Релятивизм скуки

Люди. Люди. Люди. По светящимся кварталам движутся люди, оставляя следы в моей истории, заражая небо составлением договоров. На моих ладонях проступают новые полосы. здесь и сейчас свет проникает в темные уголки психики. Аппаратура настроена на прием и я ставлю звук на полную. Радиоэлектроника дымится от перегрузки. Еще один глоток и в путь. Эй, а кто заказывал эту меланхолию? Сюда поместилась бы еще одна эмоция, место есть, подвиньтесь. Белые рубашки, запачканные кровью и соплями входят один за другим за тяжелую дверь. За мной следят. Девушка в красном ищет жертву патологии секса, накручивая извращенцев на колеса любви. Пора засыпать, чтобы проснуться. Взрывы за горизонтом сияют яркими всплесками бегства. Время не будет ждать, пока ты закажешь еще одну порцию историй, играя старыми обстоятельствами. На дороге маячит обаженное сердце, воняя заношенной печалью. Пора менять грязные ботинки мировоззрения, истоптанного волей к счастью, ведь за решетками всегда стоят звери, пережевывая кости, пропитанные наркотиками. Подъехал субъективный гастролер мира.
Тишина. Тишиа. Тишина. В этом что-то есть, хоть и не претендующее на первенство в освоении космоса. Когда стены открывают глаза, мой пульс учащается и возбуждение проносит по каждой летке свои самолеты, сбрасывая ковровые бомбы каждые мгновения усталости. Вода вскипает и я вновь просыпаюсь от свиста. Снова уши заложены от криков с острова одиночек. Уверенно выскребая последнюю мелоч из кошелька, я забрасываю удочку в ваши головы, оттягивая.
Взрывной волной выносит стекла из вшивого ресторана, разбрасывая по улице человеческий материал, суши, шашлыки, приправленные соусом и заливая все это ледяной водкой. Народ разбегается в панике и не замечает удаляющуюся фигуру с сумкой в руке и растрепанными волосами от ветра. Проще сдохнуть. Гораздо интереснее однажды проснувшись ощутить в себе силу взорвать себя в гипермаркете, погрести себя в завалах техники или в церкви, возносясь прямиком к богу, зацепившись за рясу души умирающего священника. Проще сдохнуть. Проснись с похмелья, потрахайся, сходи под прохладный душ, пожри и закури первую сигарету - таких мыслей и след простыл. Под мокрой простыней этажом ниже умирал неисправимый наркоман и думал о великом. В моей голове нет места для такого. Работа учит терпеть. Женщины - смиряться. Любовь - просыпаться. Алкоголь - выживать. Кайф - продолжать жить. По гвоздю в каждый палец, ведь мы способны грешить, вися на кресте. Распятый человек брызгает слюнями на прохожих, поливая отборным матом с высоты своего креста. Заткните нам всем рты кляпом и выпустите кишки, прежде чем повесить выше себя. Еще глоток и мой пилот получает приказ к взлету.
Удар ниже пояса - одиночество, отбирает кислород, обматывая мокрым полотенцем горло. Креативность смерти носит такой же убогий характер выносливости как жизнь со следами висилицы. Рынок тел забит покупателями. Я выставляю свой товар, при этом пытаясь показать скорбь или сожаление. Таких любят. И быстро забывают. Собираюсь подсунуть себя в коллекцию безнадежному коррупционеру эмоций. Я взорвусь на последней стадии. Умертвляя себя день за днем, буду уносить вместе с собой тонны добра, забивая пустое пространство ненавистью. К себе. Так легче.
Из плюшевого зайца выползают муравьи. Я стреляю ему в висок и мое поколение поворачивается ко мне спиной. Идя по черной реке проклятых я собираю кости падших, расплавляю в свинце и заливаю им свое тело, как парафином, в блаженном страдании воли. Заткнись! Когда он шарился в ящике своего брата, то ненароком обнаружил там упаковку шприцей. Запах смерти пропитал его поры, страх проявился металлическим привкусом под языком. Я чувствую запах собачей мочи. Он уже стоит у него за спиной с кухонным топором для отбивания мяса. Я ничего не видел, клянусь. Слова упали тяжелым грузом на пол. Следом слетело и его тощее тело. В дневнике он всегда обещал стать великим и добрым. Не верь кредиторам.
Фанфары за железным окном дают команду вооружаться и бороться со скукой. Начинается стрельба и люди пачками падают замертво на лужайках и тротуарах. Я нащупал в кармане несколько купюр и уверенно выложил на стол. Девушка начинает расстегивать маленькие пуговицы на кофточке. Мгновение и она уже стягивает последний интерьер своего гардероба - черные трусики. Одежда аккуратно сложена на стуле поодоль нее. Из раскрытого настеж окна дует легкий ветерок с запахом масла и горелой резины. Она садится, а я подхожу к ней со спущенными штанами. Заломав на стол, вхожу резким движение сзади. Из пор девушки выделяются животные минуты эвакуации души, прижимаясь к ней всем телом, я впитываю сок жизни как губка, брошенная в раковину с грудой жирной посуды. Немного моющего средства и пена заполняет всю комнату, выдувается сквозняком из окна и вся армия спасения мчится на тучные скользкие пузыри. В тяжелую дверь входит очередь пуль, а мы продолжаем ритмично двигаться, выдавая все больше провокационного материала. Садизм в рамках закона. Мораль в клетке преисподнии. Тишина падает на место действия картины и все замирает. Я осторожно стираю пену со спины девушки и вижу перед собой куклу с головой, едва держащейся на плечах. Отхожу от нее, натягивая брюки и она валится на пол под собственным весом. Каша сварена, повар убит. Большинство людей просто не достойно жить. Им следовало гореть в лагерях освенцима. Впрочем, как и мне. Нет ничего более жизнеутверждающего, чем маленький мальчик с заряженной винтовкой и холодным лицом. Его пронизывающий взгляд рыскает по общественному парку, в который он пришел только с одно целью. Воскресный полддень.