Сибиряк

Из книги Ирины Пашкевич "Hauch der Zeit/ Дыхание времени"
Все права защищены. (©)2006 Alle Rechte vorbehalten (©)2006

Сибиряк
Случайная встреча
Саша Штракбайн встретил Аннушку случайно на автовокзале в Омске по дороге в больницу.Три года стройбатовской службы в рядах доблестной Советской Армии  дорого обошлись ему и он почти потерял надежду на выздоровление. Она вернула ему веру в себя. Стала его музой, его любовью на всю жизнь, его женой, матерью его девятерых  детей. 1967 год – год встречи с Анной стал  как бы годом  его второго  рождения.
1941 год – год его первого рождения сулил ему мало хорошего. Шансы выжить равнялись почти нулю. Само рождение уже было событием. Незадолго до этого семья Штракбайн, или вернее то, что от нее осталось: Сашина мать  на последнем месяце беременности с четырехлетней дочерью, ее младшие сестры одиннадцати и шестнадцати лет, а также  бабушка Александра проделали нелегкий путь в телячьих вагонах от берегов Волги к берегам совсем иным, сибирским.   
Рождение
На свет появился маленький, хиленький, синенький, и почти без признаков жизни человечек. Бабушка, посмотрев на это чудо природы, обратилась к повитухе: «Ева, не мучься, всё равно не жилец!» Но та, держа его одной рукой за ножку, шлёпнула по попке, отчего он вдруг подал голос. Она так прокомментировала это событие: «Что вы, сватья! Вот посмотрите, он ещё будет вам кормилец!» Ева, и вправду, как в воду глядела. Бабушка прожила с Александром и его семьей  до самой смерти. Они были очень близки всю жизнь. В начале основная забота об Александре и его старшей сестренке лежала на ее плечах. Матери после родов пришлось сразу начать работать.
Бабушка
Бабушку Александр помнит лет с шести. Просто удивительно, сколько жизненной энергии несла в себе эта небольшого росточка, худенькая женщина. Она родилась в 1892 году в небольшом селе на Волге. Там же вышла замуж за Якова и они занимались крестьянским хозяйством. Большого богатства не нажили, но и не бедствовали. В саду было много яблонь и груш, а на бахче созревали прекрасные дыни и арбузы. Жили они, по рассказам бабушки, по-своему счастливо, рожали детей и радовались жизни.
А потом грянули грозные события – первая мировая война, революция. Об этом времени бабушка рассказывала мало, а о гражданской войне только вздыхала: «Белые грабят, красные грабят». Начало двадцатых годов ознаменовалось страшным голодом, а в семье было уже девять человек детей. Слава Богу, голод двадцатых годов, они пережили, потому что привыкли полагаться на себя и свое хозяйство.
Потом подошло время коллективизации. Все сразу стало общим –  земля, скотина, инвентарь. За счет колхозного сельского хозяйства стали спешными темпами проводить индустриализацию страны. Зерно шло за границу на продажу, а на вырученные деньги закупалось оборудование. В это время в стране в 1932-1933 годах свирепствовал голод. Вымирали целые семьи. Это страшно, когда на твоих глазах умирают близкие, а ты ничем не можешь помочь. Бабушка со слезами на глазах вспоминала, как дед, придя с работы, не смог перешагнуть порог, сел на приступке, жуя какую-то траву. Потом обвёл последним взглядом всех оставшихся в живых и тихо скончался. Кроме него в семье умерло шестеро детей.
В это время в  колхоз приехала какая-то комиссия. Бабушка обратилась в нее с жалобой, ведь даже похоронить деда не было ни сил, ни средств. Оказалось, что председатель имел возможность в случае крайней необходимости поддержать такие бедствующие семьи. Председателя сняли, бабушке даже выдали немного муки. Наверное это и спасло её семью от полной гибели.
