Откровение материнского сердца

Возвращение в прошлое

Олегу стало не по себе. Еще минут десять назад он привычно просмотрел электронную почту, поиграл на компьютере в нарды, набросал очередной проект для работы и начал разбирать старые записи и тетради в книжном шкафу. Что-то откладывал в сторону (еще пригодится), что-то рвал на клочки и отсылал в корзину для мусора. И вдруг – записная книжка… Олег начал вчитываться в знакомый до боли нервный почерк матери, и то, что он прочел, возвратило его в прошлое…
Очные ставки, суды, исправительные учреждения, «столыпинские» вагоны, «БУРы» и ожидания свидания с родными. Пролетали перед глазами все годы за «колючей проволокой». И вот оно освобождение… Его он ждал с особым чувством, и было искреннее желание изменить свою жизнь в лучшую сторону, желание забыть об исправительных учреждениях раз и навсегда (хотя об этом вряд ли забудешь!!!).

Пенитенциарная система изменяет жизнь не только осужденных

А эта записная книжка матери заставила пережить все заново и прочувствовать, что пенитенциарная система изменяет взгляды, мировоззрение не только осужденных, но она сильно влияет на жизнь близких, изменяя и их психику, взгляды, отношения с окружающим миром. Читать откровения материнского сердца было трудно, в горле постоянно стоял какой-то ком, который мешал дышать, не давая вздохнуть. Эту боль должны знать люди. И пусть же все знают, как эта же система калечит души матерей. Они становятся злее, упрямее. Они ненавидят тех, кто вроде бы выполняет особую миссию перед обществом: карают преступников.
Да, они правильно карают преступников! Но причем же здесь матери, сестры, бабушки? Они-то не преступники!!! И Олег, включив компьютер, стал набирать выдержки из записной книжки. Это не была стройная повесть, это был порою прерывистый поток страданий, слез и размышлений матери.

Следственный изолятор. Зима 1995 г.
 
«Не знаю, что испытывают другие матери, когда их дети попадают в тюрьму, но мне было невыносимо больно. Любимый, желанный ребенок арестован! Каждый день теперь иду на работу пешком. Эдак, километра три. В дождь, в пургу – всегда. И плачу, плачу, но слез на лице нет. Они внутри, жгут, пекут. А в голове одни и те же вопросы: «За что? За что, Боже? Почему это выпало на мою долю?..»
… Уважаемая женщина в коллективе. Честная, добросовестная, принципиальная, хороший друг, товарищ. Но сын оказался за решеткой. И сразу же меня поставили в разряд «второсортных». Я ведь не сумела воспитать свое дитя. Люди не смотрят мне в глаза, опускают взгляд, шушукаются друг с другом, глядя в мою сторону. В праздники громко прославляют своих сыновей, хвалят матерей, сумевших вырастить достойных граждан из своих детей. И все это так высоко патетично! А я сижу и боюсь посмотреть на этих людей, как будто стала хуже, чем была, и недостойна хороших, теплых слов.
…Нет, наверное, все, о чем я здесь пишу, может понять и осознать только тот, кто столкнулся с системой унижения, презрения. Сколько раз произносила мысленно слова «Не судите, да и не судимы будете», когда сталкивалась с хамством, грубостью и невежеством тех, кто считает себя «вершителями судеб»».

Олег запнулся. Перед его глазами стояла камера следственного изолятора, где он с такими же, как и он, «первоходами» весело проводил время. Другой мир, другие нравы, но все новое – интересно. Что там на воле? А Бог его знает, главное, он в мире, о котором знал лишь из книг и телевидения, в том таинственном и загадочном мире, который был где-то за пределами общества. А теперь Олег - непосредственный участник, а впереди еще так много нового, «блатная романтика» грела душу и предстоящий срок казался «пылью».

Исправительное учреждение. Весна 1996 г.

«… Видели ли вы матерей, которые едут на «свиданки». Они тянут непосильные грузы, чтобы ребенок хоть что-то поел. Я знала одну мать, которые осужденные называли «золотая мама». 11 лет она ездила в исправительные учреждения и каждый раз везла мешок картошки зекам (т.е. крохи сыну), мешок картошки тем, кто охраняет зону, 30 пачек сигарет сыну (норма передачи) – 30 пачек тем, кто принимает передачу, колбасу на свидание и колбасу тем, кто обслуживает комнаты свиданий. А сколько таких матерей ездит по тюрьмам всей Украины?!
… А видели ли вы, как дрожат руки матерей, бабушек, когда они пишут заявления на свидание и передачу? Случалось и такое. Мать едет за 100 км к сыну, а передача не положена или осужденного уже отправили по этапу в другую колонию. Глотая слезы, она молча выслушивает слова: «Вашего осужденного здесь нет! Где, не знаем! Ждите письма, справок не даем!»
… Сегодня руки надзирателей ощупывали мою грудь, ноги, рылись в личных вещах, в продуктах, которые привезла на свидание, намеренно разбрасывая их, разрезая, делая пищу непригодной. А вдруг я пронесу наркотики или вино, водку? Разве им объяснишь, что 2-3 часа свидания с сыном не стоят «нарушения режима». Правда, находятся и такие, что могут пронести недозволенное, но сейчас не о них речь.»

