Последняя охота

Он пришел на солонцы вовремя.  Переоделся, как положено, не доходя до места, к засаде подошел скрытно, тихо, и хотя было еще рано, лежал неподвижно, а если и менял позу, то медленными неслышными движениями.
Когда надвинулись сумерки, он весь обратился в зрение и слух. И хотя ждал, зверь возник неожиданно, как привидение.  Изюбриха приближалась неслышно, горделиво неся свою изящную безрогую голову. Самка была хорошо видна, и это походило на дивный сон. Дважды она останавливалась и прислушивалась, и тогда он не только затаивал дыхание, казалось, останавливалось даже сердце. Изюбриха не заметила ничего, подошла, подогнула передние ноги и опустила голову в солонцовую яму. Теперь был виден задранный круп, и белело зеркало – пятно белой шерсти на крупе.
Он стал медленно переводить предохранитель, потом поднял ружье, прицелился и выстрелил. Изюбриха вскочила и побежала, но бежала медленно, припадая на задние ноги. Он вскочил и кинулся следом. Бежал напролом, ломая сухие ветки, не обращая внимания на царапины. В лесу было темно, но белое зеркало хорошо выделялось, и он не выпускал зверя из виду. Когда изюбриха выбежала в просвет между деревьями, выстрелил вторично. Изюбриха упала.
- Есть! – восторг удачи молнией сверкнул в сознании. Он подбежал к подстреленной самке, она была жива, и, когда приблизился, попыталась отползти, напрягаясь передними ногами, но только хрипло вскрикнула и завалилась набок. Надо было добить зверя, чтобы не мучить, но патронов не было, они остались в засаде.  Он постоял немного и пошел за патронами. Если бы у него сейчас был хоть один патрон, все кончилось бы легко и скоро, но теперь он успел остыть от азарта погони, в душу закрались тоска и смутное, еще не определившееся чувство раскаяния. Он не спешил, взял фонарик, патроны и побрел обратно к раненому зверю.
В луче фонарика сначала красным светом блеснул глаз изюбрихи, а потом он увидел, куда попал заряд. Одна задняя нога была перебита по кости и неестественно вывернута, на другой не было копыта. И еще выделялось вымя с двумя темными крупными сосцами. Одна картечина пробила вымя, и эта рана сочилась бледной, смешанной с молоком кровью. Он с ужасом смотрел на содеянное и не мог оторвать глаз. А потом,  вдруг, закололо сердце. Он выронил фонарик, схватился за грудь и в бессилии опустился на траву рядом с поверженным зверем. Раньше он даже не подозревал, что сердце может болеть.
Он вернулся утром, без ружья, оборванный и молчаливый.

1985