои плечи. Казалось, она смотрит куда-то сквозь меня. Я попробовал приподняться, но оказался тут же отброшен обратно на подушку. Мне осталось лишь следовать выбранному ею ритму, беспорядочно оглаживая ладонями её бёдра и напряжённую спину.
Она была горячей, но с ней было холодно. И даже в самом конце её стон был больше похож на тихий всхлип. Тьютор позволила себе с минуту полежать на мне, но только чтобы отдышаться, а потом молча поднялась с постели и ушла в душ. В Зоне душевые были общими как для арестантов, так и для персонала, но ей, как единственной девушке, очевидно, решили всё же выделить персональный. Я сел на кровати, вслушиваясь в шум воды. Хотелось о чём-то подумать, но голова была совершенно пустой, я разглядывал узор занавесок, сквозь которые просвечивало яркое солнце.
Из коридора слышался неясный гул, он казался громче, чем обычно, но я не мог разобрать отдельных слов. Я встал, оделся и вышел из комнаты, в последний момент даже вспомнив захватить свою книгу. «Арестанты» ходили группками и о чём-то оживлённо переговаривались, до меня сначала долетело слово «испытания», а потом восклицание рыжего:
- Вот ты где! Я тебя обыскался!
Наверное, если бы он просто поздоровался, никто бы и не обратил внимания на то, из какой двери я вышел. А вот после его слов я почувствовал на себе несколько взглядов, и не надо долго думать, чтобы понять, что к вечеру «сарафанное радио» разнесёт сплетни по всей «Зоне». Я нахмурился, повернувшись к приятелю:
- Чего тебе?
- Извини за вчера, - сказал он, очевидно, списав моё раздражение на вчерашний конфликт – всё же чувствовать чужие эмоции не означает знать их причину. – Я действительно иногда перегибаю палку.
- Действительно, - сухо отозвался я. На самом деле, я чувствовал себя виноватым за то, что накричал на него. Всё-таки следует быть сдержаннее, ведь он мой друг, пусть и на редкость надоедливый порой.
- Ну, так… ты меня прощаешь?
- Да я тебя и не винил, - я пожал плечами, равнодушно поглядев в его просящие «щенячьи» глаза. - Ты обо мне заботишься. Как умеешь. Но! – я повысил голос, видя, что он собирается меня перебить, - я уже не маленький, я старше тебя, между прочим. По-моему, я уже имею право совершать и собственные ошибки.
- Но я не хочу, чтобы ты их совершал! – парень нахмурился и посмотрел на меня уже не виновато, а осуждающе.
- Это моя жизнь, рыжий, - спокойно ответил я. – Это мне решать, что делать и о чём жалеть. Я умею отвечать за свои поступки, но я никогда не научусь поступать правильно, если ты вообще не дашь мне хоть как-нибудь поступать.
Рыжий помолчал, осмысливая мои слова, потом согласно кивнул и улыбнулся краешком губ:
- Хорошо. Я понял.
Я улыбнулся в ответ:
- Тогда пошли, я закину книгу в комнату, и надо перекусить перед тренировкой, - я увидел, как он покосился на дверь, из которой я вышел, и открыл рот, чтобы что-то сказать, так что торопливо добавил: - Все вопросы потом!
Запись #43.
Несмотря на то, что моя пища находилась в лазарете, завтракать я всё-таки ходил вместе с рыжим в общую столовую. Надо же было составить ему компанию. Шёпотом он всё пытался поподробнее расспросить меня о том, как я оказался ночью в комнате тьютора, я отвечал предельно честно: мы играли в шахматы. От разглашения прочих деталей я старательно воздерживался просто потому, что не слишком люблю пространно рассказывать кому-либо подробности своей интимной жизни. Даже если это рыжий, по хитрой физиономии которого было прекрасно видно, что о продолжении игры он и сам догадался. Благо ещё, что он уже достаточно меня изучил, чтобы не задавать неуместные вопросы. Впрочем, я тоже в полной мере знал его натуру и понимал, что от дружеских подколов я не застрахован.
Я лениво потягивал из пластикового пакета кровь, которую уже научился подогревать при помощи собственной энергии, и наблюдал за тем, как рыжий привычно наворачивает картошку со скоростью голодного крокодила. Наконец, непрекращающееся жужжание в столовой вызвало у меня вопрос, которого приятель, судя по его виду, уже давно ожидал:
- А что все так бурно обсуждают?
- Экзамен для «единиц». Твой наставник уже подал заявку?
Я удивлённо вскинул бровь.
- Заявку?
- Ну да, - будничным тоном отозвался он. – Сюда же все попадают в разное время, поэтому, чтобы пройти первый экзамен, нужна заявка от наставника. Ну, чтобы знать, что он уверен в том, что ученик достаточно подготовлен к сдаче.
- Вот как… - хмуро отозвался я, пожёвывая пластиковую трубку пакета.
- Так подал или нет? – рыжий тоже нахмурился, бросив на меня непонятливый взгляд.
- По-моему, можно было уже догадаться, что нет. Он мне даже ни слова не сказал про этот экзамен, - медленно проговорил я, не зная даже, злиться только на наставника или ещё и на друга, который все новости получает из первых рук, но изволил молчать до последнего.
- Ммм… - протянул рыжий и поджал губы. – Ну, ты не расстраивайся. Ещё сегодня можно подать. Поговори с наставником.
Я посмотрел на приятеля скептически. Признаться честно, у меня в голове мелькнула было надежда на то, что всё наладится – всё-таки вчера каратель сказал, что я стал сильнее. Но эту надежду поспешно заглушил здравый смысл, который подсказал мне, что если заявка до сих пор не подана, значит, наставник уверен в моей неподготовленности. Этот человек ничего не делал просто так. И я прекрасно понимал, что переубеждать его, когда он в чём-то уверен, - занятие абсолютно бессмысленное. Я вздохнул и небрежным жестом отмахнулся от попыток рыжего убедить меня в том, что попробовать всё же стоит:
- Что мне стоит сделать, так это пойти в свою комнату и продолжить самообразование, - недовольно скомкав пустой пакет, я кинул его в ближайшую мусорную корзину. Вчерашнее стремление продолжать тренировки в том же духе улетучилось вместе с настроением, которое и без того было не самым весёлым, благое расположение к наставнику сменилось привычным уже желанием пару раз хорошенько ему врезать.
Поднимаясь из-за стола, я в очередной раз задумался о том, как рыжему удаётся постоянно пребывать в гармонии с окружающим миром. Лично у меня в этом местечке настроение вообще крайне редко поднималось выше отметки «средняя степень паршивости», а испоганить его окончательно вообще особых трудов не стоило. Приятель уныло махнул рукой мне на прощание, после чего направился в сторону тренировочных залов. Наверное, ему так же нравилось постоянно тренироваться, как мне – перечитывать поблекшие строчки на жёлтоватых, пахнущих пылью страницах.
Запись #44
Выдался удивительно ясный день – и удивительно тихий. Почти все «единицы» были глубоко заняты подготовкой к экзамену: те, на кого не хватило тренировочных залов на первую смену, заполонили библиотеку так, что не продохнуть. «Двойки», которых было куда меньше, тратили выдавшийся выходной на мирное общение друг с другом и прогулки по парку. В кои-то веки у меня появилась возможность не прятаться в комнате, а спокойно расположиться на дереве в полупустом дворе.
Свежая листва на деревьях ещё только проклюнулась, и солнечный свет без труда просачивался сквозь переплетения почти голых ветвей и веточек, покрывая листы лежащей у меня на колене книги причудливой сеткой теней. Покачивая одной ногой в воздухе, я пытался полностью сосредоточиться на чтении и откинуть как можно дальше свою досаду. То и дело мне в голову забредали навязчивые мысли о том, что можно попробовать попросить тьютора, чтобы она убедила наставника, или даже обратиться к тебе, как к директору. Я отмахивался от них, как от назойливых мух, гордость просто не позволяла мне даже надеяться на чьё-либо покровительство.
