Евгений Раевский. Липовые ордена Юрия Шестакова

Вроде и времени прошло немало с момента выхода в свет первого номера газеты «Русь», а многочисленные читатели всё звонят и звонят в редакцию с просьбами: «А нет ли ещё у вас номеров со статьёй С. Макарова о творчестве Б. Орлова «Спрятаться некуда»?»
Ох, как хлёстко Сергей Георгиевич его «Чёрную подлодку» в Полонский цвет перекрасил, яркий плагиат до смешного…
Но вдруг открываю книгу Ю. Шестакова «Пристальное небо» на странице 19 и вижу: заимствованные у Полонского Б. Орловым вирши эпиграфом напечатаны, а дальше Шестаков пишет:

«Чёрные береты.
Рясы чёрный цвет.
Чёрным этим цветом
Жив наш белый свет…»
Да неужели?! С какой это стати автору пришло в голову, что белый свет чёрным цветом жив? Уж не забыл ли наш псевдоверующий поэт, что уныние – грех, когда ещё и рясу православную к этому приплёл?
Читаем дальше:

«Копья. Автоматы.
Латы. Образа.
Чёрные бушлаты.
Синие глаза».
Вычурная, непревзойдённая разностилица! Надо действительно обладать большим талантом, чтобы в четыре коротких строки вместить столько несовместимого.
Удивляемся дальше:

«В прошлом и сегодня
Ворогам грозят
стяги Чёрной сотни,
Сергиев Посад».
Ну, в прошлом – допустим, а точнее, прошлому никакие стяги уже ничем не грозят, прошлое есть прошлое, а уж если верить году, в котором была издана эта книга, то в 1998 году Сергиев Посад никому войны не объявлял, да и крестьянских восстаний в эту годину там не было. Но продолжим чтение:

«Светит солнца орден
на груди небес:
за Непрядву, Одер,
Суздаль, Киев, Брест…»
О Господи, а я и не знал, что небо солнцем кто-то только за эти победы наградил, ни Всевышний тут, оказывается, ни при чём, ни сама матушка-природа. Словно этот мнимый «орден» миллионы лет вообще не светил, пока Юрий Шестаков этой наградой не осчастливил небеса, которые Киев и Брест обороняли да за Суздаль и Одер в атаку шли… А почему бы, к примеру, не наградить небо медалью «за освоение целинных и залежных земель?
Но, слава Богу, автор заканчивает свой опус эффектной загадкой:

«А под бронью тяжкой,
под льняной рубашкой,
под морской тельняшкой –
православный крест».
Всё, вроде, и неплохо, только напрашиваются вопросы: что забронировал автор – номер в гостинице? Билеты в кино или театр? Кому принадлежат тяжкая бронь, льняная рубашка и морская тельняшка, под которые засунули несчастный православный крест, и где этот виртуальный натюрморт вообще находится?
Впрочем, небо Юрия Шестакова – орденоносное, «пристально» – разберётся.
А пока небо разбирается со своими наградами, посмотрим, что делается под землёй:

«Многих близких нет уже на свете,
под землёю их затерян след…»
Очень жаль, что «многие» оставили всего один след, да и он затерялся, но автор далее повествует:

«А над нею те же звёзды светят, –
что им тридцать, что им сотни лет?

Что им поле, что им горе, дума,
что им боль неспящего в ночи?
Вечность в их масштабе – только сумма
Бесконечно малых величин…»
Уж не знаю, как можно поле, горе, душу и боль соизмерить с Вечностью, и какие в масштабе звёзд умещаются суммы бесконечно малых величин, к тому ж

