Выборы, Выборы...

Все описанные ниже события могли бы иметь место, а может, и имели, в любом из многих провинциальных городков независимого государства в котором выборы приобрели постоянный и не прекращающийся характер. Где политических партий больше чем мест в парламенте и каждый пускай даже и совсем не известный никому вождь спит и видит себя ПРЕЗИДЕНТОМ.

Но, не смотря на это, все события и лица являются вымышленными.

Примечание автора


«- Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор».

Историческая фраза одного из героев бессмертной комедии Николая Васильевича Гоголя прозвучала в полной тишине. Нет, это была не репетиция трупы провинциального самодеятельного театра.

В маленькой комнатке, увешанной самой различной партийной символикой, собрались трое. Городок М, тоже в своё время описанный великим Русским писателем, жил своей провинциальной жизнью от выборов до выборов, благо в этой стране они проводились регулярно, и среди населения даже образовалась каста людей очень даже неплохо зарабатывающих на этом. Они плавно перетекали из одних выборов в другие, из одних политических фракций в другие, таким образом, пускай медленно но, сколачивая себе небольшой капитальчик, что бы потом организовать на него какое-нибудь маленькое дело и безбедно доживать до конца своих дней. В этом маленьком, тихом городке.

Город был действительно удивительный. Некогда красноречиво описанная Николаем Васильевичем Великая лужа, так и продолжала радовать глаз, как приезжих, так и местного населения своей водяной гладью. Конечно, проживающие в ней, некогда свиньи давно уже пошли на колбасу, а их место заняли величественные белые птицы. Особо лужа преобразилась в последний год. Совместными усилиями местного градоначальника и руководства курорта она была обнесена невысоким плетнём, в голове лужи был установлен памятник великому писателю, а вокруг неё расставлены фигуры персонажей описанных в его произведениях.

Старые, плакучие ивы склонились к самой воде, накрывая лужу с одной стороны плотной тенью и отгораживая её от внешнего, городского мира, там заканчивалась территория курорта. Фигурки Гоголевских персонажей стояли бодрые, сверкающие ещё совсем новенькой бронзой. Горожане, не говоря уже о курортниках, постоянно возле них фотографировались, и, несмотря на то, что сквер вокруг фигурок ещё не был разбит, по вечерам здесь уже собиралась молодёжь.

Но речь сегодня пойдёт не о памятниках и достойном градоначальнике, который их установил. Нет, давайте всё-таки вернёмся в ту комнату, откуда мы с вами ушли, рассматривая достопримечательности города. А в комнате, некогда громко называвшейся предвыборным штабом одного из кандидатов в президенты, была суета, постепенно перерастающая в панику.
Руководитель местной партийной организации ходил из угла в угол, нервно куря сигарету за сигаретой.

Начальник избирательного штаба сидел за своим наполовину развалившимся столом, который был изъят в своё время из подвала районной госадминистрации, куда сам же его и вынес из какого-то кабинета в те времена, когда служил там завхозом. И помнил этот самый стол ещё славные времена, когда в стране была всего одна партия и один кандидат в руководители страны на редких выборах тогда выборах. Помнил, как накрывали его бархатной красной скатертью, ставили большой графин с кристально чистой водой, правда во время избирательного процесса жидкость в графине претерпевала значительных изменений и самым волшебным образом превращалась в чистейший самогон. Это были лучшие годы стола. Перед каждыми выборами, а происходили они не чаще чем раз в пять лет, его тщательно ремонтировали, вскрывали свежим лаком и сиял он, тогда как новенький, а бархатная, красная скатерть надёжно защищала его блестящую лаковую поверхность от случайных царапин, которые могли нанести разгорячённые крепким самогоном активисты.

Начальник штаба теребил и перебирал лежавшие на столе стопочкой агитационные листовки. Время от времени мял их и бросал в урну, стоявшую в противоположном углу комнаты. Конечно же, не попадал, от этого не успокаивался, а начинал всё сильнее и сильнее нервничать, а вокруг урны образовалась уже довольно таки внушительная куча бумажных шариков.