Я оторвал взгляд от книги, когда порыв ветра растрепал мне волосы, занавесив ими всё лицо. Раздражённо отводя пряди назад и скручивая их в жгут, я вдруг обнаружил, что выбранное мною дерево находится не просто напротив здания «Зоны» - с него видны окна комнат. Прямо напротив меня ветер раскачивал тяжёлые чёрные с золотой каймой занавески, разведённые в стороны, трепал листы толстой тетради на подоконнике. Широкая кровать с шатровым пологом была не убрана. На первый взгляд комната казалась пустой. Лишь через минуту я заметил в ней человека. Он сидел на полу ко мне спиной, почти скрытый за кроватью, так что я мог видеть лишь затылок с длинными волнистыми волосами, спадавшими на голые плечи – но даже одного этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я вижу тебя.
Сразу стало как-то неудобно, словно я маленький ребёнок, который подглядывает за старшими через замочную скважину. Но хотя это и показалось мне неправильным и неловким, я не торопился уткнуться обратно в книгу. Я вглядывался в твой затылок, словно рассчитывал прочитать по нему, не стало ли тебе лучше. Ты ухватился за край кровати и попытался встать, но пошатнулся и упал обратно на пол, и этого оказалось достаточно, чтобы я захлопнул книгу и спрыгнул с дерева. Всё тот же здравый смысл, который вечно проявлялся совсем не вовремя, подсказывал мне, что это не моё дело, что мне могло показаться и что меня могут совсем не погладить по головке за то, что я влезаю. Казалось, ещё чуть-чуть – и я остановлюсь на полпути, возьму себя в руки и вернусь к чтению. Но нет. В неравном бою логики и упрямства победило последнее.
Поднявшись на второй этаж, я подошёл к твоей двери и занёс руку, чтобы постучать, но сделал это лишь спустя несколько секунд. Мне всё ещё не хватало уверенности в себе и решимости во всём, что касалось тебя. Сам не понимаю, откуда у меня взялось такое отношение, словно ты – кто-то особенный, недосягаемый, кто-то, кто значительно выше меня даже не по статусу, не по должности, а по всему своему существу. Как Идол.
И всё же я постучал, но не услышал ответа, только какой-то неясный шорох по ту сторону двери, а потом звон бьющегося стекла и невнятную ругань. Едва ли не зажмурившись, поскольку боялся, что меня сразу выставят, я надавил на ручку двери – и она поддалась. Насколько я знал, комнаты персонала, в отличие от арестантских, закрываются и изнутри, а не только снаружи, но, войдя, я уже не удивился тому, что твоя оказалось открытой. Мне в ноздри ударил резкий запах алкоголя. Я настолько отвык от него почти за год, что даже пришлось задержать дыхание, чтобы не закашлять.
Мой Идол был чертовски пьян. Сидел на полу среди осколков, по видимому, пепельницы и взглядом, полным недовольства, изучал свою окровавленную руку, словно она чем-то провинилась. На меня ты не обратил ровным счётом никакого внимания. Я тихо закрыл за собой дверь и опустился рядом с тобой на колени, собирая разбросанные по полу стекляшки и окурки. Поначалу я старался не смотреть на тебя, хотя твоё равнодушие и придало мне уверенности, но когда я искал взглядом, куда можно выбросить то, что некогда было пепельницей, заметил, что ты опустил руку и внимательно наблюдаешь за мной. Небрежно кинув осколки в корзину для бумаг, я вынул из кармана носовой платок. Ты флегматично достал сигареты и прикурил, наблюдая за тем, как я вытаскиваю из твоей ладони небольшой застрявший в коже осколок и перевязываю порез.
Я ждал, что ты что-нибудь скажешь, но ты молчал, сбрасывая пепел прямо на пол. Это ставило в тупик, потому что я не знал, что делать дальше. И я просто молча сидел рядом с тобой, не решаясь что-нибудь сказать и не решаясь уйти.
Запись #45
Наконец, ты затушил сигарету о подошву ботинка и протянул мне руку:
- Помоги.
Я поднялся с колен и помог тебе встать, после чего ты тяжело опустился на кровать и потянулся за бутылкой виски, стоявшей на тумбочке. Побоявшись, что ты и её сейчас разобьёшь, я взял её первым и сам наполнил бокал. Ты пригубил золотистый напиток и полунасмешливо посмотрел на меня:
- Что, даже осуждать не будешь?
Я ответил спокойным взглядом и негромко произнёс:
- Я не вправе.
- Да, пожалуй, именно это мне в тебе и нравится, - ты улыбнулся и снова закурил, поставив подушку вертикально и прислонившись к ней спиной. – Не лезешь в чужую жизнь.
Признаться, это заявление немного меня удивило: с учётом того, как редко и мало мы общались, довольно трудно было представить, что тебе вообще хоть что-то во мне может нравиться. И я промолчал, потому что ответить всё равно было нечего. Ты кивком показал на книгу, которую я так и забыл на полу возле кровати:
- Всё просвещаешься?
- Да, сэр, - отозвался я, поднимая фолиант и стряхивая с него пепел.
- И как? Это помогает готовиться к экзамену?
Я горько усмехнулся:
- Боюсь, мой наставник не счёл меня достойным пройти этот экзамен.
- Пройдёшь следующий, - ты безразлично пожал плечами и прикрыл глаза. – Он будет летом. И сядь уже, наконец, не маячь.
- Летом? – я послушно присел край кровати. – Экзамены проводятся так часто?
- А это как мне в голову взбредёт, - усмехнулся ты и сделал ещё один глоток. – Так что уж постарайся быть готовым к лету, иначе чёрт его знает, сколько времени прождать придётся.
Я улыбнулся уголками губ. Кажется, в этом месте абсолютно всё делалось исключительно по твоей прихоти, и, пожалуй, мне это даже нравилось. Ведь идолы не должны кому-то подчиняться. Мы снова замолчали, я рассеянно водил кончиком ногтя по корешку книги, лежащей теперь на коленях, ты курил и лениво потягивал виски. Я тогда чувствовал, что разговор не клеится, но только сейчас понимаю, что виной всему был мой подсознательный страх сказать что-нибудь не то, какую-нибудь глупость. Я боялся открыть рот и испортить твоё мнение обо мне, потому что для меня это мнение значило, да и до сих пор значит, слишком много.
Наконец, ты отставил бокал обратно на тумбочку и устроился поудобнее, полулёжа.
- Почитай мне, что ли, что ты там изучаешь.
- Едва ли Вам это будет интересно, - я улыбнулся немного виновато. – Весь учебный материал Вы уже давно и сами знаете.
- Век живи, век учись. Может, и я почерпну там что-нибудь занятное, - ты посмотрел на меня с привычной лёгкой насмешкой. Думаю, тебя просто забавляла моя скованность. А мне ничего не оставалось, кроме как открыть книгу и начать читать первую главу. Иногда я поглядывал на тебя, чтобы убедиться, что ты не заснул. Ты лежал с закрытыми глазами, но каждый раз открывал их, словно чувствовал мой взгляд, и я возвращался к очередному абзацу.
Прошло около получаса, когда раздался негромкий стук в дверь.
- Да? – отозвался ты.
- Сэр, я бы хотел забрать своего ученика, - услышал я голос карателя. Тон его был хотя и вежливым, но я чётко различал в нём недовольство.
- Тренировка? – ты с сожалением посмотрел на чёрный фолиант, словно тебя действительно интересовало то, что было в нём написано.
- Да, сэр.
Ты приподнялся и заглянул через моё плечо в книгу, пролистал вперёд, выясняя, сколько осталось до конца главы, после чего ответил:
- Он подойдёт через десять минут.
- Но, сэр… - попытался протестовать мой наставник.
- Через десять минут, - непреклонно повторил ты и добавил, обращаясь уже ко мне: - Продолжай.
И я продолжил читать, чувствуя шеей твоё дыхание и пытаясь не обращать на него внимания. Всё-таки ты не из тех людей, которых можно попросить отодвинуться и не нарушать моё личное пространство.
Запись #46.
Покинув твою комнату, я сразу же попал в руки к наставнику, который не только ждал меня все десять минут перед твоей дверью, но ещё и сразу же поймал меня за подбородок. Качнув мою голову сначала в одну, затем в другую сторону, он зачем-то внимательно изучил мою шею, после чего по очереди осмотрел запястья. Двигался каратель резко, довольно неаккуратно, так что я чуть не выронил фолиант. После этого он хмуро велел мне отнести книгу в комнату и идти в тренировочный зал, и торопливо ушёл, не удосужившись объяснить мне причины своего странного поведения. Я поспешно направился в свою комнату, бросил учебник на кровать и спустился на первый этаж.
