Амос Долев. Свой среди чужих

...Амос Долев, чьи близкие пережили Катастрофу, был первым и долгое время единственным израильтянином в Институте Гете, который открылся в Тель-Авиве в 1979-м году при поддержке министерства иностранных дел Германии. Уроженец Израиля, выросший в Голландии, представитель двух ментальностей, говорящий на нескольких языках, никогда не забывал о нацистском прошлом Германии, но готов был сотрудничать с Германией другой - послевоенной.

Тогда Амос и представить себе не мог, что однажды в его жизни случится еще и Россия, со всеми ее снегами, куда он отважится приехать в начале лихих девяностых со своей «русской» женой и крошечным сыном Ваней.

От Москвы у него осталось странное ощущение. Ему показалось, что этот город не приспособлен для жизни людей.

- Я был там с двухмесячным сыном и не мог поместиться с детской коляской ни в одном лифте! – восклицает Амос и добавляет. – Зато я встретился с родными и друзьями Катеньки, и мне было с ними на удивление легко!

«СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ» И НЕМНОГО ИСТОРИИ

Поначалу Амос Долев был первым и единственным израильтянином в Институте Гете, затем появились и другие. А в самой Германии этот культурный центр появился еще в начале 1950-х. После войны министерство иностранных дел стремилось улучшить пошатнувшийся имидж немецкой нации за счет культурных связей с другими странами. И если нацистской Германии мир завоевать не удалось, то новая Германия довольно успешно продвигала в нем свои культурные проекты. Иностранные граждане изучают немецкий язык  в 92 отделениях Института Гете и участвуют в различных культурных проектах Германии.

А вот в Израиле Институт Гете обосновался довольно поздно, только в 1979-м году – первое его отделение открылось в Тель-Авиве, второе вслед за ним - в Иерусалиме.  И вот почему. До 1965-го года у Израиля не было дипломатических отношений с Германией, да и после установления оных у многих израильтян было предубеждение против Германии.

Поначалу Институт Гете обслуживал исключительно выходцев из Германии, для которых немецкий был родным языком, но постепенно сюда потянулась и израильская молодежь. Если учесть, что сюда постоянно приходят на уроки немецкого более пятисот учеников  в возрасте от 20 до 30 лет, неудивительно, что большая часть сотрудников Института Гете – учителя.

Ко всему сказанному следует добавить еще несколько важных деталей: Германия и по сей день остается одним из лучших европейских партнеров Израиля в области торговли; более 15 тысяч молодых израильтян постоянно живут и работают в Германии, а среди сотрудников Института Гете в Израиле уже появились выходцы из Германии, репатриировавшиеся в последние годы.

Институт Гете сотрудничает с израильскими музеями, синематеками, галереями искусств. Располагает большой библиотекой с книгами на немецком и иврите; собственным кинозалом и хранилищем фильмов о Германии, в том числе - исторических, которые часто прокручиваются в школах и городских синематеках.

В отличие от других центров по культурным связям, существующих при посольствах европейских стран, Институт Гете обладает независимым статусом, получая целевой бюджет из министерства иностранных дел Германии. Руководители послевоенной Германии довольно быстро поняли, что для улучшения испорченного нацистами имиджа страны лучше использовать неформальные средства, народную дипломатию, когда в роли послов доброй воли выступают люди творческие, ведь язык искусства интернационален и понятен всем.

Между прочим, в свое время в Израиле обсуждалась идея создания подобного независимого израильского культурного центра Бялик для укрепления культурных связей и улучшения имиджа нашей страны за рубежом, но дальше разговоров дело не пошло. А жаль.

