Горное солнце

За последние полтора десятка лет слово «Чечня» стало известно даже последнему двоечнику по географии. Сегодняшнее кажущееся замирение означает лишь переход конфликта из стадии явной в стадию скрытую. Попытаемся вкратце разобраться в истории этого вопроса.
Начиная с последней четверти 18 столетия, кавказский вопрос непрерывно остается одним из основных факторов российской внутренней политики. Однако, поскольку и сам Кавказ никогда не представлял собой единого политического образования, то и характер взаимоотношений не носил единого характера. Собирательный термин «кавказцы» в действительности не подразумевает ни этнического, ни языкового сходства. Речь идет о некоторой историко-географической общности с выработавшимися характерными чертами быта и поведения.
Попытки интеграции кавказских этносов в структуру имперской этнической политики, регулярно предпринимавшиеся как царскими, так и советскими властями, заканчивались с неизменно аналогичным результатом. Так или иначе, но, несмотря на все внутренние различия, постоянно сохранялось осознание общности кавказских этносов и их отличия от славян, в том числе и казаков. По мнению зарубежного исследователя А. Каппелера не вполне понятны причины, по которым центральные власти так упорно стремились не допустить интеграции кавказских этносов под эгидой наиболее развитых из них. Несомненно также и то, что, произведенное в советский период, национально-территориальное устройство региона лишь осложнило и запутало и без того чрезвычайно сложную этническую ситуацию. Само по себе создание национальных образований в виде союзных или автономных республик и областей сыграло роль провоцирующего фактора в процессе этнообразования. В частности никак не способствовало объединению родственных адыгских народов в рамках, допустим, Кабардино-Балкарии. В то же время искусственно установленные границы породили территориальные претензии со стороны «титульных» этносов, изначально заложив вероятность возникновения национально-территориальных противоречий. В частности создание Адыгеи, где собственно адыгейцы не составляли и одной пятой части населения. Провести создание монолитных этно-языковых образований на этнически смешанной, зачастую двуязычной а, иногда, и полиязычной территории было заведомо невозможно.
Территориальное размежевание региона привело к автоматическому формированию национальных анклавов и рассеянных диаспор, постоянно ощущавших свою национальную ущемленность и сыгравших в дальнейшем роль катализаторов этнического противостояния. Ситуация с Карабахом в данном случае наиболее показательна. Появление нескольких национально монолитных анклавов в 1990-е годы оказалось возможно только в результате массовых этнических чисток. Создание в 1990-е гг. на базе союзных республик трех государственных образований в Закавказье не привело к формированию на их основе ни одного полноценного государства. Подобные политические образования более всего напоминают средневековые «баронства» не обладающие достаточной государственной традицией и предполагающие их как весьма относительную самостоятельность, так и возможное исчезновение с политической сцены. Исторический шанс предоставлявший возможность создания в советский период своего рода «Кавказской федерации», оказался безвозвратно упущен. В результате ситуация на Северном Кавазе в постсоветский период развивалась именно тем образом, каким она развивалась.
Вторая половина XX века продемонстрировала два основных типа распада бывших колониальных империй. Условно их возможно обозначить как английский и французский. Английский, основанный на принципе «уйти, чтобы остаться» и даже после официального признания независимости бывших колоний и доминионов продолжать сохранять там свое влияние. И французский, проникнутый стремлением «изо всех сил оставаться, чтобы в дальнейшем все равно уйти». Кульминацией французского метода несомненно является Алжир, превратившийся для Франции в непрерывную и многолетнюю национальную катастрофу. И дело здесь уже не столько в вынужденном бегстве миллиона французов из Алжира, поставленных перед альтернативой: «чемодан или гроб» сколько в продолжающейся «алжиризации» самой Франции, где возможность превращения арабского языка в государственный язык основного населения уже не кажется столь фантастической.