- Что ты там делал? – резко спросил каратель, открывая передо мной дверь тренировочного зала.
- Где – там? – переспросил я.
- У директора.
- Я… - я пожал плечами, растерявшись даже от такой заинтересованности. – Зашёл поинтересоваться о его здоровье. Он вчера плохо выглядел.
- Чтобы это был первый и последний раз, - строго заявил мне наставник, чем вогнал меня в ещё большее недоумение.
- Но поче…
- Потому что он пьян, - рычащим тоном оборвал меня каратель. – А когда он пьян, лучше тебе рядом с ним не находиться.
Я нахмурился и рассеянно провёл рукой по шее. Но дальнейшие попытки выяснить, чем же так страшен нетрезвый директор, были пресечены довольно грубым требованием, чтобы я занял позицию в центре зала, после чего наставник начал тренировку в привычном темпе. Но на этот раз он явно пребывал в каких-то своих мыслях, мне было легче уворачиваться и легче отвечать на его атаки. После занятия на мне в кои-то веки почти не осталось следов неравного боя.
Я надеялся, что наставник через какое-то время успокоится и удосужится всё-таки объяснить мне, что же ему так не понравилось в моём общении с тобой, но после занятия он ограничился парой лаконичных комментариев к моей технике ведения боя и удалился. Я вышел из зала совершенно растерянный и запутавшийся в догадках. Я был настолько невнимателен, что заметил тьютора лишь тогда, когда она взяла меня под руку. Почувствовав прикосновение, я даже дёрнулся в сторону от неожиданности, и в ответ услышал мягкий негромкий смех:
- Вы всегда так задумчивы, юноша, что удивительно, как не врезаетесь по дороге в дверные косяки.
Я посмотрел в её лукаво прищуренные глаза, а потом огляделся вокруг. В коридоре мы были отнюдь не одни, и, видимо, девушка совершенно не стеснялась афишировать наши отношения. Впрочем, можно ли это назвать отношениями, я пока ещё уверен вовсе не был.
- Да наставник сегодня какой-то странный, - я чуть пожал плечами, мгновенно делая вид, что меня его поведение совершенно не напрягает.
- Понимаю, - с улыбкой ответила она.
- Если понимаешь, может, изволишь и мне объяснить? – поинтересовался я.
- Он беспокоится, - просто сказала тьютор.
- Из-за меня? – я недоверчиво покосился на неё. Мысль о том, что я хоть в малой степени волную своего наставника, совершенно не уживалась с моими представлениями о его натуре.
- И да, и нет, - ответила девушка. – Он боится, что ты влезешь в неприятности сам и навлечёшь их на всю школу. Хотя я думаю, что он зря переживает на этот счёт.
- С этого момента поподробнее, пожалуйста, - я улыбнулся. Она чуть пожала плечами и кивнула, толкая дверь своего кабинета и пропуская меня вперёд. Видимо, разговор нам предстоял приватный. Заходя, я бросил короткий взгляд на находящихся в коридоре «арестантов»: все они старательно притворялись, что даже не замечают меня.
Запись #47.
Девушка открыла в кабинете окно и, скинув босоножки, с ногами устроилась на подоконнике. Ветер лениво пошевелил тюль, словно раздумывая, стоит ли составить нам компанию, тьютор откинула волосы за спину и обняла колени, с мягкой улыбкой глядя на меня:
- Ну, и какие же подробности Вас интересуют, юноша?
- Я уже говорил. Мне интересно, чем так дурно моё общение с директором, - я задумчиво нахмурился. – И ещё, почему беспокойство, как ты это называешь, выражается в подозрительном рассматривании моей шеи.
- Директор… - куратор прислонилась спиной к оконной раме, - ты знаешь, кто он такой?
- В смысле? – не понял я.
Она снова тихо засмеялась, чем заставила меня недовольно поморщиться: казалось, она считает меня дурачком, и это забавляет её.
- Подумай, - лукаво отозвалась она. – Ведь мы с ним отличаемся от остальных… ммм… существ в «Зоне». Разве тебя это никогда не озадачивало?
Конечно, меня это озадачивало и не единожды. Я мог слышать, как бьётся сердце тьютора, как мерно выбивает ритм твоё – они были живые. Но при этом, находясь рядом с вами, я не чувствовал жажду, во мне не просыпался инстинкт хищника, даже если я давно не пил крови. В то же время, не было в вас ничего и от оборотней, и в полнолуния вы никуда не пропадали. А клыки у обоих столь же длинны, как и у меня – потому при первой встрече с тобой я и решил, что ты вампир. Но до сего момента я не видел в этом всём ничего особенного: в «Зоне» я попросту разучился чему бы то ни было удивляться.
- Вот видишь, - мягко произнесла тьютор, верно расценив моё выражение лица. – Всё-таки немного озадачивало. Однако, при твоём отношении к директору даже странно, что ты до сих пор не выяснил всё в библиотеке.
- Знаешь ли, - вздохнул я, подходя ближе и обнимая её за плечи, - среди такого огромного количества книг очень трудно найти что-то, когда даже не знаешь, что именно искать.
- Нас называют Первородными или Истинными, - тихо отозвалась девушка, и мне показалось, что она едва заметно вздохнула после этих слов. Я ничего не сказал в ответ, ожидая продолжения. – Такие, как мы, рождаются в обычных человеческих семьях, но с детства имеют силу большую, чем прочие расы. Мы не боимся ультрафиолета, электричества или серебра, но всю жизнь испытываем жажду крови. Она не нужна нам ни для восстановления сил, ни для жизни, и пока мы её не попробуем, в сущности, мы остаёмся людьми.
- А когда попробуете? – осторожно спросил я.
- А когда попробуем, мы становимся вампирами и обретаем силу, которая в разы превышает ту, что была первоначально, - девушка положила голову мне на грудь и прикрыла глаза. – Но, получив эту силу, мы сходим с ума – кто-то раньше, кто-то позже, но все без исключения. Это лишь дело времени. И за всю мою жизнь я так и не решила, дар это, в сущности, или проклятие...
Я уткнулся носом в мягкие светло-рыжие волосы, пальцами поглаживая её по плечу:
- И причём же здесь я?
- Директор болен, - грустно ответила тьютор. – Очень тяжело болен. И многие боятся, что он может пойти на Обращение, стать вампиром. Он получит в распоряжение почти вечность, а вот чем это обернётся для всех нас?
- Теперь я понимаю, - отозвался я. – Но тебе не о чем беспокоиться. Я ведь тоже не хочу, чтобы он сошёл с ума.
Запись #48
Я давно ничего не писал. Иногда, чтобы оправиться от потрясения, требуется очень много времени. Я даже с трудом вспоминаю подробности произошедших за те сутки событий, настолько всё перемешалось и перепуталось в моей голове. Я чувствую себя вымотанным, выжатым, как лимон, раздавленным и пустым… Мне плохо…
Я помню, что той ночью я снова спал не в своей постели. Впрочем, я сомневаюсь, что это можно было назвать именно словом «спал». Зная о своих постоянных кошмарах, я просто боялся заснуть, не столько даже из-за себя самого, сколько из-за тьютора.
Мне нравилось смотреть на неё, слушать, как она мерно дышит, ласково перебирать пальцами длинные пряди её волос. Такая уверенная и невозмутимая дама днём, во сне она совершенно преображалась, становясь похожей на милого ангела. Каждый раз я любовался на эти длинные ресницы и приоткрытые губы, и понимал, что мне совершенно не хочется будить её криком, вскакивая на постели в холодном поту и дрожа от в сотый или в тысячный уже раз пережитого ужаса.
Но в ту ночь… в ту ночь что-то мешало, я даже не хотел спать. Какое-то смутное беспокойство всё глубже и глубже закрадывалось в моё сознание, заставляя хмуриться и ворочаться с боку на бок. Это неприятное ощущение, скатывающееся осклизлым, беспрестанно шевелящимся комком змей где-то на уровне солнечного сплетения, никак не давало мне покоя. Девушка, не открывая глаз, протянула руку и обхватила меня за пояс, придвигаясь ближе, закинула одну ногу на мои бёдра и тихо спросила:
- Что-то не так?