К началу сороковых   жизнь постепенно наладилась. Во всяком случае о голоде забыли, если такое вообще возможно забыть. Но тут новая беда – грянула война. В августе вышел Указ, а в сентябре всех немцев Поволжья поголовно погрузили в телячьи вагоны и в спешном порядке вывезли на восток: в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию. Нужно было иметь очень богатое воображение, чтобы обвинить всех их в пособничестве Гитлеру.
Депортация
Бабушка рассказывала потом Саше, как это происходило. На сборы дали всего сутки. Брать с собой разрешалось только то, что унесёшь в руках, тем более, что до станции пришлось идти пешком. Трудно представить себе состояние людей, вынужденных навсегда покидать насиженные места, бросать нажитое нелёгким трудом имущество и дома. Это был Апокалипсис – «конец света». Люди рыдали, рвали на себе волосы. Мычали не доенные коровы, выли собаки, истошно горланили петухи. Наиболее сердобольные давали напоследок корм скоту или просто выпускали его на свободу. Все происходило под надзором НКВД. Уже одно это обстоятельство неопровержимо свидетельствовало о том, что это была не эвакуация, а депортация. А ещё точнее - безжалостное изгнание целого народа.
В дороге они находились около месяца. Наконец прибыли на станцию, расположенную недалеко от Омска. Бабушку с тремя дочерьми  и внучкой  и направили в село Соляное. Разумеется, ни о каких жилищных условиях и разговора не было. Ютились где придётся, в ужасной тесноте, без средств к существованию. В избытке была только работа, которая осуществлялась под лозунгом – «Всё для фронта, всё для победы!»
Бабушка к тому времени была уже больна и работать «для фронта» не могла. Но без неё матери Саши пришлось бы совсем туго. Ведь она была на последнем месяце беременности, а на руках ещё маленькая дочь. Но мир не без добрых людей. Если официальные власти видели в российских немцах «потенциальных пособников» Гитлера, то простые люди, смотрели на них по-иному. Конечно, не обходилось и без злобных взглядов или презрительно брошенного вслед: «У, фашист!» Но в основном простые люди относились с сочувствием к депортированным.
Тетя Капа
Первое время они жили в хате у простой деревенской женщины Ждановой Капитолины Ивановны. Здесь в октябре 1941 года и появился на свет Александр. Этой простой русской женщине он тоже обязан жизнью.
Сама бездетная, она чем могла поддерживала существование новорожденного. У неё был небольшой огород. Маленький Саша целыми днями ползал между грядками, щипал лук, редиску. С голода он не умер, но его организму хронически не хватало элементарного хлеба. Про мясо и сладости и говорить нечего. Наверное поэтому он рос рахитиком и встал на ноги лишь на пятом году жизни.
Сколько раз сердобольная женщина уговаривала мать: «Катерина, отдай мне сына, ведь у тебя ещё дочь маленькая, сохрани хоть её!» Но какая же мать  пойдёт на это? Сашиной матери в какой - то степени  повезло: её не взяли в трудармию. Была соответствующая инструкция – не забирать  матерей, имеющих детей до трех лет. Саша пошел в школу в 1949 году. Учился он хорошо, очень любил русский язык и литературу, историю и географию. Что касается немецкого языка, то в школе его преподавали как иностранный и в минимальном объеме. Хорошо хоть в семье говорили по-немецки.
Находка
К этому времени у них уже было своё жильё – небольшая глинобитная хата. Кроме этого еще сарайчик из частокола, обмазанный с обеих сторон глиной, и в нём погреб. Сарай от старости разваливался. Поэтому для живности во дворе была выкопана землянка. Неудобно, конечно, навоз вытаскивать, но зато скотине тепло. Сарай помаленьку разбирали и этим топили печку.