Ещё один, совершенно не приметный человек сидел в самом дальнем углу. Он был всегда неприметен, а сегодня старался вообще спрятаться в углу, так, что бы его ни кто и никогда не нашёл. Это был человек, специально поставленный центром, наблюдать за деятельностью местного штаба и в самую первую очередь за использованием денежных средств, которые в погоне за вожделенным постом лились просто золотым дождём на головы тех самых руководителе местных организаций. И обязанность этого самого человека заключалась именно в том, что бы этот самый золой дождь не задерживался над головой руководителя, а мелкими брызгами разлетался на всё население города и района.

- Петя, хватит бегать по комнате, - местный смотрящий подпрыгнул в своём углу и визгливо прокричал, глядя под ноги руководителю местной организации. - Что ты всё бегаешь и бегаешь. В камере будешь бегать.

- Типун тебе на язык, тьфу, тьфу, тьфу. Умеешь ты успокоить товарища Лёша.

- Да, типун тебе Лёша точно понадобится, но до камеры мы, пожалуй, не доживём.

- Умеешь ты Вася приободрить товарищей. А что ты про камеру не вспоминал, когда деньги штабные в оборот пускал? И за жизнь свою не беспокоился.

- Кто бы говорил? Пётр, ты и сюда вон не на старенькой своей Таврии приехал, почему то на новой Тоёте. Скромнее нужно быть Петя, скромнее.

Некогда высокий и стройный, а в последнее время основательно располневший руководитель местной партийной организации, Пётр остановился, тяжело дыша, внимательно посмотрел на начальника штаба, потом подошёл к окну, выходившему во двор многоэтажки, и задержал свой взгляд на  большом чёрном джипе.

- И что ты на него так смотришь, он  меня давно. У меня свой бизнес, ты же прекрасно знаешь.

- Да ты на свой бизнес и Таврии бы не купил, не то чтобы этого красавца. Я помню, ты его ещё тогда во время парламентской компании пригнал, но тогда ситуация немного другая была, тогда мы победили.

- Хватит уже собачиться, что вы завелись, - вновь выступил из своего угла смотрящий.
Он был человеком уже не молодым, ему не было никакого дела до того кто на какой машине ездит. Да и ездить ему особо было не куда. Жил он в квартире в этом самом доме, а комната, в которой собралась уважаемая компания, и которая громко именовалась штабом лидера предвыборной гонки, была некогда пристроена к этой самой квартире в качестве балкона, правда очень большого. По поводу несоответствия пристройки всем проектным решениям, хозяин оной регулярно ругался с местным городским руководством и издавна состоял к нему, к этому самому руководству в жёсткой непримиримой оппозиции. Именно поэтому худая, невысокая фигура была приставлена к этим двум зубрам предвыборных гонок. Но приставивший эту фигуру не учёл одного маленького обстоятельства - у смотрящего были дети. Это самое обстоятельство в корне меняло его отношение к жизни. Именно у детей этого маленького, но очень влиятельного на данном местном уровне человека был интерес и к машинам и к отдыху за границей, пускай ещё пока в Турции и Египте, не в Европе, но ведь и выборы ещё не последние. А политическая сила, деятельность местного штаба которой так усиленно контролировал их любимый папочка, не собиралась сдаваться. И все были в полной уверенности, что и в этот раз она победит. Да вот конфуз вышел.

- Ты бы помолчал, - хором прикрикнули на него руководители. - Тебе чего бояться? Ты у нас чистенький, не тебе же деньги давали. Ты только от нас получал, что бы молчал. Можешь и на этот раз промолчать.

- Петя, - лицо начальника штаба озарилось изнутри. Было явно видно, что его посетила гениальная мысль. - А чего мы с тобой переживаем? Деньги то все налом поступали, кто докажет, что мы их не раздали кому следует?

- Ну, ты Василий голова, ну ты умница, - восхитился партийный босс местного разлива. - Ты что совсем идиот, - здесь он же не выдержал, - да были бы эти деньги безнальными кто бы и куда их потратить смог, кроме как на печатание вот этих самых листовочек, - он схватил пачку бумажек и затряс ею прямо перед лицом начальника штаба. - Нал Вася, это куда серьёзнее, а мы с тобой этого самого нала, за две то выборные компании ох сколько потратили.

- Петя, но в позапрошлую-то компанию, всё нормально прошло, ни кто ничего не требовал. Может и в этот пройдёт?