- Всё нормально, - помедлив, отозвался я, но обнял её за плечи чуточку крепче, чем обычно. Кажется, именно в ней сейчас я искал хоть какого-то успокоения, осознания, что я не один, что всё действительно в порядке.
- Тогда почему ты не спишь? - тьютор мягко скользнула губами по моей шее, слегка касаясь кожи языком, я невольно чуть отклонил голову, подставляясь ласке и пытаясь сглотнуть стоящий в горле комок.
- Не знаю, - шепнул я в ответ, - не спится.
- О чём-то не о том ты думаешь, - прошептала девушка, щекоча тёплым дыханием моё ухо, и я почувствовал, как она убрала руку с моего пояса и неторопливо заскользила ладонью по обнажённому торсу. – Тебя надо отвлечь, - я почувствовал улыбку в её словах.
- Не думаю, что это хорошая идея, - тихо усмехнулся я, поворачиваясь к ней лицом, чтобы поймать её губы своими. Я искренне считал, что мысли «не о том» не делают из меня хорошего любовника. Но тьютор только тихо рассмеялась, уворачиваясь от поцелуя, и соскользнула по постели ниже. Я шумно выдохнул, когда её губы коснулись моего живота и кромка зубов слегка задела кожу.
- А, по-моему, вполне… - улыбнулась девушка, неторопливо опускаясь ещё ниже. Я прикрыл глаза, путаясь пальцами в её мягких светлых волосах. Беспокойство не хотело отступать и оставлять меня в покое, но теперь поднимающееся в теле возбуждение хотя бы немного заглушало его. И я не стал спорить.
Запись #49.
Поднявшись утром с постели, я по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Я настолько забылся, стоя в «привилегированном» душе тьютора и уперевшись невидящим взором в стену, что очнулся только тогда, когда девушка постучала в стенку кабинки.
- Милый, ты там не утонул? – донёсся до меня сквозь шум воды её насмешливый голос.
- Я бы с радостью, - отозвался я, выключая воду, - да только при всём желании не смогу, - и едва я вышел, как мне на бёдра набросили полотенце, дабы не наблюдать во всей красе. С тихой усмешкой я тряхнул мокрыми волосами, окатив девушку холодными брызгами. Она негромко взвизгнула и отскочила в сторону, чем я самым наглым образом воспользовался, чтобы занять место перед зеркалом и взяться за расчёску. Впрочем, оную у меня сразу же и отобрали. Тьютору вообще нравилось меня расчёсывать, хотя справлялась она с этим весьма посредственно, и порой только силой воли я заставлял себя не морщиться.
- Может, сегодня пойдём завтракать вместе? – словно бы между прочим поинтересовалась девушка. Обычно-то я старался вынырнуть из её спальни как можно быстрее, пока все не проснулись. Пусть даже наши отношения и не были такой уж страшной тайной, лишний раз их афишировать совершенно не было желания.
- Зачем? – я прикрыл глаза, стоически вынося пытки моей головы.
- А тебе не надоело прятаться? – вопросом на вопрос отозвалась девушка. Да уж, её совершенно невозможно было чем-то смутить. Словно она не понимала, что на меня и без такого постоянно сыплются насмешки.
- Нет, - спокойно отозвался я. – Впрочем, если ты хочешь… - я не стал договаривать, опасаясь, как бы она не обиделась, если я снова начну отпираться.
- Хочу, - тут же ответила куратор таким тоном, словно собирается сделать это мне назло, даже если по мне так отчётливо видно, что я не воспылал ответным желанием.
Надо заметить, что женщина – это такое изумительное создание, которое умудряется делать вид торопливых и активных сборов, в действительности ужасно медленно приводя себя в порядок. Уже одетый, обутый и полностью готовый к выходу, я около тридцати минут наблюдал за тем, как она подкрашивает бледные ресницы и брови, наносит на губы блеск, выбирает платье и туфли. Мысленно я тем сильнее проклинал идею идти вместе, чем больше из коридора доносилось шума, оповещающего о том, что «арестанты» потихоньку просыпаются и покидают свои комнаты.
Тьютор же словно намеренно тянула время. И лишь тогда, когда я уже готов был просто остаться в комнате, пока не начнутся тренировки, она оповестила меня, что готова, взяла за руку и вытащила в коридор. Кажется, у меня даже бровь задёргалась от мысли, что окружающие слегка притихли при виде нас. Подозрения были и раньше, я слышал самые разные сплетни на наш счёт, но вот так открыто выходить под ручку из спальни нам ещё не доводилось. Девушка словно бы и вовсе не замечала ничего особенного, увлекая меня за собой по коридору, и что-то щебетала на своей волне. Я рассеянно кивал и поддакивал, не вдаваясь в суть её рассуждений, но перестал оказывать даже такие знаки внимания, когда мы заходили в столовую. В этот момент в коридоре я мельком увидел тебя.
На твоём лице не отразилось ровным счётом ничего, ты взглянул на нас и зашёл в свой кабинет, но каким-то шестым чувством я понял, что увиденное тебе совсем не понравилось. Может быть, я бы даже смутился под твоим холодным внимательным взглядом, если бы я хотя бы мог вспомнить, как это делается. Ещё более странной была реакция тьютора, которая, похоже, сделала вид, что и вовсе не заметила тебя.
Запись #50.
Увлечённый такими поворотами событий, я даже на какое-то время забыл о терзавшем меня всю ночь тревожном предчувствии. Я задумчиво потягивал кровь из захваченного по пути в столовую пакета и наблюдал за тем, как тьютор не менее задумчиво пьёт свой привычный утренний кофе. Словесный поток девушки иссяк, и мы оба притихли, не зная, что сказать друг другу. Наверное, так бы и закончился завтрак – в молчании под пристальными взглядами некоторых особенно завистливых «арестантов», которым просто покоя не давали мои отношения с персоналом, если бы в столовой не показался рыжий.
Разумеется, он не стал нарушать нашу «семейную идиллию» и подсел за столик к смотрителю, но всё же поймал мой взгляд и принялся пытаться что-то донести до меня. Он говорил одними губами – я нахмурился, ни черта не понимая, чего он от меня хочет. Тогда парень начал активно жестикулировать в дополнение к прежним попыткам что-то беззвучно сообщить. Я одарил его ироничным взглядом и поманил к себе движением пальцев. Рыжий обречённо вздохнул и покачал головой, явно разочарованный моей неспособностью к отгадыванию, после чего подошёл, выдал: «Он хочет учиться, как универсум», - причём, обращаясь не ко мне, а к тьютору, и ретировался обратно за столик к «папаше», оставив меня в состоянии лёгкого шока.
- Ммм… - протянула девушка глубокомысленно, проводив моего приятеля взглядом. – Серьёзно?
Я тихо чертыхнулся. Разумеется, со всеми этими ночёвками в её постели, я и думать о ней забыл, как о кураторе моего курса. И тем более не вспоминал о настоятельных попытках рыжего убедить меня в том, что если я поговорю с ней, она что-нибудь устроит. Тьютор откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, сверля меня пристальным взглядом.
- Ну… да… было дело… - нехотя выдавил я и бросил приятелю очень многозначительный взгляд, подозревая, что я его однажды за такие выходки точно по голове учебником огрею.
- И причём тут я? – пытливо поинтересовалась девушка, не сводя с меня глаз.
- Он думает, что если ты поговоришь с карателем, то сможешь его переубедить, и он будет учить меня как универсума, а не как обычную «единицу», - на одной ноте пробубнил я и снова заткнул себе рот трубочкой от пакета донорской крови.
- И оно тебе надо? – усмехнулась девушка. – Это же двойная нагрузка вместо обычной.
- Я понимаю, - я задумчиво пожал плечами, покусывая трубку. – Но я чувствую, что могу выложиться полностью только тогда, когда не просто бросаю заклинания, но и при этом физически работаю. И мне нравится оружие. Я даже знаю, какое хотел бы для себя.