Однажды, набирая очередную охапку дров, Саша случайно обнаружил какую-то плоскую коробку. Его счастью не было предела – наверно он нашел клад! Мальчик открыл коробку дрожащими от волнения руками. Она была плотно набита тугими пачками каких-то денег, которые прекрасно сохранились. На них была изображена таинственная женщина в красивом длинном платье. Что делать с этой находкой? Саша показал ее маме и бабушке. Они по-русски не умели читать. Выход нашла бабушка: «Спрячь пока. Вот приедет мой брат Андрей, он и подскажет, что делать».  Бабушкин брат жил в соседнем селе и работал заготовителем. Собирал тряпки, кости, цветные металлы в обмен на леденцы и простенькие игрушки. Для Саши его приезд всегда был праздником. Ну кто откажется от сахарного петушка на палочке! В этот раз приезда дяди Андрея с нетерпением ждали и взрослые.
 Посмотрев на находку, дядя изменился в лице и с тревогой спросил Александра: «Где ты это взял?» Услышав объяснения, проговорил: «А ты никому об этой находке не сказал?» Александр вздохнул: «Что вы, дядя Андрей! Я сам -то напугался!»  Дядя немного подумал и решительно заявил: «Так вот! Чтобы об этом никто и никогда не узнал, надо немедленно сжечь деньги в печке!» 
После его отъезда Саша открыл коробку и стал одну за другой бросать купюры в огонь. Ему казалось, что величавая женщина, освещенная пламенем танцующих огоньков,  укоризненно смотрит на него. Он не имел тогда понятия, что это была Екатерина II,  русская императрица, сделавшая так много для процветания России. Юной принцессой прибыла она сюда из Германии и стала с 1762 года управлять огромной Российской Империей. Это она издала в 1765 году манифест, по которому и приехали в Россию в поисках лучшей жизни Сашины предки. 
Теперь это кажется смешным, но тогда, по мнению дяди Андрея, подобное грозило большими неприятностями. Начались бы разборки: «А не ваши ли родственнички припрятали клад, а сами смылись за границу.  Колись, контра, где они прячутся и как ты с ними связываешься?».  Короче, деньги были сожжены в маленькой деревенской печке и об этом никому не рассказывали. Прошло уже более полувека с той поры, но Александр часто вспоминает о том маленьком испуганном мальчике, который одну за другой кидал ценные купюры в прожорливую пасть печки.
«Трудодень»
Жизнь продолжалась. Александр учился, переходя из класса в класс. Мать вкалывала  в колхозе за двоих. Её всегда ставили в пример. А вот вознаграждение за труд было до смешного скромным. Работали  ведь за «трудодень»! Это такая палочка в ведомости, а вот как эта палочка будет «отоварена», одному Господу Богу известно. И решали это не колхозники, не правление колхоза и даже не председатель, а на самых недосягаемых верхах.
 Можно, конечно, проникнуться сознанием того, что нужно было восстанавливать разрушенное войной. Но почему это делалось за счет измождённых голодом людей? Отмена в 1947 году  карточной системы принесла некоторое облегчение лишь горожанам. Колхозникам же, не имевшим денежных доходов, это ничего не дало. Они по прежнему зависели от «веса» трудодня, а он никак не хотел расти.
У Александра до сих пор стоит перед глазами лицо матери, вернувшейся с общего собрания колхозников. Оно обычно проводилось после уборки урожая и подведения итогов. Там они узнавали на сколько оценён трудодень и на что каждый может рассчитывать. Дело в том, что весной перед посевной  каждой семье  выдавали авансом немного муки и других продуктов, а осенью производился полный расчёт.
Можно себе представить «вес» трудодня, если на Сашин вопрос: «Ну что, мама, сколько мы нынче получим?», –  со слезами на глазах отвечала, –   «опять должна осталась!». И это она, которая вырабатывала мужскую норму трудодней! «Вес» трудодня не  зависел ни от урожайности, ни от работы. Просто «сверху» спускался план, который должен быть выполнен любой ценой. От голода их спасали огород и кое-какая живность.