«…и дворцов, и хижин этих душных,
этих рос холодных, этих слёз,
этих глаз, что излучают душу
вглубь и вширь Вселенной зорче звёзд…»
Где находятся эти многочисленные ЭТИ, излучающие душу ЗОРЧЕ звёзд, и с чего они такие глазастые; если звёзды в данном стихе «светят», а не смотрят, то почему же, например, от «душных хижин» исходит то же «душевное», «зоркое» излучение? Странное, к сожалению, ничем не объяснённое соперничество…
Несомненно, заслуживает некоторого внимания стихотворение, посвящённое А.Г. Викторовскому, где речь идёт о «пристальном небе», но почему в этом произведении автор все три четверостишия пишет в разных временных измерениях: «… мы мечтаем о грядущем лете» (первое четверостишие), но в следующем четверостишии автор уже забыл о том, что «в карельские дебри» он с друзьями уже приехал; так почему же напечатано: «Оставим город этот, злой и пыльный», и почему в третьем четверостишии друзья «делили» кусок хлеба, а небо делилось с ними мыслями о вечном, если о грядущем лете автор в первом четверостишии только мечтает? (с. 40).
Быть может, читатели, да и сам Ю. Шестаков попытаются что-либо возразить, но данная рецензия была написана не просто так, а по многочисленным просьбам поэтов, которым Ю. Шестаков редактировал стихи (за деньги, и притом немалые, как бы «помогая» им вступить в союз писателей). Но вдумайтесь в строки редактирующего вас «мэтра»:

«…Пасётся лошадь рядом с мотоциклом –
к машинам всяким, видимо, привыкла…»
(кн. «Волны земли», с. 122).
Лошадь, конечно, пусть себе пасётся на здоровье, но мотоцикл-то словно с этой голодной лошадкой также рядом «травку щиплет», проголодался, бедолага… Ну, разве можно такое совмещать в едином выпасе?..
Или:

«Земли наши кострами объяты.
Рекам жарко – туманно дымятся…» (с. 125)
Если над реками туман, то почему он дымится, а если дым, то почему он туманный? Впрочем, автор умудряется видеть множество рек одновременно, но не объясняет, как ему это удаётся.

«…Воздух шумом крикливым наполнен…» (с. 125)
Разве крик – не шум? И к чему тут этакое «масло масляное»: для былинности, для значимости, или, может быть, Ю. Шестаков не понимает, что пишет:

«…О, дождётесь вы гнева Отчизны –
за безмерность беды на Руси…» (с. 125)
Можно было бы оставить такие строчки без комментариев, но мы имеем дело с «большим» знатоком, «крупным» редактором, определяющим писательские судьбы, и ему следовало бы понимать, что «гневная» Отчизна сама Русь и есть, но, видимо, Ю. Шестаков не пожелал расстаться с хорошей рифмой – «Руси – оси». Конечно, в своих поэмах это делать можно, но портить стихи других (дословно, из уст редактируемых), да ещё и за хорошую плату, председателю секции поэзии союза писателей должно быть стыдно.

«…Мотоцикл спасет нас с тобой:
Вторя непогоде грозовой…»
(«Пристальное небо», с. 69)
Возможно, мотоцикл героев и спасает, но как он это делает, вторя непогоде, которая, надо понимать, на горемык-героев напала, дождём измочила, молниями напугала, от которой герои пытаются спастись бегством, – как всем этим непогодным явлениям мотоцикл-спаситель вторит? Как он может нестись «из-под крыши тучи дождевой»?! «Могучий» образ…
Книги Ю. Шестакова перенасыщены надуманными, искусственными, порой дикими сюжетами и сравнениями, например:

«Бра на стене – словно связки сосулек».
(«Пристальное небо», с. 113)
Если бра, то оно одно, но почему его Ю. Шестаков сравнивает со связкой сосулек во множественном числе, не уточнив количество предметов?
Не спорю, автор не бесталанный, мне верится в такие образы, как «бездна волос», «чадра туч» или «тесто чернозёма», но я ощущаю в его стихах злое влияние людей малоодарённых, пустых и завистливых. При всём моём уважении к Юрию Полякову – автору предисловия к книге «Пристальное небо» – я не согласен, что поэт Юрий Шестаков щемяще-лиричен. Скудный словарный запас давит непосильными веригами на творчество Юрия Шестакова. И не пора ли ему поучиться у настоящих поэтов – таких, как Игорь Деордиев, Адриан Протопопов, Николай Михин, Станислав Буров и многих других, в поэзию которых поистине верится; да и старейших поэтов не забывать, ну, например, Сергея Давыдова:

– Здравствуй, Юра Шестаков,
Что ты сделал для веков?
– Ничего-то я не сделал,
Воспевал большевиков…
В связи с приходом к власти Ю. Шестакова с поэзией у сабиловцев станет ещё хуже.

Публикуется по общероссийской писательской газете «Русь».– 2001, № 7 (8)