Я безбожно врал. Полностью заблокировав своё сознание от попыток влезть извне в мои мысли, я лгал, что быть универсумом – настолько естественная, врождённая необходимость, что учиться на «единицу» мне трудно и неинтересно. А ведь на самом деле мне всего лишь хотелось быть хоть немного не таким, как большинство остальных, выделиться из них, показать, что я не просто «любимчик» директора, а что я им не ровня. Наверное, это немного по-детски, но что с меня взять в моём-то возрасте?
- Даже так… - протянула тьютор и кивнула каким-то своим мыслям.
- Но я не хочу, чтобы ты говорила об этом с моим наставником, - категорично произнёс я. Мне почудилась в её голосе насмешка, и это было не слишком приятно. Впрочем, в моих рассуждениях была даже толика здравой человеческой логики. – Представь, как это будет смотреться, если ты станешь добиваться для меня каких-то привилегий…
- Представляю, - отозвалась девушка и лукаво улыбнулась. – А кто узнает, что это из-за меня? Никто. И никто не подумает, будто всё это лишь из-за того, что я с тобой сплю.
«Сплю». Надо сказать, что это волшебное слово заставило меня на минутку отвлечься от темы нашего разговора. Выходит, она просто спит со мной. А я? Тоже просто с ней сплю? Или нет?
- Ау-у! – тьютор махнула рукой у меня перед носом.
- А, прости, я задумался, - спохватился я, комкая пустой пластиковый пакет просто для того, чтобы чем-нибудь занять руки. – Так вот, может, достоверно никто ничего и не узнает, но догадаются наверняка. А если не догадаются и пришьют мне в «любовники» ещё и наставника, я этого точно не переживу, - с лёгким омерзением я передёрнул плечами. Тьютор звонко рассмеялась.
Запись #51
В общем и целом, очередной прожитый мною день не отличался от большинства остальных. После завтрака меня ожидала тренировка – наставник изволил потратить на меня час времени перед тем, как устраивать экзекуцию другому своему ученику. И хотя мне совсем не в радость была очередная встреча с ним, совсем без занятий можно было и весь навык растерять. Благо, что его настроение не было с утра испорчено разговором с тьютором, которая вняла моим аргументам, и всё прошло относительно гладко. Я чувствовал, что постепенно становлюсь сильнее и лучше справляюсь даже при полном отсутствии у карателя педагогических способностей. Мне даже удалось полностью сосредоточиться на тренировке, абстрагировавшись от гложущего меня изнутри неприятного ощущения.
После тренировки стало немного хуже. День выдался довольно ясный, солнце предательски жгло мне спину (не в прямом, конечно, смысле, потому что я уже умею блокировать ультрафиолет), когда я снова читал, устроившись на скамейке во дворе. Рыжий куда-то запропал после завтрака – наверняка, занимается. Подозреваю, что своим стремлением перечитать всю библиотеку подал ему весьма дурной пример. А может, он просто так старался, чтобы в следующий раз оказаться способным защитить всех, кто окажется в опасности – и я его в каком-то смысле понимаю.
- Всё зубришь? – я резко напрягся, услышав над ухом насмешливый голос, слишком надоевший, чтобы его не узнать. «Красотка» был оборотнем, и как всякий хищник, умел подкрадываться тихо. После тренировки беспокойство снова принялось грызть меня изнутри, и я разрывался между непонятным мне раздражением и упрямыми попытками вникнуть в суть рассыпанных по странице рунических символов, так что даже и не заметил, когда истинная опасность подкралась ко мне сзади.
- Зубрю, - отозвался я, стараясь сохранить видимость спокойствия.
- Спрашивается, зачем тебе это надо? – ехидно протянул парень. – Тебя ведь даже до экзамена не допустили.
- Зато я подохну позже тебя, - я скептически улыбнулся краешком губ и перевернул страницу.
- Ой, какие мы самоуверенные, - «Красотка» проворно вынырнул из-за моего плеча и схватил край ветхого фолианта, чтобы вырвать его у меня из рук. Но и я крепко сжал пальцы на книге, мне всё-таки только за честное слово доверяли выносить такие древности из стен библиотеки. Он дёрнул, послышался звук рвущейся бумаги, и у него в пальцах остался край страницы. Я громко нецензурно выругался, вскакивая со скамейки, но громкий окрик вышедшего из здания наставника удержал меня от очередной попытки надрать мальчишке задницу. Парень, уже замерший в ожидании атаки, оторопело уставился на меня, когда я выхватил из его рук кусок бумаги и отвернулся, прилаживая его к странице и скрепляя тонкой нитью своей энергетики.
- Что здесь происходит? – холодно спросил каратель, подходя ближе.
- Я хотел посмотреть книгу, сэр, - невинным тоном ответил ученик замдиректора. Я, не скрываясь, громко насмешливо фыркнул и закрыл фолиант. Сам по себе мой наставник был не таким уж и страшным человеком, но за одну только его профессию «арестанты» старались не попадаться ему на глаза.
- Ты не в музее, чтобы древности разглядывать, - холодно отозвался каратель, впервые в жизни заняв мою сторону, и отослал «Красотку» тем пренебрежительным жестом, которым отгоняют назойливую муху.
Одарив наставника злобным взглядом, парнишка отошёл на другой конец двора. Мигом потеряв к нему интерес, я вопросительно посмотрел на своего учителя, который никогда ещё не появлялся возле меня без какой-либо причины. Каратель поджал губы, словно ему меньше всего хотелось делать то, что от него сейчас требовалось – достать из кармана небольшую чёрную картонную коробку и конверт и протянуть их мне. Я растерянно принял их из его рук, снова взглянул в лицо, но мужчина так ничего и не сказал. Я присел на край скамьи, открыл коробочку и замер.
Я сразу узнал этот блестящий предмет, я видел его тысячу раз - каждый раз, когда видел свою мать. Это был серебряный крестик на тонкой шёлковой ленте, с которым она никогда не расставалась. Чувство беспокойства в груди сменилось волной панического ужаса. Почему он здесь, в этой коробке? Нет. Нет. Нет! Дрогнувшей рукой я вскрыл конверт, пробежался взглядом по строчкам, и тонкий лист бумаги выскользнул из моих пальцев и упал на землю. Этого не может быть. Я вплёл пальцы в свои волосы и зажмурился, отчаянно помотал головой в надежде, что всё это мне снится. Но когда я открыл глаза, маленькая чёрная коробочка так и лежала у меня на коленях.
***
<Я вышел во двор после тренировки, едва не столкнувшись с карателем нос к носу. Он выглядел странно, и я почувствовал, что его что-то гложет изнутри. Будь он зол, я бы не удивился, но это было что-то другое. Какое-то недовольство вперемешку с лёгким ощущением тошноты и подавленности. Я проводил его взглядом и отвернулся. Рассматривать двор не пришлось, потому что друга я заметил сразу. Заметил и замер на одном месте, потому что меня словно окатило ледяным душем от волны его эмоций. Я даже не смогу подобрать им названия, настолько спутанные, перемешанные, нестабильные чувства наполняли всё его существо до самого края. И последней каплей оказалось то, что этот чёртов замдиректорский сопляк подошёл к нему снова. Казалось, приятель даже не увидел его, вытаскивая из лежащей на коленях коробки тускло блестящий крестик и вертя его в пальцах. А «Красотка» остановился рядом, наклонился и поднял с земли лист бумаги. Пара приятелей встала рядом с ним, заглядывая через плечо.>
Запись #52
Я не помню. Я ничего не помню. Память – она такая услужливая. Быстро и незаметно оплетает паутиной те события, к которым не желаешь притрагиваться мыслью. То, что происходило во дворе, она оплела своим белёсым коконом так же прочно, как и последние моменты жизни моих друзей. Мною отобранной жизни.
Смех. Где-то совсем близко от меня. Сначала казалось, что он доносился из-за толщи воды, но становился всё громче с каждой секундой. Он бил по барабанным перепонкам, сдавливал сознание, заставляя мысли панически метаться из угла в угол и биться о стены, он сводил меня с ума, он убивал меня.
Пальцы… Кажется, я обо что-то обжёгся, но я почти не чувствовал боли. Наверное, я вообще ничего не чувствовал. Я только крепче сжал маленький крестик – последнее и единственное, что останется мне от матери. И я не знаю, сколько бы я так просидел, если бы смех не стал громче, если бы чья-то рука не ухватилась за тонкую ленту и не выдернула у меня из рук моё единственное светлое воспоминание.