Но и тут колхозники были обязаны «отщипнуть» государству ощутимую долю. Так они и жили из года в год, не представляя себе иной жизни. Младшая мамина сестра Мария, отдав для «фронта и победы» несколько лет своей молодости и потеряв здоровье, лишь в 1947 году  из-за беременности смогла вернутся из трудармии к родным и близким. Александр вспоминает, что когда тётя Мария в 1952 году умерла, её похороны превратились для близких  в почти невыполнимую задачу. После смерти сестры мама усыновила четырехлетнего сына Марии и воспитала его вместе со своими детьми. С Божьей помощью кое-как одели покойницу. Ни о каком памятнике или оградке и разговора не было, лишь скромный холмик и деревянный крест. Крест вскоре сгнил, надгробный холм осел и беспощадное  время стерло с лица земли место, где покоится прах тети Марии.
Смерть Сталина
5 марта 1953 года скончался Иосиф Сталин. Вот как об этом вспоминает сейчас Александр.
– На похоронах я, конечно, не был, но по радио слышал и из газет знал, во что они превратились. Даже будучи мёртвым, он на последок ещё раз „достал“ нашу семью и лично меня. Дело в том что в дни траура было строжайше предписано, чтобы на стене каждого дома или на воротах был вывешен портрет Сталина в траурном обрамлении. Что касается портретов, то они в изобилии печатались во всех газетах. А вот с чёрным материалом, было, прямо скажем, не густо. Честно говоря, в нашей семье не оказалось материала такого цвета. И купить его было не на что. Мы нашли оригинальный выход.  У меня на счастье оказались чёрные трусики, кстати, единственные. Мы и использовали их для этого „благого дела“. Неважно, что я некоторое время ходил без трусов: под штанами-то не видно. Так что свой долг увековечивания памяти „отца всех народов“ мы выполнили. Иосиф Виссарионович уютно устроился в Мавзолее рядом с Владимиром Ильичом, правда, ненадолго. Посетив  Мавзолей В.И. Ленина в 1965 году, я Сталина  уже там не обнаружил.
Или им тесновато было в одном Мавзолее, или были более серьёзные причины для „выселения“. Удивительно, но после его смерти стали происходить события, если и не изменившие жизнь в лучшую сторону, то хотя бы подавшие надежду на это. Могущественный Берия был признан врагом народа, посажен и приговорен к смертной казни. Он многие годы руководил ведомством, которое рьяно проводило всевозможные чистки всех слоёв общества, щедро пополняя контингент сталинских концлагерей. Удивительное дело – у народа как бы сразу прорезался голос. Молодёжь в то время распевала частушку:
«Берия, Берия,  вышел из доверия,
А товарищ Маленков надавал ему пинков!»

«Жить стало лучше,
жить стало веселее!»

Начиная с 1954 года семью Штракбайн уже не преследовал ежедневный голод. Осенью того года они впервые получили на трудодни  девять центнеров пшеницы! Правда к тому времени уже работала  старшая сестра Отилия, ей исполнилось 17 лет. Они были на седьмом небе от счастья. Как распорядиться  этим богатством? Прикидывали сколько смолоть на муку, сколько продать на базаре. Ведь денег колхозники практически не видели. Если только удавалось продать что-то с огорода, да и то редко – всё уходило на питание. Из мясомолочных продуктов  тоже почти ничего на рынок не возили. Нужно сначала с государством рассчитаться. Яйца, молоко, шкуры  – государство ничем не брезговало. Но всё же с этого времени стали вдоволь наедаться хлебом.
Вернёмся к девяти центнерам пшеницы. Много это или мало? Сейчас, спустя полвека, это кажется чудовищным надувательством оценки труда двух человек. Произведем небольшой расчет. Разделим 900 кг зерна на 365 дней в году, в результате  получим, что на  5 человек  в день приходилось 2 кг 465 г зерна, а это  меньше 500 г на человека. Ни дать – ни взять блокадная норма!
Их выручал огород и кое-какая живность. Это в свою очередь требовало огромных сил. Одному Богу известно сколько воды перетаскал Саша на своих плечах из Иртыша для полива грядок. Да и огороды ещё долго приходилось каждую весну перекапывать вручную. Крестьянский труд издревле не был лёгким. Но как же дёшево государство его оценивало!