...Амос Долев работает в тель-авивском отделении Института Гете со дня его открытия вот уже 24 года, руководит отделом культурных связей. В том, что между современными немецкими и израильскими писателями, художниками, режиссерами и дизайнерами установились творческие связи, есть и его заслуга. Многие фестивали и выставки прибывают в Израиль прямиком из Берлина. Несколько лет назад немецкий режиссер Хаусман поставил в театре «Гешер» спектакль по пьесе Шиллера «Коварство и любовь». В прошлом году в Израиле вышла на иврите антология лучших современных немецких пьес, многие из которых уже поставлены израильскими режиссерами авангардных театров. В Музее дизайна в Холоне недавно открылась выставка европейских дизайнеров, привезенная из Германии, в которой участвуют и 19 израильтян; в Тель-Авиве - выставка истории стульев; в тель-авивском музее – выставка немецких книг, получивших призы за лучшее оформление; в Синематеке прошел фестиваль фильмов молодых немецких режиссеров. Осенью в Израиле состоится биеннале немецкой литературы с участием современных писателей из Германии.

В истории об Институте Гете не обойти тему Катастрофы. Оказывается, здесь нередко проводятся культурные мероприятия для выживших в Катастрофе, правда, с каждым годом на них приходит все меньше людей, ведь большинству из них уже за 80...

Самое время сказать о том, как уроженец Израиля Амос Долев, чья семья пережила Катастрофу, преодолевал психологические барьеры, переступив более двадцати лет  назад порог Института Гете в первый раз:

- В свое время я учил немецкий, читал, писал, но практически не говорил на этом языке. Мое детство прошло в Голландии, а голландцы в Германию тогда не ездили, - вспоминает Амос. - Когда я пришел работать в Институт и начал общаться с немцами, то очень быстро почувствовал, что это уже совсем другая Германия – одна из самых дружественных нам европейских стран. И современные немцы, при том, что принадлежат уже к третьему и четвертому послевоенному поколению, сознают ответственность Германии за ее прошлое.
Вопрос прошлого Германии для меня очень важен, - продолжает Амос, - моя мать прошла через концлагерь, но она, в отличие от других, не замкнулась в своих переживаниях и живет полноценной жизнью. Я знаю, что некоторые израильтяне продолжают ненавидеть все немецкое: эта чувствительность по отношению к Германии, она сохраняется до сих пор сохраняется. Если я получаю гневное письмо от выходца из Германии, возмушенного шутками на тему Катастрофы в пьесе немецкого автора, и я его понимаю. Но я знаю и то, что молодая израильская публика принимает эти шутки. Голландцы большие моралисты, они могут сказать, что принципиально ненавидят немцев, но при этом с удовольствием поедут путушествовать по Германии.

«СВОЙ СРЕДИ СВОИХ» И НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ

Амос родился в Иерусалиме. Отец, офицер ВВС, погиб в 1952-м, еще до его рождения. Мать Амоса, репатриировавшаяся в Израиль из Голландии в 1949-м, вернулась на родину, когда ему не было еще и пяти лет. После гибели мужа она вышла замуж второй раз и родила дочь Двору.

- У меня было прекрасное детство: отчим и мама меня очень баловали, были сторонниками либерального подхода к воспитанию детей. И в мире многое тогда изменилось: молодежные бунты в Европе 1960-х, Шестидневная война, демократизация школьных порядков. Мое детство пришлось на очень интересное время.

Что же касается других членов семьи..., - продолжает Амос. - Дедушка и бабушка по отцовской линии репатриировались в Израиль из Голландии еще в начале 1920-х. Сначада дед работал в компании по прокладке главного водовода, потом был инженером на заводах Мертвого моря, а начиная с 1950-го – общественным профессором в Хайфском технионе. Бабушка в 1920-е годы основала кухню для рабочих, которые строили страну. Мой дядя, который, как и отец, вырос в Израиле, впоследствии воевал против Роммеля в Африке.
Маме удалось выжить в концлагере Терезиенштадт. Она с моей сестрой живет в Амстердаме, а я уехал оттуда в Израиль в 1970-м - с группой ребят из еврейского движения «Шомер ха-цаир». После войны Судного Дня, когда политический климат в Израиле изменился, многие члены нашей группы вернулись в Голландию, а я остался. Правда, не думал, что на всю жизнь. Для меня это было что-то вроде приключения....Но когда в 1980-м появилась возможность поехать учиться в США – мне давали там стипендию, я снова решил остаться. Мои дедушка и бабушка жили здесь, а я, хоть и вырос в Голландии, был очень привязан к деду.