На руинах бывшей Британской империи наиболее драматические события развернулись в Индии, где длительное противостояние индусов и мусульман закончилось расколом страны, образованием мусульманского Пакистана и почти полумиллионом погибших. Тем не менее, Индия счастливо избежала советской модели создания союзных и автономных республик. Иначе одним Пакистаном история не ограничилась. Оставаясь самой многонациональной страной в мире, с множеством кастовых и социальных различий, Индия, тем не менее, остается единым государством, представляя удивительный пример единства в многообразии.
Нечто подобное могло бы быть реализовано и в кавказском регионе. Различия между западным, в основном христианским и восточным, преимущественно мусульманским Кавказом, на самом деле не столь значительны, как кажется на первый взгляд. В данном случае распад советской империи неизбежно приводил к концентрации большинства кавказских этносов в рамках одного государственного образования, что автоматически превращало возможные межэтнические противоречия в регионе в предмет внутренней кавказской политики.
Современные события на Северном Кавказе опираются на длительную предисторию и основаны на действии нескольких долговременных факторов. К их числу необходимо отнести как особенности этнической психологии самих чеченцев, так и характер их взаимоотношений с Российским государством. В частности, представляется очевидным, что продолжающееся с последней четверти XVIII века противостояние вайнахских племен и Российского государства давно вышло за рамки сугубо антиправительственного движения. Ситуация приобрела характер затянувшегося этнического конфликта, а вернее этнической войны, в качестве субъекта которой вайнахами рассматриваются не столько структуры государственной власти, сколько непосредственно славянское население, которое воспринимается как выразитель этих структур. При этом славяне становятся основной жертвой грабежа и национального самоутверждения. В частности из Чечни в 1990-е годы было изгнано около 300 тысяч русских, в том числе терских казаков.
Этнические войны развиваются совершенно иным образом, нежели войны горячие или холодные. Количество танков и пушек в этнической войне ничего не решает. Здесь выигрывает тот, кто сохраняет и приумножает свой этнос. Противостояние субъектов развивается на генетическом уровне, уровне бессознательного отторжения. Происходит то, что Лев Гумилев называл «комплиментарностью»-взаимным расположением, либо «некомплиментарностью»-взаимным отторжением  этносов. В то же время трудно согласиться с подобными определениями вайнахов как данное Львом. Гумилевым: «этническая химера», или Александром Солженицыным: «зеки по духу». Затянувшаяся стадия первобытности и сформированная набеговой системой укоренившаяся привычка к грабежу, как любимому национальному виду деятельности еще ничего не говорят. В человеческой истории не раз появлялись подобные этнические группы основным видом деятельности которых являлась эксплуатация соседних народов. Большая часть из них либо совершенно исчезли, либо оказались кооптированы в состав иных, зачастую вновь возникавших этнических групп.
Исчезновение вайнахам определенно не грозит. Материалы переписей населения демонстрируют устойчивый рост численности как ингушского, так и чеченского этносов, несмотря на потери чеченцев в период военных действий.
Этого совершенно нельзя сказать о славянах, которые не в состоянии поддерживать численность своего этноса и тем более вести подобную этническую войну, которая не знает фронтов и перемирий. Она продолжается повсеместно и бесконечно, постепенно становясь проклятьем и бедствием для новых и новых поколений. Из подобных тупиков не бывает стандартных выходов ни политических, ни военных. Официальная риторика о пресловутой борьбе с международными террористами, которая вот-вот закончится полной и окончательной победой не в состоянии заслонить реальной природы данного конфликта. Те методы, которые используют российские власти, делая ставку на одних абреков в противовес другим, не имеют решения. Возможность выхода представляется лишь в переводе конфликта в ранг внутреннего вайнахского дела. При этом достаточно привлекательным выглядит перспектива формирования некоего объединенного политического образования на Северо-Восточном Кавказе в составе Дагестана, Чечни, Ингушетии с установлением границы по естественному водному рубежу в виде реки Терек и последующей кооптацией данного государства со странами Закавказья. Перевод конфликта в ранг внутреннего кавказского дела и безусловное ограничение миграционного сообщения с данным регионом является, как представляется, одним из немногих возможных выходов из данного тупика.