Семья Анса Ивановича
В 1955 году сестра Отилия вышла замуж и  мать осталась единственным кормильцем в семье. В 1956 году Александр окончил семь классов. И хотя он хорошо и с удовольствием учился, вопрос о продолжении учёбы не стоял. Было ясно, что пришла пора  зарабатывать на хлеб насущный. К тому времени их колхоз уже встал на ноги. Хозяйство было многоотраслевое – полеводство, птицеводство, животноводство. Были свои бахчи, свой колхозный огород, сад, пасека.
Заведовал подсобным хозяйством латыш Анс Иванович, тоже из репрессированных. Жена помогала ему на пасеке. Александру пришлось одно лето поработать на огороде и в саду. Он поливал капусту, опылял дустом сад от вредителей и окапывал яблони.
Саше Анс Иванович, его жена и дети казались пришельцами из другого мира. Его поражала их доброжелательность, уважительное отношение друг к другу, интеллигентность и знание своего дела. Под их присмотром огород, сад и пасека приносили существенный доход. В огороде зрели огромные кочаны капусты, помидоры и  огурцы. В саду было изобилие яблок. На пасеке дважды за сезон качали мёд. В конце 1956 года, сразу после отмены комендатуры, семья Анса Ивановича уехала на Родину, в Латвию. После их отъезда все постепенно пришло в упадок. Но память об этой прекрасной семье еще долгие годы жила в сердцах  односельчан.
«Прогрессивное направление»
Наступил 1957 год и с ним в истории села произошли некоторые перемены. Где-то наверху решили, что колхозы уже не отвечают духу времени и что совхозы – это  более прогрессивное направление. Не долго думая, все «единогласно» вступили в совхоз «Коммунист». Вскоре оказалось, что огород, сад и пасека не рентабельны и подлежат ликвидации. Сказано - сделано. Огород перепахали, сад выкорчевали. Кстати, на месте огорода и по сей день ничего путного не растёт. Он был расположен на высоком берегу Иртыша, открыт всем ветрам и требовал ежедневного полива.
В 1957 году Александр начал свою трудовую деятельность в качестве чабана. В любую погоду с утра и до захода солнца, ему приходилось пасти отару овец в 1000 голов. Весной и осенью дул пронизывающий ветер. Летом стоял изнуряющий зной. Во время окота приходилось ещё и ночами дежурить по очереди. В одном конце кошары было отгорожено место для одиночных клеток. В каждой располагалась овца с ягненком. Но её ещё нужно было туда доставить. Хорошо, если мамаша попадалась умная и шла за ягнёнком, которого несли на руках. Некоторых приходилось буквально волоком тащить к их же чадам. К утру все  валились с ног.
 Зимой было не слаще, так как овец приходилось кормить вручную. Это уже спустя десятилетия появились погрузчики и раздатчики. Силос тогда в основном закладывали в траншеи, укрывали соломой и засыпали землёй, причем довольно основательно. Прежде чем добраться до силоса, надо было изрядно поработать ломами. После такой «зарядки»  погрузить 2-3 тонны на сани и на быках завезти это в загон. Самое обидное, что Александр фактически и в детстве не видел детства, и в юности вынужден был отказывать себе во многом. Он с завистью глядел на сверстников, которые шли в кино или гуляли с девчатами.
Цыгане
В зимнюю холодную ночь 1958 года в сторожку, где  дежурил ночью Александр, нагрянули непрошенные гости. Сейчас он смеется, вспоминая об этом случае.
– Была такая буря, что не видно ни зги. Я время от времени выходил в кошару и принимал новорожденных ягнят у овцематок. Где-то около полуночи, возвращаясь с очередного обхода, услышал шум у ворот. Подошёл поближе и к своему ужасу обнаружил непрошенных гостей.
Возле ворот толпилось несколько бородатых мужиков в полушубках. Судя по разговору, даже не русских. Позади них я заметил что-то наподобие крытых саней, откуда  доносился говор. Мужики предпринимали попытки открыть ворота. На ночь ворота закручивались проволокой, обхватывались цепью и закрывались на замок.