Жизнь моя в Израиле была самой обыкновенной, как у любого израильтянина. Жил в киббуце, служил в армии – сначала в дивизии Голани, потом в ВВС. Много лет ходил на резервистские сборы. Учил историю в Хайфском университете и паралельно на летчика. Водил самолеты от разных компаний, включая Эль-Аль, пока в 1997-м году у нас с Катей не родился Ваня. Когда у тебя есть сын, ты уже не можешь позволить себе рисковать жизнью.

НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ЛЮБВИ

- Нам срочно нужен был хороший переводчик, - вспоминает жена Амоса – Катя Сассонская. - Мы уже поменяли пятерых, а толку не было. При нашем театральном безденежье мы пытались всех, кого можно, заставить работать на себя бесплатно. Я слышала об Амосе от нашего актера Марка Иванира. Я почему-то была уверена, что увижу грузного толстого немца, и когда передо мной предстал худощавый красавец с пышной копной волос, похожий на принца, и сразу в него влюбилась.

Я человек ироничный человек, могу кого-то обидеть невзначай и даже незаметить. Амос научил меня щадить самолюбие людей, которые более чувствительны и ранимы.

Мама и сестра Амоса – такие же «балаганистки», как я. Может, потому он и стал педантом: должен же кто-то в семье следить за порядком! –смеется и добавляет уже серьезно. - После того, как мы стали жить вместе, жизнь Амоса очень изменилась. У нас открытый дом, где постоянно бывают русские, говорящие на незнакомом ему языке. А когда у нас гостят мама и сестра Амоса, то за столом нередко звучит голландская речь. Ко всему можно привыкнуть.
Мой отец родом из Одессы, скрипач, учился в знаменитой музыкальной школе у самого Столярского. Ваня теперь играет на скрипке, которую Коган подарил моему папе. Я закончила театроведческий и аспирантуру в ГИТИСе, работала в Бахрушинском музее, писала статьи для театральных журналов.

Когда мне пришло время рожать, Юдит Камхи (кто она?) поспорила со мной на две тысячи долларов, что русские женщины всегда кричат, когда рожают. Я потом папе операцию сделала на эти деньги, - смеется.

НЕОЖИДАННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

- «Русские» для меня – это израильтяне, говорящие с русским акцентом, - улыбается Амос. - А с Катей мы познакомились так. Однажды моей секретарше позвонили из «русского» театра и сказали, что им срочно нужно помочь разобраться с текстом на немецком. В «Гешере» тогда ставили спектакль «Адам бен-Келев». «О, кей, - подумал я, - для этого есть библиотека, а я не готов бросать ради них все дела». И вдруг снова звонок. Это была Катя. Она безапеляционно заявила мне по-английски, что я немедленно должен прийти и помочь им с перевдом, тем более, что их здание находится недалеко от нашего. Мне это показалось странным - какая, однако, наглость! – и в то же время заинтриговало: что же у них там, интересно, такое происходит, ради чего они идут напролом, не считаясь с приличиями? В конце дня я сел на велосипед и по дороге домой остановился у здания на улице Нахмани и спустился в подвал, где они сидели, а мне тут же сунули в руки листы: «Переводи!» И мало того! – дали еще задание на дом, чтобы я к утру подробно написал свой перевод на бумаге. Меня подкупила их целеустремленность. Это были люди, которые работали с полной самоотдачей, на грани одержимости. И они меня, человека совсем нетеатрального, сумели заразили своим энтузиазмом. Я помог с переводом. Мои контакты с «русским» театром имели неожиданные последствия. Общался я в основном с Катей, а потом решил пригласить ее поужинать. Просто потому, что она мне очень понравилась. Только я тогда еще не понимал, насколько это будет серьезно, - Амос делает паузу и заканчивает. - Мы вместе уже 17 лет, и у нас два сына – Ваня и Филипп. У нас с Катей своя семья, а ее вторая семья – я имею в виду театр «Гешер» - тоже вынуждена была меня принять, потому что у них просто не было выбора.