***
<Я не успел его остановить. Наверное, это одна из самых больших ошибок, которые я умудрился совершить в этой жизни. Конечно, он говорил, что должен хоть что-то делать без моего вмешательства. Но самоконтроля-то у него и вовсе не было! Пока я стоял, как вкопанный, «Красотка» прочитал послание, глумливо смеясь, и наклонился, хватаясь пальцами за чёрную ленточку, чтобы выдернуть крест у Кайла из рук. Кайл… я раньше не говорил, но его звали именно так.
- Что, плохо без мамочки? – насмешливо пропел парнишка. Как и я, он был сиротой, он не знал, что такое материнская любовь и забота, не представлял, как это важно. Да и рос он не в приюте, а на воле. У волков – своя воля. Но вот тут наш своевольный перегнул. Только сейчас, читая дневник, я вижу, что Кайл даже не слышал его слов. А тогда мне показалось, что именно из-за них он вскочил со скамейки. Именно из-за них, бездумно, не рассчитывая силу, впечатал кулак в скулу «Красотки», так что тот упал на землю. Рычание.
В Зоне оборотней учат контролировать своё превращение, делать его не зависящим от лунного цикла. Но сразу такой сложный навык не обретёшь, нужны годы тренировок. Поэтому пока что он был способен только на частичную трансформацию. Жёлтые глаза, покрытое шерстью тело – кроме лица и ладоней, длинные когти и острые зубы, которым и настоящий волк позавидует. И во всём этом читалось только одно желание – разорвать на части, пока все на тренировках. Но Кайл, кажется, и внимания не обратил на такой устрашающий внешний вид. Впрочем, и он сам выглядел отнюдь не ангелом. Его глаза, в такие моменты всегда напоминавшие мне раскалённые угли в камине, смотрели прямо на противника. Меня пробило на дрожь от волны ярости, которую источала, казалось, каждая клетка его тела.
Сцепились два неконтролируемых зверя. Оборотень перекатился на живот, уперся руками и ногами в землю и прыгнул, роняя и подминая под себя вампира, по его десне сочилась бледная, перемешанная со слюной кровь. Длинные когти соскользнули по бледной руке, в полосы изорвав рукав и оставив глубокие кровоточащие царапины. Сильным ударом колена в живот Кайл заставил его на мгновение задохнуться. Ухватил покрытую густым мехом шею, пытаясь сбросить полуволка с себя, но «Красотка» вывернулся, тут же вцепившись зубами в подставленную руку. Из проколотых клыками вен полилась кровь. Кайл не вскрикнул – он зарычал от боли. Может, животным он и не был, но выходило у него неплохо. Дёрнувшись, он не вырвал руку из хватки, не смог, только голова оборотня следом за прокушенным предплечьем ушла в сторону, позволив вампиру в ответ вцепиться ему в плечо. Теперь губы обоих были в крови – густой, тёмной, казалось, что даже я чувствую её вкус – ярко-медный «Красотки» и тошнотворно горький – Кайла. Сильная лапа ударила в живот моего друга, раздирая в клочья ткань и кожу. Вампир взвыл, резко, с усилием дёрнул головой от боли, вырывая кусок плоти из плеча. Кровь мелкими точками забрызгала ему всё лицо.
«Да они же убьют друг друга!» - метнулась в моей голове паническая мысль, и тут что-то толкнуло меня в плечо. Директор. Он метнулся мимо, обратив на меня не больше внимания, чем на дверной косяк. Бешенство. Дикое, необузданное бешенство, исходящее от него, словно сдавило мои внутренности железной хваткой. Я согнулся чуть не вдвое, зажав ладонью губы, меня затошнило от его мощной пульсации в раскалившемся, казалось, воздухе. Я продолжал стоять всё на том же месте, осознавая, насколько же я беспомощен. Мне ещё учиться и учиться блокировать собственный дар, а я ещё что-то говорил Кайлу о необходимости справляться с собой! Какой же я кретин. Как был, так и остался кретином. Через минуту мимо мелькнул ещё один смутный образ – заместитель. Этот выглядел невозмутимым, но я ощущал, что он напряжён, как скрученная пружина.
Как паршивого щенка директор схватил «Красотку» за шиворот, поднял в воздух и швырнул в стену. Просто швырнул. Оборотень пролетел добрых пять метров и со всей силы приложился лопатками в подоконник первого этажа – не представляю, как его кости выдержали такой удар. Голова мотнулась назад, затылком по стеклу. Оно разлетелось в дребезги, окатив оборотня волной осколков, особенно крупные вонзились в кожу, как булавки в подушку. С тихим воем боли «Красотка» сполз на землю и, похоже, отключился. Через несколько секунд к нему вернулся обычный человеческий облик. Кайл попытался подняться на ноги. Тяжёлая рифлёная подошва директорского сапога ударила его в грудь, пригвоздив обратно к земле с резким треском проломленных рёбер.
- Держи своего щенка на поводке! - рявкнул директор своему заместителю, не обращая внимания на то, что Кайл запрокинул голову назад, судорожно хватая губами воздух и захлёбываясь собственной кровью из пробитых осколками костей лёгких. Вампиру не нужен воздух, чтобы жить, но нужно слишком долго пробыть немёртвым, чтобы это дошло до подсознания. И сейчас, почти полностью лишённый возможности дышать, он испытывал всепоглощающий, панический, животный страх, по сути, никак не связанный с желанием или нежеланием жить. Он кашлял, кровь сгустками срывалась с уголков бледных губ.
Заместитель поджал губы, направляясь к своему ученику. Кажется, он вовсе не был в восторге от таких радикальных мер по прекращению драки. Поднял мальчишку на руки и понёс к парадному входу. Глаза «Красотки» закатились, из-под век проглядывали белки. Я едва чувствовал его. Выживет ли? Выживет. Хотя тогда я почти был уверен в обратном.
Директор же, казалось, только сейчас заметил, что всё ещё вдавливает вампира в землю. Он смерил Кайла долгим взглядом, вынимая из кармана сигареты и закуривая в глубокий, нервный затяг. Крылья его точёного прямого носа всё ещё раздувались от ярости. Убрав ногу с груди парня, итальянец наклонился и нарисовал на ней руну. Целительская магия, я узнал её. Но он тут же стёр изображение мановением руки, как только Кайл смог сделать первый, хриплый, такой неимоверно трудный вдох, и снова закашлялся. В этом директор был весь. Он не собирался никого лечить и ни о ком заботиться. Он всего лишь хотел, чтобы вампир его слышал - слышал, продолжая мучиться, и был в сознании достаточно, чтобы чувствовать всю боль, насквозь пронизывающую тело.
Директор молча опустился на корточки возле Кайла. Я видел только его спину. Несколько секунд они молчали, потом я скорее услышал звук, чем увидел саму пощёчину. Голова друга мотнулась в сторону, и лишь через несколько долгих секунд он снова повернулся и посмотрел на главу Зоны. Директор покачал головой и поднялся, подхватив что-то блестящее с земли. Кайл протянул к нему руку – но слишком медленно.>
Запись #53.
Я очнулся лишь тогда, когда ты уже стоял надо мной, а я надрывно кашлял, чувствуя во рту полынный привкус собственной мёртвой крови. Лёгкие словно выжгли серебром.
«Я разочарован», - твои слова били больнее твоих сапог. Казалось, я слышал их не извне, а внутри своей головы, и они гулким эхом отдавались в черепной коробке. Я не могу передать, что я чувствовал. Я лишился матери. И самым горьким, самым страшным было то, что я даже не написал ей, пока был здесь, хотя у меня была такая возможность. Она умерла, не зная, где я, как я, жив ли я вообще. Совершенно одна. И во всём виноват был только я, потому что она слегла из-за стресса. В письме, конечно, об этом не написали, но ведь я знаю, что когда я в последний раз был дома, она хорошо себя чувствовала. О, как я себя ненавидел! Я готов был выть и лезть на стену, потому что боль внутри, в душе, если у меня ещё есть душа, разрывала меня сильнее, чем боль от кровоточащих ран и сломанных рёбер.