Заметив меня, один из них, обросший до самых глаз чёрной бородой, взволновано проговорил: «Эй, хозяин! Будь человеком, пусти ночевать! Видишь, какая погода, а мы малость заплутали!» Я что-то промямлил про свой пост, что не имею права, что хата слишком мала для стольких гостей. Но приехавших это не убедило: «Да ты не бойся, – видимо они поняли мое состояние, – мы тебя не обидим, а отдохнуть можем и на полу. Да к тому же у нас с собой дитя малое, куда мы в такую погоду?»
Я  понял, что мой отказ вряд ли бы их остановил. Да и что я мог сделать против здоровенных мужиков? Повалить ворота не составило бы моим гостям  большого труда. Когда они расположились в комнатушке, то оказалось что там ступить некуда. Это были две цыганские кочующие семьи. Несколько мужиков,  женщины с детьми, а у одной из них на руках  еще грудной ребенок. У меня на сердце заскребли кошки. Ведь репутация у этого народа, мягко говоря, не идеальная. Цыганам ставили в вину не только воровство, но и разбои, убийства и похищение детей. Я по-настоящему запаниковал, ведь периодически нужно делать обход в кошаре, вылавливая окотившихся овец.
 Между тем они шумно обсуждали дорожные происшествия, устраиваясь на ночлег прямо на полу. Ребятишки вскоре угомонились, да и взрослые тоже, видать дорога выдалась нелёгкая. А у меня вертелась только одна мысль, пока я в кошаре, а на это уходило больше часа, они могут «смотаться», прихватив с собой не только пару мешков овса, но и несколько овец. И тогда ищи ветра в поле! А если я попытаюсь это пресечь, то мне несдобровать, могут и «грохнуть». Вот такие фантазии разыгрались той ночью. Вернувшись с очередного обхода, я прежде чем войти, осторожно заглянул в дверь. Все мирно спали, покряхтывая и постанывая во сне, младенец пристроился к материнской груди.
 Как ни длинна зимняя ночь, но и она кончается. Едва начало светать, старший скомандовал: «Подъём!», – и все зашевелились. Мужики пошли запрягать лошадей, женщины принялись одевать и кормить ребятишек. И вот ночные визитёры собрались ехать. Я никогда не забуду слов благодарности, идущих от чистого сердца. По их словам выходило, что я спас их чуть ли не от неминуемой гибели. Милые, наивные люди! Если кто-то из них ещё жив, я прошу судьбу не обделить их счастьем и прошу у них прощения за свои подозрения. Но это сейчас, а тогда  после их отъезда я не находил себе места и все беспокоился: «Не пропало ли чего?»
Пропажа отары
Год 1958 памятен для  Александра не только встречей с цыганами. Однажды он находился вместе с отарой на отдалённом пастбище в 30 км от деревни в степи. В одну из ночей отара повалила загон и ушла. Как известно, овцы очень пугливы. А ночью тьма кромешная! Саша спал в балагане – это  небольшое углубление в земле, крытое жердями и сеном. Разбудил его треск рухнувшего загона. То, что отары нет, он понял сразу, обнаружив валяющиеся щиты, из которых был сделан загон. Поймав и оседлав лошадь, он обыскал все вокруг, но отары так и не обнаружил.
Пришлось вернуться в балаган, полагаясь на народную мудрость, что утро вечера мудренее. До утра глаз так и не сомкнул: «А вдруг отара не найдётся?».  Едва начало светать, Саша вновь оседлал коня и отправился в путь. Каково же было ликование, когда он обнаружил отару буквально в ста метрах от загона. Овцы спокойно отдыхали. Он готов был поцеловать каждую из них. Все хорошо, что хорошо кончается.