ДВЕ МЕНТАЛЬНОСТИ – ПРЕОДОЛИМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

Амос знает семь языков и немного понимает по-русски. С Катей он общается по-английски, с детьми говорит на трех языках: иврите, голландском и английском.

- В Израиле есть голландская община, но я к ней не принадлежу, - замечает Амос и объясняет, - я для этого слишком израильтянин. Все, что интересует выходцев из Голландии, от меня слишком далеко. У меня нет сентиментов по поводу страны, где я прожил довольно долго – целых 14 лет. Мне кажется, что по образу мышления и поведению я, скорее, голландец, а по ментальности все же израильтянин. Классический голландец – человек закрытый. Если говорит о чувствах, то очень сдержанно, без излишних эмоций. Русские, как мне кажется, большие экстраверты в этом смысле.

Как все голландцы, я большой педант и очень методичен в работе, - продолжает Амос. - Никогда никуда не опаздываю и требую того же от других. Мой рабочий день очень жестко распланирован, и если человек опоздал ко мне на встречу, то я могу его не принять. Не выношу, когда мое время разбазаривают, - задумывается и продолжает. – А вот израильская ментальность помогает мне сглаживать острые углы, в чем-то уступать, быть более гибким. С появлением детей я стал гораздо более мягким. И еще у меня появилось чувство ответственности, которого я раньше не знал – перед семьей и детьми. Пришлось отказаться от полетов, ведь с ними связаны большие риски. Я очень либеральный отец, но с другой стороны, сознаю, что Ваня должен играть на скрипке по четыре часа в день, иначе не будет результатов. В Голландии бы сказали, что это пытка... Правда, Ваня сам решил стать профессиональным музыкантом. Ему никто этого не навязывал.

- А все же интересно, как уживаются под одной крышей голландский педантизм и русский балаган? – не выдерживаю я. – Кто же кому уступает?

- Зачем уступать? Не нужно уступать! Я требую определенного порядка и не готов что-либо менять. Вопрос – как Катя с этим мирится? – смеется.

ДОМ КАК УБЕЖИЩЕ

- Я помню много моментов – счастливых и несчастливых, - произносит Амос.  - Война Судного Дня, операция Литани – еще одна война, о которой почти забыли. Женщинам этого не понять. Война – несчастливый момент, но она все делает очень четким и ясным, когда в тебя стреляют, или когда на твоих глазах погибают друзья. Были в моей жизни и другие тяжелые вещи: смерть деда... Когда он уходил, я держал его за руку...

Счастливые моменты – это появление детей. Когда Ваня родился, я запомнил этот день во всех подробностях. Так же, как и день, когда я получил удостоверение летчика, ради которого мне пришлось очень много работать. Вобще-то я совсем не восторженный тип, и для меня счастье – постоянное состояние, я способен получать удовольствие даже от малых вещей.

Разочарования? Люди нередко разочаровывают, но ты это учитываешь и идешь дальше. В силу моей специальности у меня очень развито чувство истории. Я постоянно провожу аналогии, пытаясь объяснить, почему в стране, где я живу, происходят те или иные события. Меня очень разочаровывает происходящее в Израиле. В 1970-м нам, интеллектуалам, казалось, что все пойдет совсем в другом направлении, но вышло иначе. И сегодня ситуация кажется еще более неразрешимой, чем 20 лет назад. Но мы – я себя тоже причисляю – сделали это своими руками. Уеду ли я когда-нибудь отсюда? Не исключено. У меня тоже есть границы терпения. В последние годы мне не раз предлагали работу в Европе, я не поехал. Но, возможно, когда-нибудь наступит день, когда я почувствую, что не могу больше дышать таким воздухом.
С одной стороны, я счастлив от своей личной жизни и не несу ответственности за то, что происходит за стенами нашего дома. Наверное, мы можем в какой-то степени повлиять на события, но недостаточно. Одним словом, я хорошо чувстсвую себя в стенах своего дома, но меня волнует и то, что происходит снаружи. Дом – мое убежище, но внешний мир проникает в него через эту коробку – телевизор. И я уже не так оптимистичен, как раньше. Мне хочется, чтобы наши с Катей дети жили в справедливом обществе.