«Простите…» - я не знаю, к кому я обращался. Я даже не знаю, сказал это вслух или только подумал. У матери ли я просил прощения за свою беспутную жизнь, в которой я за столько лет так ничему и не научился? У тебя ли я просил прощения за то, что не оправдал твоих ожиданий, что разочаровал тебя? У вас обоих ли за всё, что натворил? Не знаю.
«И это всё, что ты можешь сказать?» - прорычал твой голос у меня в голове. Я чуть прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд на твоём лице, хотя перед глазами всё плыло и раскачивалось, как палуба корабля в шторм. Твои золотые глаза ещё никогда не были такими холодными и колючими – словно две льдинки в бокале виски. Я не знал, что тебе ответить. В голове было совершенно пусто, хоть шаром покати. Как объяснить тебе поступок, которому я сам объяснения не знаю?
«Я сорвался», - ответил я первое, что пришло мне на ум. Удар обжёг лицо – похоже, это был неверный ответ. Но больше я действительно ничего сказать не мог.
«Бойцы не срываются. Даже если небо упадёт на землю и начнётся Апокалипсис, боец должен оставаться хладнокровным!»
«Прости…» - повторил я, снова поворачиваясь к тебе.
«Мне не нужен такой, как ты», - ты покачал головой и поднялся. Что-то блеснуло у тебя в руке, я сначала даже не понял, что это.
«Но…» - начал я. Ты не дал закончить.
«Такой – не нужен», - ты развернулся ко мне спиной. – «И этого ты не достоин», - лишь теперь я разглядел, что у тебя в пальцах материн крестик. – «Он побудет у меня, пока ты не образумишься».
«Стой!» - я протянул руку и попытался уцепиться пальцами за край твоих брюк. Но ты шёл слишком быстро, а моё тело не желало меня слушаться. – «Постой…» - тихо повторил я, провожая тебя взглядом до парадных дверей.
***
<Директор так и ушёл. Не подумав, в каком состоянии оставляет Кайла. Не обращая внимания на то, что тот даже едва ли сможет подняться самостоятельно. Хотя чего ещё можно было от него ожидать? И остальные «арестанты», по воле случая оказавшиеся свидетелями этого инцидента, разошлись по своим уголкам, продолжая прерванные завязавшейся дракой степенные беседы. Здесь никому и ни до кого не было дела. Каждый выживал, как умел. Именно за это я и ненавидел Зону – в ней слишком застоялся дух одиночества.
Когда глава Зоны покинул двор, я, наконец, осмелился подойти к другу. Мне было довольно паршиво от того, что я не влез в эту драку и не разнял их до того, как появился директор. И не важно, что всё произошло очень быстро – это не оправдание.>
Запись #54.
«Нет, не смей! Не подходи ко мне! Прошу тебя, не подходи!» - молил мой разум, но рыжий его не слышал. Такой осторожный, такой всегда уверенный и знающий, что делать, парень сейчас так бездумно приближался к израненному вампиру. Наверное, всё случившееся так подействовало на него, что он напрочь позабыл о моей потребности в человеческой крови. Или же помнил только, что я пью донорскую, и не догадывался, как сильно запах неосторожной добычи щекочет мне ноздри.
А мне так не хотелось двигаться… Казалось, нужно неимоверное усилие воли даже для того, чтобы просто пошевелить пальцем. Грудная клетка ныла, саднили царапины и укусы, подсыхающая кровь неприятно стягивала кожу. Ещё меньше хотелось о чём-то думать. Физически я чувствовал себя отвратительно, морально – и того хуже. Было немного обидно, что ты не пустил меня «в утиль» прямо на этом месте, без суда и следствия. Наверное, ты посчитал это слишком малым наказанием в сравнении с перспективой всю жизнь укорять себя не только за друзей, но ещё и за мать.
Рыжий опустился на колени рядом со мной.
- Отойди, - прохрипел я, закрывая глаза и отворачиваясь, и крепко сжал зубы, которые так и чесались от близости потенциального «обеда».
- И что ты тут делать будешь один, изволь пояснить? – с нескрываемой иронией отозвался приятель и попытался взять меня под локоть, очевидно, чтобы поднять с земли. Я тихо рыкнул от осознания собственного бессилия и того, как я жалок, недовольно отдёргивая руку. Впрочем, с моей тогдашней скоростью, скорее всё же отводя, чем отдёргивая.
- Полежу, передохну и пойду к себе, - с трудом выдавил я. Говорить было не ахти как приятно, когда в горле скопились осклизлые комья свернувшейся крови. – Если не издохну.
- И не мечтай, - твёрдо ответил рыжий, решительно ловя моё предплечье – то, что было не изгрызено оборотнем, и закидывая себе на плечи. Даже не глядя на него, я знал, что он помотал при этих словах головой, отталкиваясь от земли и пытаясь утянуть меня за собой. Я протестующе замычал от яркой вспышки боли в груди, но совсем виснуть на руках друга не собирался, так что пришлось перетерпеть. Я кое-как поднялся на ноги, пошатнулся и упал бы, если бы рыжий меня не держал. – Тебе в лазарет надо.
- Не хочу я в лазарет, - упрямо отозвался я, опасаясь, как бы меня опять не уложили на три дня для снятия «переутомления». Не зря же я от врачей бегал уже почти полгода, не поддаваясь даже на самые настойчивые увещевания приятеля. Да и не до лечения мне было в тот момент. – Я хочу побыть один...
Как ни странно, рыжий почти послушался. Наверное, в каком-то смысле он понимал, что я чувствую – всё-таки после экзамена он сам надолго ушёл в себя. Пришла его очередь дать мне время и возможность переосмыслить всё произошедшее. Я не знаю, известно ли ему было, что случилось, но он прекрасно чувствовал всё, что творилось у меня в груди, весь этот спутанный клубок эмоций и переживаний, в которых я окончательно запутался.
Он довёл меня до самой моей постели и бережно усадил. Я вздохнул, прислонился к стене, понимая, что ложиться со сломанными рёбрами для меня будет слишком большим мучением. Приятель же вышел, но через несколько минут вернулся и, к некоторому моему удивлению, положил рядом со мной пару пакетов донорской крови. Сам же отошёл и сел на подоконник, подтянул к себе одну ногу, чтобы обнять её и водрузить подбородок на колено. Он не смотрел на меня, но, очевидно, что не собирался и уходить. Словно боялся, что со мной что-нибудь случится в его отсутствие.
Я взял один из пакетов, только лишь из-за боли заставляя себя двигаться не слишком быстро, оторвал зубами колпачок и жадно выпил всё до последней капли. У меня не было сил, чтобы её греть, но сейчас я решил наплевать на то, как отвратительна на вкус холодная кровь. Главное, что мне сразу стало немного легче. Я тихо вздохнул и прикрыл глаза.
- Рыжий?
- М?
- Ты чудо…
Запись #55
Я провёл ладонями по лицу и открыл глаза. За окном сгущались холодные сумерки, такие привычные, но почему-то я на этот раз смотрел на них по-новому. Рыжий убедился, что со мной всё в порядке, и я буду жить, после чего мне, наконец, удалось выпроводить его из своей комнаты и остаться наедине со своими мыслями. Кажется, их было слишком много для всего одной головы, но каким-то чудом я смог их систематизировать и разложить по полочкам.
Я потянулся к тумбочке, взял пачку сигарет и задумчиво закурил. Кажется, вместе с крестиком матери ты частично отобрал у меня способность чувствовать. Я апатично изучал взглядом тёмный потолок, но не видел его. Я пытался откопать у себя в груди хоть что-нибудь кроме зияющей чёрной дыры, которая затягивала в себя решительно всё – боль, страх, горечь, жалость к себе. Точно так же, как после смерти друзей, меня ничто не интересовало и не беспокоило. Пустота. Ощущение, как будто всё, что произошло днём, было не в этой жизни, а в какой-то другой, и даже не со мной, а с кем-то, кто только смутно мне знаком.
Но кое-что и изменилось. Я больше не хотел быть жалким мальчишкой, загнанным в угол и морально уничтоженным. Вспоминая то состояние, в каком я оказался впервые в этих стенах, я лишь с отвращением усмехался и делал одну за другой глубокие затяжки. Нет. Мне не нужны жалость и снисхождение, особенно твои. Ты хочешь, чтобы я был сильным? Я буду. Ты хочешь, чтобы я был сдержанным? Ладно. Хочешь, чтобы я ничего не чувствовал? Хорошо.