Окрошка
В том же 1958 году судьба преподнесла Саше еще один случай,  о котором долго вспоминали. Группа передовиков сельского хозяйства, в том числе Александр, были премированы поездкой в Омск, в драматический театр. Вот это был сюрприз! Саша до этого в городе никогда не бывал, а в театре и подавно. До 1956 года немцы без разрешения коменданта не имели права свободно передвигаться. К тому же им не выдавали паспортов. Да и без денег, честно говоря, в городе было делать нечего. Правда, с 1957 года, когда колхоз  присоединили к совхозу «Коммунист», работники стали получать зарплату, но не столь обильную, чтобы разъезжать по театрам.
 Это был подарок судьбы. Саша сидел, вжавшись в кресло, гладил шершавыми от работы руками красный бархат обивки, а душа его была там, на сцене. Великолепие и блеск театра сразили его наповал. Но вот занавес опустился и наступил антракт. Народ повалил в буфет. Саша почувствовал, что ему тоже не мешало бы подкрепиться. Пристроился в очередь и решил, что люди будут заказывать, то закажет и он. Многие брали окрошку и пиво. И он взял себе то же самое. Сел за столик, подвинул к себе тарелку и к своему ужасу обнаружил, что окрошка – это мешанина из картошки, колбасы, огурцов, яиц и зелёного лука. Да к тому же ещё и холодная.
Негодованию его не было предела: «Вот сволочи! Если человек из деревни, то его можно всякой бурдой кормить!»  Конечно, вслух он этого не произнёс, но расстроился не на шутку: «Деньги-то пропали!»  Если бы Саша был в состоянии оглянуться вокруг себя, то с удивлением бы обнаружил, что его соседи с удовольствием уплетали эту так называемую «бурду». С пивом тоже конфуз вышел. С первого же глотка его чуть не вырвало и он с возмущением вышел из-за стола. Дело в том, что до сих пор Александр ни окрошки, ни пива не пробовал. Работал в их группе знатный механизатор – Иван Вагнер. Так он ещё много лет в шутку поддевал Сашу: «Ну что, Александр, поедем в Омск окрошку есть?» 
Сестра Отилия
Проработав чабаном два года, Александр решительно заявил матери: «Всё, мама , я больше не могу!». Последующие годы, вплоть до службы в армии, он перепробовал множество работ.   
Мать и сестра в это время работали свинарками. Работа тяжёлая, приходилось всё делать вручную. Наверное никто не возьмётся подсчитать, сколько вёдер корма и навоза переворочали они за эти годы. Сашина сестра, Отилия Краус, была даже премирована в 1955 году поездкой в Москву на ВДНХ.  В сороковые – пятидесятые годы, труд  в животноводстве был воистину каторжный. Да и в последующие десятилетия механизация и автоматизация в животноводстве оставались лишь красивыми лозунгами.
Сестра, к тому же, родила шестерых детей, так сказать, «без отрыва от производства». Правда, первенец умер в возрасте одного года. Зато пятеро дочерей подарили, ей десять внуков. Сестра, работая дояркой, стала одной из лучших в районе. В 1985 году по состоянию здоровья  была вынуждена оставить работу. На одну зарплату мужа было очень трудно прожить. Поэтому держали дома коров, свиней, птицу. Вся эта живность требует корма. Так вот осенью на каждого работающего и пенсионера выделялось энное количество фуража, сена и соломы. Так как сестра не работала и не являлась пенсионеркой, то ей не полагалось корма для своей живности. Хорошо ещё, что ее  муж-шофёр получал свою долю. И так в течении двух лет. Оформившись на пенсию, сестра стала получать корма на общих основаниях, снова став полноценным человеком.
Мама
Мать Александра, Екатерина Штракбайн, сменила позже свинарник на ферму. Она обслуживала 15 коров, казалось бы не много. Но сколько корма нужно разнести по яслям, если каждая бурёнка съедает за день 30 кг силоса, 2 кг сена, 4 кг соломы, плюс концентраты, соль. К тому же нужно ежедневно очищать кормушки и выносить отходы на улицу. Кроме этого необходимо регулярно выпускать коров на прогулку, после чего снова привязывать и чистить их скребницей. Коров нужно было ежедневно доить три раза вручную. Утренняя дойка начиналась в пять часов, значит подъём в четыре, а то и раньше.