- Ты что совсем не соображаешь, у тебя, что от пива совсем мозги высохли.
Любителя пива в начальнике предвыборного штаба выдавал небольшой, но вполне округлый животик, образовавшийся лет пять назад и с тех пор только увеличивавшийся, не смотря на все усилия его хозяина, предпринимаемые по борьбе с ним. К сожалению, с пивом, которое хозяин живота выпивал по нескольку литров в день не мог поспорить ни один тренажёр.

- Ты Вася вспомни, на кого мы работали в позапрошлый раз, - продолжил Пётр, - а на кого в этот. Суммы сопоставь.

- Да, действительно, картина не из радужных. Пётр, но ведь нужно что-то делать.

- Вот я вас двоих и спрашиваю. Что?

- А может ему, это денег дать, - робко предложил смотрящий.

- Может и дать, - хватился за свежую мысль руководитель, это было хоть какое-то смещение с перебранки в сторону конструктивного разговора. - Только вот сколько?

- Я предлагаю по стандартному пану, заказываем сану, девочек, там как обычно шашлычки, водочка, коньячок, - подхватил идею главный штабист, - а на месте и определимся. Ну, дадим ему пару штук зелени, да и всё нормально будет. А, чего переживать, не впервой.

- Ты этих пару штук сначала найди где-нибудь. У меня нала нет, всё в деле, - возразил ему Пётр.

Две пары глаз упёрлись в сидевшего в углу и как то сразу поникшего смотрящего.

- А что вы на меня так смотрите? Если конечно нужно, то я дам денег, но дам ровно столько, сколько и все.

- Ты сильно-то не хорохорься, с тебя спрос особый будет. Мы-то хоть какие деньги, но пускали на партийные нужды. А ты только получал. Подумай, как будешь отчитываться за аренду штаба и общественной приёмной.

Лицо главного смотрящего моментально изменилось и он начал усиленно чесать затылок. Отчитываться действительно было за что. Эта комнатушка, в которой они сидели, хоть и имела отдельный выход на улицу, была облеплена со всех сторон партийной символикой. Но, не смотря на всё это, никак не была похожа на офисные помещения, площадью 150 метров квадратных с евроремонтом и полной системой безопасности, стоимостью по двадцать, так любимых этим стариком американских долларов, за метр квадратный.

Три тысячи этих самых зелёных Американских рублей он получал ежемесячно от руководителя местной партийной ячейки. И это были далеко не все доходы скромного старика. Ровно десять процентов он имел от всех партийных поступлений. Которые сам лично получал в столице, а потом передавал в распоряжение либо начальника предвыборного штаба, либо руководителя партийной ячейки, в зависимости от того, на что они предназначались. За что он эти деньги получал? Безусловно, за то, что молчал о дальнейшей судьбе этих самых денег, которые шли по воле двух вышеуказанных лиц далеко не на избирательные нужды.

- Вы ещё докажите, что я эти деньги брал, - оскалился на двух руководителей смотрящий, - это я буду ваши расходы подсчитывать.

- Не нужно нас пугать, Лёша, - очень ласково и очень заискивающе попросил начальник штаба, - лучше давай предложи, что-либо дельное.

- А чего предлагать-то, ты уже всё предложил. Расходимся, выкладываем по паре штук каждый и расходы по приёму поровну.  Я две тыщёнки наскребу.

- Ты и больше наскребёшь, старый скупердяй, так что вытаскивай всё из своей заначки, а потом мы с тобой рассчитаемся. - Не унимался местный партийный босс.

- Как же ты рассчитаешься, да из тебя снега зимой не выкрутишь, это ты такой щедрый пока гроза не прошла, а как только всё уляжется, сразу про долги забудешь. Нет, братцы, вместе, так вместе. Всё поровну. Ежели чего, то я вот сейчас и принесу, только домой сбегаю.

Он поднялся с места, и направился было к двери, но Пётр остановил его уверенным движением руки и водворил на прежнее место.

- Стоп. Всё это мы, конечно, хорошо придумали. Но хватит ли шести тысяч?

- А чего ему миллион давать? - Съехидничал смотрящий.

- Ты сильно-то не выступай, посчитай для начала, сколько денег в общей сложности из столицы привёз, а потом уже и высказывайся.

Старик задумался, зашевелил губами, подсчитывая сколько раз, мотался в Киев, сколько чемоданчиков привозил, какие там были суммы. Чем больше он шевелил этими самыми губами, тем печальнее становилось его лицо. По всем негласным правилам отдать нужно было, не менее десяти процентов, а та сумма, которую они назначили, очень с большой натяжкой доходила до трёх. Получалось, что только ему одному придётся выложить не менее семи - восьми тысяч этих самых милых стариковскому сердцу зелёных Американских рублей.