«Прикинь, кум-сволочь опять закрывает на бур», - со смехом рассказывает «хлебнику» Олег. И с легкой досадой в голосе продолжил: «блин, мамке не успею сообщить, чтоб не ехала, все равно ни свиданки, ни дачки (продуктовой передачи) не положено».
Молотом стучали в голове Олега эти его слова: ведь он особо не задумывался, как тяжело родителям было выкраивать ему на передачи, а еще и поездки за 1000 км от дома.

Межобластная больница № 85. Весна 1998 г.

«…Сегодня я приехала на свидание к сыну в больницу. Охранник, лет 20-ти, «тыкает» в мою сторону: «Передачи не принимаем, смотри на расписание и не шатайся у ворот. Приходи завтра!» И только к вечеру старший офицер, наверно, видевший, что стою уже часа четыре, разрешил свидание. Но, увы, сына отправили на зону за четыреста километров от больницы. Взвалив на плечи рюкзак, мчусь на вокзал, трясусь в электричках, а потом жду рабочий поезд, приезжаю в колонию. Передачу не принимают: не положено (хотя сын еще болен). Правда, свидание дают, ровно на полчаса, да и то с условием - провести воспитательную работу с сыном. При встрече с холеным начальником исправительного учреждения я, женщина в летах, стояла перед ним, сидящим в кресле, и слушала нравоучения. Когда этот «страж закона» сказал мне: «Я разрешу Вам краткосрочное свидание с сыном, но при условии, что Вы проведете с ним воспитательную работу», -  не выдержала и ответила: «Я воспитывала его правильно: не унижаться перед другими, не заискивать, не предавать…» Злые слезы катились ручьем, и сердце кричало: «А ты, блюститель закона, воспитан, культурен? Перед тобой ведь не преступница, а просто мать, такая же, как и твоя!»

Олег воочию увидел, как через стекло плакала любимая мама, а он в потрепанной телогрейке злился, но почему-то не на себя, а на администрацию, начальника колонии, в целом, на всю власть. Его привели из ПКТ (помещение камерного типа), где он содержался уже третий месяц, худой от недоедания, с опухшими от полиартрита пальцами. В больнице, куда его «братва» вытащила из камеры, его продержали от этапа до этапа, согласно распоряжения оперчасти, а он, не зная о скорой отправке, послушал «полосатиков» (особо опасных рецидивистов) и отправил домой письмо, срочно вызвав мать на свидание.

Исправительное учреждение. Лето 1998 г.

«… У сына опять неприятности. Прислал письмо, где написал данные какого-то осужденного с просьбой выслать на него посылку… Через два месяца посылка вернулась, с грифом «Умер». Колбаса, естественно, пропала. Да, что там колбаса, опять сильно болело сердце…»

Олег вспомнил этот случай, когда его очередной раз лишили посылки-передачи. Завхоз санчасти нашел какого-то бедолагу «без флага и родины» и решили оформить посылку для себя на него. Не дождавшись «грева» и положенных ему за это10 пачек сигарет и пачки чая, бедолага умер, а посылка с мрачной надписью пошла обратно в Мариуполь к матери. От боли Олег сжал голову руками. Какой же он был дурак, веселясь с «братвой» над этим, так называемым «приколом»!

«…И сколько таких маленьких обид накопилось за годы, пока мой сын находился по другую сторону общества! Говорят же, вода камень точит. И вот результат: система, которой верила, стала ненавистна, справедливость стала пустым звуком, вера сменилась неверием и пессимизмом…»

Если у тебя нет больших денег, то ты не человек

Система искалечила духовно богатого, одаренного, умного и оптимистического человека. Теперь эта женщина – Мать знает, что  в нашей стране «закон, что дышло, куда повернул, то и вышло». Она знает, что самые большие преступники сидят не в тюрьмах. Она знает, что если у тебя нет больших денег, то ты не человек. Олег с горечью вспомнил, что на бараке – самые жалостливые и лучшие песни о матери, они бередят душу, но они оказались ничто перед этой потрепанной записной книжкой. Он еще раз посмотрел на последнюю страницу, где после перечня необходимых предметов на свидание были записаны строки из «Реквиема» Анны Ахматовой:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…
«Да, надо снова научиться жить», - подумал Олег и вдруг ясно увидел строгие глаза своей мамы, всегда тревожные, пугливые, всегда вопрошающие и ожидающие удара, но всегда с надеждой, ждущие успехов от своего ребенка. И Олег, уронив голову на руки, скупо, по- мужски произнес: «Прости меня, мама, прости!»