Интересно, какая «светлая голова» выдумала трёхкратную дойку, а утреннюю обязательно в пять часов? Если бы удой зависел от частоты дойки, то целесообразно было бы доить коров каждый час. Вот потекли бы молочные реки! К счастью, до этого никто ещё в цивилизованном мире не додумался.
Забегая вперёд, нужно сказать, что уже живя в Германии, Александру приходилось общаться с местными фермерами. Доят они своих бурёнок дважды в сутки и притом не раньше 6-7 часов утра и не позднее 5 часов вечера. Притом надои получают по 7-9 тысяч литров на бурёнку в год.
 Для получения пенсии Екатерине Штракбайн  нужно было подтвердить свой рабочий стаж. Пришло время идти на пенсию, а у неё даже трудовой книжки нет. В общем, с горем пополам, удалось доказать, что без малого 40 лет она не «баклуши  била», а честно зарабатывала свой хлеб насущный. За это самое справедливое в мире государство отстегнуло ей от щедрот своих аж целых 18 рублей! Как оно, бедное, только не разорилось! И это за сорок лет изнурительного труда. Вот так понимался принцип социализма: от каждого по способности, каждому – по труду. Правда, постепенно, с годами, ей стали понемногу добавлять к пенсии, будто кто-то невидимый, стоя за углом, наблюдал, как бы не переборщить.
Армия и семья
С 1960 года Александра начали таскать по медицинским комиссиям на предмет определения его пригодности встать под ружьё. Наверное, он не очень подходил под определение «бравый солдат».  Находили даже  дефект в работе одного из сердечных клапанов. Наконец в 1964 году, когда ему уже исполнилось 23 года, Сашу призвали на службу в ВСО, проще говоря в  «стройбат». Попал он в подмосковный городок Фрязино, где без отпуска и прослужил три года.
После демобилизации Александр довольно долго болел и ему приходилось часто ездить в Омск в областную клинику. Улучшения не наблюдалось и он почти потерял веру в выздоровление. Но однажды на автовокзале встретил девушку и понял, что должен и будет жить дальше. Саша начал писать ей письма в стихах и в 1968 году они поженились. Жена работала дояркой, а он бригадиром. В 1969 году у них родился первый сын. В том же году они построили первый дом.
 В 1982 году Александр заочно окончил Зооветеринарный техникум. В их семье к этому времени уже было шесть детей. Старый дом стал маловат и для их семьи из девяти человек построили новый.
Переезд в Германию
Решение о выезде далось нелегко. Две дочери с семьями уже несколько лет жили в Германии и настойчиво звали к себе. Александр родился и прожил всю свою сознательную жизнь в одном селе. Проработал в одном хозяйстве сорок лет и с гордостью бил себя в грудь: «Я – сибиряк!» Но в 1998 году переехал в Германию ради будущего своих детей, так как в ближайшей перспективе в России оно не просматривалось. Жизнь на новом месте, особенно в зрелом возрасте, дается не просто. Необходимо время, чтобы привыкнуть и пустить корни.
Мысленно человек волей неволей возвращается к тем местам, которые покинул и к тем людям, с которыми его свела судьба. Через год Александр пишет письмо оставшимся землякам:

«Дорогие мои земляки!
Дай вам Бог пережить лихолетье.
Я надеюсь: нашествию тьмы
Нету места в грядущем столетье.
Я надеюсь: забрезжит рассвет
Над родною сибирскою далью.
Дай вам Бог вместо всяческих бед –
Все, что в жизни вам всем недодали.
Отбушуют ненастье и зло,
Вновь потянет весною и лаской,
Я хочу, чтобы в Завтра окно
Каждый глянул без всякой опаски!

 


Рецензии
Ирина! Хорошо описали судьбу Александра, историю жизни своих родных. Это очень важно!
С уважением,

Анастасия Павлова-Драчёнова   13.11.2021 14:43     Заявить о нарушении
На это произведение написано 77 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.