- Да, уж, - произнёс смотрящий, сакраментальную фразу, так любимую предводителем уездного дворянства и вложенную в его уста классиками советской сатиры. - А может всё обойдётся. Петя, а Петя, кто хоть приезжает, ты знаешь?

- Да чёрт его знает, какой-то Шклярёв, я и фамилии то такой не слышал никогда.

В комнате повисла тишина, старик, смотрящий резко изменился в лице, он сначала побелел, потом позеленел, и в конечном итоге оно превратилось в маску ужаса. Открытый рот задрожал, глаза налились слезами, которые моментально потекли по щекам.

Наконец тишину нарушил начальник штаба.

- Ты что Петя, совсем не в себе, ты телевизор совсем не смотришь?

- А что там по телевизору?

- Да это же правая рука, нет братцы, здесь парой штук не отделаться. А ты Лёша, что молчишь? Петя, что это с ним.

Они оба уставились на главного, смотрящего, у него уже тряслась не только нижняя челюсть, всего старика била мелкая дрожь.

- Петя, у тебя валерьянки случайно нет, что-то со стариком не то.

- Не валерьянки нет, коньяк есть в машине.

- Тащи.

Голова партийной ячейки бросился на улицу к машине и притащил уже начатую бутылку коньяка, штабист схватил её и, сделав для верности пару больших глотков прямо из горлышка, приложил бутылку к трясущемуся рту товарища. Обжигающая коричнево-золотистая жидкость потекла вовнутрь старого человека, он делал непроизвольные судорожные глотки, когда в бутылке осталось меньше половины, хозяин коньяка, схватил штабиста за руку и оторвал горлышко ото рта смотрящего.

- Ты чего Вася, он же не выдержит такого, ещё помрёт, не дай Бог.

- Не помрёт, он у нас старик крепкий, зато смотри, уже отходить начинает.

Испуг действительно начал покидать человека, дрожь прекратилась, он расслабился и мягко опустился на расшатанный стул.

- Вася, так может, ты мне объяснишь, что это с ним было?

- Эх, Петя, Петя. - В голосе главного штабиста появились нотки отрешённости. - Я же тебе говорю, телевизор хоть иногда смотреть нужно. Ты когда узнал про ревизию?

- Пять дней назад.

- А когда они приезжают?

- Сегодня.

- ЧТО!? - Воскликнул тот, вырвал из рук руководителя бутылку и одним огромным глотком влил остатки коньяка в себя. - Вот так, теперь хоть легче будет.

- Что легче то?

- А легче то, что этот самый Шклярёв, Вам ни одного напрасно потраченного доляра не простить, - блаженно улыбаясь, ответил за штабиста смотрящий. - Это вам не из казны денежки тянуть, здесь счёт совсем другой. Уж я-то его хорошо знаю.

Откуда старому человеку так хорошо был знаком, этот не очень публичный человек оставалось загадкой, но в словах его была сущая правда. Господин Шклярёв, правая рука их партийного вождя издавна заведовал всеми финансами партийной организации, точнее даже не всеми, а самой крупной и самой вожделенной для многих частью - чёрным налом. И именно поэтому он не принимал ни под каким соусом, ни в каком виде их расхищения, ведь это были личные деньги всей верхушки партии. Не то что бы он был вообще против расхищений и воровства, нет. Когда это касалось главной сметы страны, или допустим региональных, подконтрольных политической силе бюджетов, такие действия даже приветствовались. Но вот когда дело касалось той, смой партийной казны, которая после последней избирательной компании значительно оскудела, а к самой главной статье её пополнения, государственному бюджету, доступ совершенно непредсказуемо был закрыт, господин Шклярёв конечно встрепенулся. Впрочем, из эйфории постепенно вышел весь центральный аппарат, и, поняв, что действительно денег потрачено непомерно много, а пополнять их не из чего, моментально возник вопрос. Почему они проиграли и почему их единственный и незаменимый кандидат. Кандидат, в победе которого все были уверены на сто пятьдесят процентов всё-таки не прошёл. Ведь всё было сделано правильно и как всегда, деньги розданы, голоса куплены, просто не могло такого быть.