Я согласен.
Я нашёл в себе то единственное, что мне было нужно. Волю.
***
<Я не узнал его, когда увидел на следующий день. «Кто это?» - единственная мысль, мелькнувшая у меня в голове, когда он прошёл мимо и даже не поздоровался. Вчера он был немного сутулым парнем, в глазах которого постоянно читалась задумчивость, когда он был один, и опаска, когда его окружали люди. Он был слегка угрюмым, чуть-чуть печальным. Он был человеком.
То, что я увидел на следующий день, было совсем не тем Кайлом, которого я знал до этого. Он решительно распахнул дверь своей комнаты и спокойно закрыл её за собой. Не огляделся украдкой по сторонам, в опасении случайно наткнуться на кого-нибудь из извечных дразнил, а решительным шагом направился в душ. Словно он вообще никого не видел вокруг себя. Или скорее, словно никто не стоил его внимания.
Чуть помедлив, я направился следом. И его слова поставили меня в ещё больший тупик. Кто это? Кто успел подменить за эту ночь моего лучшего друга на эту глыбу льда?..>
Запись #56.
Привычный кошмар застал меня уже перед окончанием комендантского часа, когда Зона потихоньку пробуждалась ото сна. Я в очередной раз вскочил на постели, судорожно комкая пальцами одеяло, хватая губами воздух, словно за ночь забыл, как дышать. Слегка колотила дрожь, и тошнота подкатывала к самому горлу. Я закрыл глаза, позволяя себе на несколько минут замереть, отдышаться и прийти в себя. В очередной раз напомнил себе, что это всего лишь сны, даже если сегодня к голосам друзей присоединился голос матери. Это сон. Сон. Не более того.
В коридоре прозвенел звонок, означающий, что «арестантам» уже можно покидать свои комнаты, и я усилием воли заставил себя подняться с постели. Уперевшись руками в тумбочку, я поднял взгляд в висевшее на стене зеркало. То ли зеркала здесь были какие-то особенные, то ли сказки это всё, что вампиры не отражаются. Прожив в новой ипостаси так долго, я склонялся всё же ко второму варианту. Я увидел перед собой бледное осунувшееся лицо с запавшими щеками, равнодушное и пустое, словно вылепленное скульптором, капризные, выдающиеся вперёд губы, которые всегда меня так раздражали, и блеклые серо-зелёные глаза под тёмными дугами бровей. Чёрные, взъерошенные после метания по подушке, волосы беспорядочно рассыпались по плечам и груди.
«Как тебя зовут, прекрасное дитя?» - губы изогнулись в подобии ироничной улыбки, и я отвернулся от зеркала, чтобы вытащить из шкафа чистую борцовку. «Директорская шавка», - отозвался внутренний голос, когда я вышел в коридор и захлопнул за собой дверь спальни. Душ сейчас был мне просто жизненно необходим.
- Эй, - я услышал знакомый голос, когда стягивал джинсы в тесной общей раздевалке перед душевыми, и поднял голову. Рыжий. «Как же мне надоел этот постоянный хвост! Можно подумать, ему без меня заняться нечем!»
- Что? – я снова опустил голову, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно суше. Вы когда-нибудь пробовали однажды утром проснуться бездушным роботом, не имеющим ни малейшего представления о том, что значит, например, слово «дружба»? Что-то скребло меня изнутри, словно бы подсказывая, что это самое неверное решение во всей моей жизни, но я уже столько раз ошибался, что было не страшно. Да и почему-то сохранять безразличную мину сейчас было куда легче, чем можно себе представить. Самой сложной задачей было пронести это равнодушие через весь разговор с другом, который чувствовал меня даже через расставленные мною блоки.
- Ты как? – осторожно спросил он.
- Паршиво, - спокойно отозвался я, складывая джинсы и бросая их в шкафчик. – Что ты хотел?
- Я… - он сразу растерялся. Конечно, он пришёл, как обычно, поболтать ни о чём, чтобы убить время перед тренировками. Но такие вопросы всегда ставили его в тупик, да и меня порой тоже. – Сегодня экзамен. У «единиц».
- Да? – рассеянно отозвался я. Вчера столько всего свалилось мне на плечи, что даже не удивительно, что я об этом забыл. - И что? – тем не менее добавил я, ведь я всё равно не внесён в списки и для меня не имело значения, будет ли сегодня экзамен или нет.
- Я подумал, может, мы сходим посмотреть, - рыжий чуть пожал плечами, я спиной чувствовал его нерешительный взгляд, уже направляясь к кабинкам.
- У меня нет времени на глупости, - холодно ответил я.
- Тогда, может, я тебя подожду, и мы сходим позавтракать, а потом…
- Я же сказал, рыжий, - я обернулся и внимательно посмотрел ему в лицо, - у меня нет времени на глупости. В том числе на тебя, - и захлопнул за собой дверцу душевой.
Запись #57
Холодная вода била мне в лицо тугими тонкими струями, смывая мимолётное желание выскочить из душа и попросить у друга прощения. Я слышал, как за ним закрылась дверь помещения, и только теперь можно было дать немного воли своим слабостям, сползти на пол по холодной стене, обнять свои колени и просто сидеть так под ледяным душем. Я не чувствовал ни досады, ни угнетённости, ни… что там ещё положено испытывать, когда делаешь больно последнему близкому человеку?
Я не чувствовал решительно ничего. Через какое-то время с тихим вздохом поднимаясь и выключая воду, я даже ни о чём не думал. Распахнул дверцу кабинки и тут же встретился взглядом с одним из дружков «Красотки». Мы смотрели друг на друга всего долю секунды, он – со злобой, я – с безразличием, после чего я снял с крючка полотенце и прошёл мимо, на ходу стирая с кожи капли воды. Кажется, он что-то прошипел мне вслед, раньше я бы обратил на это внимание, а сейчас даже не вслушивался в слова. Я знал, что после вчерашнего местные задиры не сунутся ко мне, как бы ни хотели.
- Надеюсь, ты не собирался праздно любоваться на экзамен? – услышал я прохладный голос наставника. Как обычно, он стоял, скрестив руки на груди и подпирая плечом дверной косяк. Дверь он за собой не закрыл, предоставляя всему коридору возможность лицезреть, как я одеваюсь.
- Я собирался на пробежку и на тренировку, - невозмутимо отозвался я. Не фыркнул, не растянул губы в ироничной полуулыбке, не наградил его скептическим взглядом, что было для меня довольно необычным поведением. Кажется, каратель тоже такого не ожидал, поскольку замолчал на несколько секунд, молча глядя на то, как я впервые заплетаю волосы в косу, чтобы они не мешались.
- Сил после пробежки на тренировку хватит? – поинтересовался, наконец, мужчина. Я сдержанно кивнул и натянул борцовку. – Тогда через полчаса я жду тебя в малом тренировочном, - сказал он и, развернувшись, вышел.
Я вышел следом и спустился в пустующий двор. Ещё только светало, я полными лёгкими вдохнул свежий утренний воздух с тонким солоноватым запахом морской воды, и лёгкой трусцой направился к парку. Кажется, последний раз я бегал ещё в школе и, надо заметить, очень зря. Я совершенно разучился контролировать дыхание – от этого же и, наверняка, так быстро выдыхался на тренировках. Я тряхнул головой, стараясь не сбиваться с заданного темпа. Мне ещё столько всего предстояло усвоить…
***
<Я молча наблюдал за ним из окна своей комнаты, когда он возвращался с пробежки, явно уставший. Его грудь тяжело колыхалась, коса растрепалась, и пряди торчали из неё, словно перья. Что-то сломалось в нём в тот раз, какой-то маленький механизм, отвечавший за человечность. И хотя я прекрасно чувствовал, как его гложет изнутри пустота и одиночество, я знал, что на этот раз Кайл на полном серьёзе поставил на себе крест. Что ж, господин директор, пять баллов и овации, Вы всегда непревзойдённо манипулировали окружающими.>
ИДОЛ. Часть II Перелом
© Copyright: Сергей Капралов, 2011
Свидетельство о публикации №211070900187
Свидетельство о публикации №211070900187
Рецензии