- Значит, разворовали, - Эта фраза из уст господина Шклярёва на закрытом политсовете прозвучала как приговор, многие тут же опустили глаза к полу и начали рассматривать носки своих туфель из кожи крокодилов и питонов. - Нужно ехать в регионы, - Всеобщий вздох облегчения пронёсся по комнате, где заседал политсовет.

- Вот и поезжайте, - поддержал его несменный лидер и партийный бог по совместительству, - поезжайте, а я буду молиться за вас и святость Вашей мисси. Я верю, что вы вернёте в партийную казну каждый не потраченный на историческую цель доллар. Мы не можем допустить, что в то время, когда здесь в центре приходится терпеть нужду и оскорбления прорвавшихся к власти коррупционеров, олигархов и вообще кучи всякого ворья, когда на святую борьбу за право народа на честные и прозрачные выборы потрачены последние силы. Чтобы в это время на местах руководители наших с вами партийных организаций разворовывали самым бессовестным образом последние крохи нашей партии… - Несменного лидера понесло, он говорил всё громче и громче, эпитеты и сравнения просто лились из его уст. Все члены политсовета сидели, слушая его с открытыми ртами, и  радовались, что проверка начнётся не сверху, а снизу. Это давало им шанс подчистить свои собственные закрома.

Да господин Шклярёв, действительно был страшен в своей непримиримости к врагам, а именно так он называл воришек и расхитителей. У него в голове просто не укладывалось, как можно вот таким бессовестным образом залезть в партийную казну. Ведь, в конце концов, это не государственный бюджет из которого, они привыкли воровать и даже не считали это зазорным, только очень расстраивались, когда по тем или иным причинам не могли дотянуться до этой большой общественной кормушки. Сколько надежд все они возлагали на продвижение своего лидера, на восхождение его на самую вершину государственной власти.

Но сегодня это место заныл другой, другой которого даже не рассматривали как возможного победителя, другой, с которым просто невозможно было договориться. И что? А то, что он не только не допустит кого-либо из них до этого пирога, ведь у него и своя семья не маленькая. Так он может ещё, чего доброго начать копаться в делах минувших, и вот тогда эти самые денежки снова понадобятся. В Генпрокуратуре и СБУ люди тоже хотят икорку красную утром на бутерброд намазывать. А зарплаты их, как известно, позволяют, максимум масло сливочное и то через день.

Вот все эти мысли и воспоминания и прокатились вихрем в голове господина главного местного смотрящего, когда он услышал фамилию того, кто должен к ним приехать с такой, маленькой, на первый взгляд, ревизией. Именно от этих самых мыслей он и впал в полный ступор.

На улице заскрипели тормоза, все трое бросились к окну. Там, во дворе многоэтажки, на небольшой стояночке остановился чёрный Мерседес, называемый в простонародье «Кубиком», за его угловатые формы.

- Это что уже они, - спросил начальник штаба, - а почему машина чёрная?

- А ты что хотел, что бы она была выкрашена в корпоративный цвет, с яркими пятнами на капоте? Не бывает такого цвета катафалков, - чёрно пошутил единственный трезвый в этой компании голова ячейки.

Из джипа вылез человек лет тридцати, его внешний вид не оставлял никаких надежд на благоприятный исход. Он профессионально огляделся по сторонам, затем открыл заднюю дверцу и, прикрывая сидевшего там, помог ему спуститься на землю. Это был сухощавый мужчина, невысокого роста в неизменной вышиванке под дорогим костюмом. Он тоже глянул по сторонам, глубоко вдохнул свежий весенний воздух.

- Да, хорошо у них здесь в провинции, прямо как к бабушке в детстве, в деревню приехал. Ну что пошли.

Машину обогнул ещё один охранник, и, объединившись, процессия направилась к дверям штаба.
- Так значит, вот это и есть тот штаб на сто пятьдесят квадратов по цене двадцать долларов за квадрат, - задал господин Шклярёв свой первый и последний в этот день вопрос троим сидевшим, а точнее уже лежавшим в комнате активистам.

Для двоих из них пришлось вызывать скорую помощь, и с ними ещё предстоял долгий разговор о том, куда и на, что были потрачены партийные деньги, а вот несчастный, смотрящий, уже точно не мог отвечать ни на один вопрос. Сердце старика не выдержало, и он удалился в мир иной.